Сны. Корнет

Глава 11

— Так что же с Ростовцевым, Максим Григорьевич? — напомнил подпоручику Плещеев.

— С Ростовцевым? Спрашивал, куда вы запропастились, не знаю ли я, — кивнул Гордеев.

— Да? А вы разве знали? — удивился Юрий.

Подпоручик хмыкнул:

— А чего тут знать-то? Намедни к вам казачки заезжали. А, как известно, вы в том бою казаков кабардинских здорово выручили. Да и потом, видели вас, что вы на тот берег Подкумка переезжали. А там что? Кабардинка. Это же Пятигорск, Юрий Александрович, тут все друг друга знают и встречаются по три раза на дню. Так что невелика тайна-то была — поехали в гости к казакам.

«Х-м-м… логично!».

— Вот Ростовцев и передал мне, что как вернетесь, чтобы его нашли непременно, — продолжил подпоручик.

— М-да… интересно, зачем я ему понадобился? — поскреб щетину на подбородке корнет.

— Тоже никакого секрета сие не содержит! — пожал плечами подпоручик.

— Вот как? И что же вы думаете по этому поводу? — сосед продолжал удивлять Юрия здравостью рассуждений.

— Ротмистр Ростовцев вот уже какую неделю не вылазит по вечерам из дома графини Воронцовой. Говорят, к той племянница приехала. По словам господ офицеров — редкой красоты фемина. Ростовцев…

— Зачем там Ростовцев — понятно! Зачем я Ростовцеву? — не совсем вежливо перебил Гордеева корнет.

— Юрий Александрович! В гарнизоне обсуждают, какие замечательные песни вы пели в лазарете, а потом и в штабе. Так что… не погрешу против истины, если скажу, что Ростовцев решил затащить вас на очередной вечер для развлечения собравшихся. Тем самым — заработать положительные очки у племянницы графини.

— М-да? То есть я там нужен в роли цирковой обезьянки? — сморщился Плещеев.

— Ну зачем вы так, Юрий Александрович? — удивился подпоручик, — Чем плохо заслужить известность в нашем городском обществе. К тому же… там собираются очень приличные люди. И дамы-с…

Юрий хмыкнул:

— Вот как раз-таки желательно попасть в общество дам… не совсем приличных. Или вовсе — неприличных!

Гордеев густо покраснел и пробормотал:

— Я вас понимаю, корнет. Опять же — эти ваши гусарские замашки. И даже где-то… согласен с вами, но…

От ворот послышался голос Некраса:

— А вот и я, ваш-бродь! Пиво свежайшее, как мне пообещал тот халдей в ресторации. К нему имеются колбаски и тушеная капуста. Сейчас я коней определю и возьмусь вам ужин готовить.

— Максим Григорьевич! Не желаете составить мне компанию? — обратился к подпоручику Плещеев.

Из памяти корнета следовало, что отношения с Гордеевым у него были хорошие. Но — не приятельские и уж совсем не дружеские. Это когда приличные люди вынуждены делить одну жилплощадь, доброжелательно общаются, но не более. Они вообще виделись нечасто: подпоручик все больше пропадал на службе в артбатарее; Плещеев, как сказали бы в будущем, не вылезал из командировок. За прошедший год они несколько раз поужинали вместе, пару раз поиграли в шахматы. Разговоры — ни о чем, какие-то обсуждения местных новостей. Ах да! Гордеев еще несколько раз брал у корнета гитару. Вроде бы он недурно играл, и Плещеев даже слышал пару раз — что-то напевал.

Известно также было и то, что Гордеев ведет довольно замкнутый образ жизни по причине изрядно стесненных финансовых обстоятельств. В общем-то, так он и стал соседом Плещеева.

Гордеев задумался, потом согласился:

— У меня по случаю имеется бутылочка неплохого вина. Если вы не против…

— Давайте вино оставим на следующий раз. Сегодня у нас на ужин баварские сосиски и тушеная капуста. Согласитесь, что к такому блюду более подобает именно пиво!

После съеденного и выпитого Плещеев изрядно расслабился, сделался сонен и вял. А вот подпоручик как-то неожиданно захмелел, что привело к тому, что он стал меньше смущаться, оживился и разговорился.

Как оказалось, Грымов не преминул напеть на батарее новую песню, услышанную от Плещеева. Офицеры удивились, но и обрадовались: песня про артиллеристов понравилась всем. Грымов же и рассказал об успехе нового «пиита». В довольно тесном и замкнутом мирке пятигорского офицерства новости разлетались быстро.

Вот Гордеев и попросил Юрия познакомить с его произведениями. Настроенный добродушно, корнет не отказал. Подпоручик оказался изрядно подкован в музыкальном плане, писал ноты, что называется, «с листа». А потом и сам довольно успешно, поглядывая в блокнот Плещеева, исполнил их. Корнету лишь пару-тройку раз пришлось поправить соседа.

И голос у Гордеева оказался очень недурен. Мелодичный, какой-то нежный, бархатный, более подобающий женщине.

«Да он вообще, Максим этот, аки херувим! С белой, матовой кожей и румянцем на щеках, кудрявыми русыми волосами. И черты лица правильные. Как там в старом фильме сказал Кутузов: «А девкой был бы краше!». Такие субъекты, как правило, нравятся женщинам постарше. Те их под крылышко стараются взять. А что несколько закомплексован? Так понятно же почему. Денег нет, нищ, яки церковная крыса! Отсюда — комплексы, затворничество и желание поглубже погрузиться в службу!».

Разлив последнее пиво по кружкам, Плещеев хмыкнул про себя и решил наглеть:

— Скажите, Максим Григорьевич… Вот вы на год больше меня тут прослужили. Так же как и я, человек молодой, а значит… определенные терзания присущи и вам. Вы понимаете, о чем я?

Гордеев немного задумался и покраснел.

— Да-да… Именно! Как вы решаете этот вопрос? — кивнул Плещеев.

Артиллерист вздохнул, посмотрел в свою кружку, потом залпом допил пиво, икнул, извинился и ответил:

— Видите ли, Юрий Александрович… Думаю, вам понятны причины моего вынужденного затворничества. Да, я… небогат. Впрочем — чего там? Я крайне ограничен в средствах, потому не могу волочиться за дамами, как это делают многие офицеры.

— И какой же выход вы нашли в данной ситуации? — «Про самоудовлетворение — не будем, здесь что-то другое. Иначе бы он вспылил!».

— Один раз в месяц, после получения жалования, я могу себе позволить… посетить бани Оганесяна.

«Опять все тот же Оганесян!».

— А почему Оганесян, а не салон мадам Жози?

Подпоручик хмыкнул:

— Неужели непонятно? За три рубля я наслаждаюсь обществом красивых… ладно, пусть будет — симпатичных дам и к тому же — оказываюсь в прекрасных банях.

«Опять логично!».

— И что? Там действительно настолько хорошие бани? — поскреб подбородок Плещеев.

— Отличные! Вот, к примеру, там — отличный цирюльник. Бреет так, что впору уснуть от неги. А банщик какой? Разомнет, что кажется — заново родился. Несколько видов терм, бассейны. Ну и… этуали.

— Х-м-м… а последних вы как выбираете?

Подпоручик снова густо покраснел:

— Выбрать их можно… Но я… стесняюсь. Потому предпочитаю приглашать девушек по рекомендациям.

— Вот как? А кто же их рекомендует? — удивился Юрий.

— Ну… на батарее, бывает, офицеры выпивают. Вот… из разговоров.

— Как соберетесь, пригласите меня с собой? Хочу составить вам компанию, — «Все-таки нужно опробовать, если рекомендуют!».

Подпоручик согласился, что хорошая компания — дорогого стоит.

Плещеев вернулся к мысли об обустройстве места своего проживания. Дал команду Некрасу, чтобы он, в свою очередь, разузнал о местах, где можно недорого купить мебель, можно не новую, но в хорошем состоянии. Или же заказать новую у хорошего мастера. Недорого, опять же!

Прикинул, что он бы хотел, попытался представить: рабочую зону с секретером, креслом или хорошим стулом; столик для приема пищи с парой стульев; и, конечно же, нормальную кровать. Чтобы и самому можно было комфортно спать, ну и… в случае, если все же гостьи появятся, возможно было… трампам-пам!

«Хотя… сложно себе представить даму, которая в это время решится пойти в гости к мужчине, зная, что у него за стенкой находится денщик, а чуть далее — еще один офицер. То есть — никакой приватности. Но… пусть будет! А вдруг? М-да… складную ширму еще нужно. Потом — зеркало обязательно. Или тогда уж — туалетный столик? Да не… это же только в будуарах дам ставят. Или мужские будуары тоже бывают? Как говорила одна вздорная девочка: «Ничего-то ты, Мишка, не знаешь!».

Городок все же был невелик, и уже через несколько дней Некрас представил данные, что в некоторых домах по различным причинам распродают мебель. И через две недели его комнату было не узнать!

«Немного тесновато получилось. Или нет? Но куда как уютнее и функциональнее, чем было!».

Только вот кровать пришлось заказывать отдельно. Все местные почему-то старались сделать кровати повыше, чуть ли не в пояс. А зачем? Потому мастер, которому Юрий накидал набросок того, что ему нужно, почесав затылок, сказал:

— Так вы бы, ваше благородие, так и сказали, что вам кровать нужна, как у ногайцев! У них принято такие в юртах ставить. В тех, что побогаче…

«М-да? А я бы назвал ее больше похожей на японское татами! Ну да ладно!».

Столяр же и посоветовал, где заказать жесткий матрас из конского волоса, а поверх него — матрас из тех же «маралок», про которые говорил Ефим.

«Рогоз! Точно — рогоз, так его правильно называют!».

А еще и пару подушек больших, и россыпь маленьких, плотных и довольно жестких. Спать на том недоразумении, которое у него было раньше, Плехов не хотел. У узкоглазых кочевников, которых здесь всегда было много на рынке, он прикупил и одеяло из верблюжьей шерсти, легкое, но, как уверяли, очень теплое.

«Хм… только вот цвет покрытия этого одеяла — как и любят эти народности — ярок до безобразия. С одной стороны — ярко-алый атлас, с другой стороны — не менее яркий желтый цвет ткани помягче, поуютнее. Байка, что ли? Но другого — не было. Все остальные были… х-м-м… совсем уж какие-то невзрачно серо-коричневые!».

Решил, что прикроет это «буйство красок» добротным, но куда более нейтральным по цвету пледом — тоже из верблюжьей шерсти.

Кроме этого, а скорее, в первую очередь Плещеев решил заняться собой!

Корнет был молод, с детства не избалован излишествами: пансион, потом — Кадетский корпус, далее — полк, а затем — Школа прапорщиков и юнкеров. Везде, кроме пансиона скупого до изумления немца, кормили сносно, но без деликатесов. Пища была простая и в нормальных количествах, но и гоняли его повсюду — будь здоров! Поэтому никакой рыхлости и уж тем более полноты не было, но тело показалось Плехову недостаточно подготовленным к армейской жизни, тем более — в условиях перманентной войны здесь, на Кавказе. Если ноги были мускулистыми, задница — крепкая, набитая о седло при многодневных и постоянных поездках, спина — тоже вполне, то вот плечи хотелось бы пошире, да и грудные мышцы — явно подкачали. А потому — занятия, упорные занятия!

Проехав с Некрасом по окрестностям, переговорив с более опытными людьми, он определил одну дорогу по направлению к Ставрополю, где можно было не бояться неожиданного нападения. Там и тропа в лес была удобная, и полянка с родником нашлась. Для чего и почему? Да все потому, что Плещеев, как истинный кавалерист, не очень дружил с пешими прогулками, и уж тем более — с бегом. А бег — это же не только крепость ног, но и здоровое сердце, хорошие легкие, да и вообще — общее развитие организма.

«Интересно! А организм Плещеева еще растет или уже нет? Со временем посмотрим!».

Некрас отнесся к этому, как к очередной блажи молодого офицера, но вынужден был терпеть!

— Что ж вы, ваш-бродь, тут по утрам бегать будете? Один, по лесу? А ну как что? — крутил головой и морщился денщик.

— Выезжать из города я буду на коне. Это уж за окраиной — бегом. На коне будут кобуры с пистолетами и штуцером, сабля. Что не так? Почему ты спрашиваешь? Неужели у вас в полку гимнастики не проводилось?

— Да был у нас один офицерик молодой… Все что-то такое придумывал. Для рекрутов опять же… но там же все больше занятия на бревне или на бочке, как для кавалеристов. Чтобы бегать — этого я не слышал…

Потом они с Некрасом там же, на рынке, что денщик уже знал как свои пять пальцев, купили две пары татарских ичигов на шнуровке: одни, с голенищами повыше — для комплекта горской одежды, а другие — короткие, как берцы будущего — для занятий и тренировок. Только Плещеев категорически отказался от богато расшитых бисером и другими узорами разноцветными нитями моделей — только простые, черные, предельно функциональные и с небольшим каблуком. Кроме этого, купил корнет и зимние сапоги с мехом, на манер монгольских, с коротко-стриженной овчиной внутри.

«У отца такие как-то были — для охоты покупал!».

Для занятий же были куплены и другие вещи: холщовые серые шаровары на завязках на поясе; простая беленая рубаха из бумазеи и короткая стеганая куртка с запахом, на завязках — все-таки тепло отступает и скоро в одной рубахе будет холодно. На голову — маленькую вязаную шапочку, похожую на еврейскую кипу. Видел Плещеев — здесь некоторые горцы такие носят.

Вырисовывался некий распорядок дня, который Юрий обдумал и утвердил сам для себя. Все это Плещеев красиво изложил на бумаге и прикрепил на стену над столом — чтобы распорядок дня всегда был на глазах и сложнее было лениться.

После утренней зарядки и гимнастики Юрий назначил себе моцион, после чего — завтрак. После завтрака полагалось некоторое время заниматься с саблей.

Потом предполагался обед. После обеда — небольшой отдых, «тихий час» — как в детском саду в реальности. Далее — снова занятия. Какие? Потом придумать можно.

«И вообще — это расписание на пока! Пока на службу не вернулся. Потом нужно будет что-то новое продумывать!».

«Черт! Метательные ножи! Я и забыл совсем, что у Каннута очень недурно выходило с ними работать! И здесь попробовать стоит. Поэтому парочку… Нет, лучше четыре ножа с ножнами и перевязью нужно как-то сработать!».

Примерно так же, как со столяром, прошло и общение с кузнецом, которому Юрий заказал четыре швырковых ножа. Не сказать было, что тот не знал о подобном, но, по его словам, заказы такие были крайне редки. Ножи вышли по типу «листа», с кольцом на противоположном от острия конце. К ним же шорник пошил и ножны. Раздельные на каждый клинок, на предплечья и бедра. После пары переделок и поправок вышло — как надо!

Первые дни Плещеева неоднократно останавливали и проверяли патрули и казачьи разъезды. Оно и правильно: не понять, кто это ранним утром едет из города, где-то пропадает пару часов в лесу, а потом — бегом, держась за стремя коня, несется назад в город. Странно? Еще бы! Но на странности и возможные пересуды Юрию было плевать — привыкнут, а свое здоровье, как и пресловутая рубаха, — ближе к телу.

«Опять учудил, сплетни и слухи по городу поползут. Оно и ладно, пусть их!».

Обустройство жилища, закупка всего необходимого изрядно подорвали бюджет корнета. Хорошо еще, что казаки все-таки привезли деньги за коней и оружие горцев. Вышло без малого тысяча рублей!

— Четыреста пятьдесят рублей — то за коней! — скрупулезно докладывал Ефим, несмотря на попытку Плещеева отмахнуться от доклада, — Остальное — за ружья и шашки.

— А что, у вас оружия не хватает? — удивился корнет, — вы его для себя брали?

— Не… — покачал головой казак, — Мы его почти всё господам офицерам распродали. Они любят все такое… изукрашенное. А у горцев тоже манера — все серебром, резьбой да бронзой покрывать. А нам самим лучше, что попроще… Вся эта красота на оружие — лишнее!

Уже уезжая, Ефим со смехом сказал:

— Тут Никитка все до меня допытывался, просил с собою взять…

— А что же не взял? — не понял Юрий.

— Да он же… он все до вас хочет! Все ему неймется те песни как-то записать да разучить!

— Х-м-м… а он грамотный или нет?

— Не… ни читать, ни писать! — помотал головой казак.

Плещеев чуть подумал:

— Ты знаешь… присылай его. Я вот посмотрел, как вы шашкой крутите, аж самому захотелось так научиться. Да и заниматься мне с кем-то надо. Он, Никитка-то, как в рубке?

Ефим почесал затылок:

— А ничего так, подходяще!

— Ну вот и присылай! Он со мной позанимается, а я ему эти песни и напою! — решил корнет.

Но на следующий день Никитка приехал вместе с Ефимом:

— Мы вот по какой надобности, ваш-бродь… Посредники эти… весть передали. Гантамировы встречу назначили по поводу шашки, стал-быть. Вы не передумали, Юрий Александрович?

Плещеев покачал головой.

— От то и добре! Предлагают встренуться неподалеку тут, верстах в десяти али двенадцати. Место неплохое, известное. Там уже не раз размены проводили — и наших пленников привозили, и ихних, дохлых, им отдавали. Там пикет наш стоит. Поляна хорошая, чистая. Кустов али леса сажен на двести вокруг нет, никто не засядет с карамультуком в засаде. Только все одно — надо поддержку иметь. Я с казачками переговорю, с десяток охотников наберем. Пусть побудут возле пикета, вкруг посмотрят. Вы тогда к нам приезжайте, как рассветет… От нас поедем. Поимейте в виду, ваш-бродь, на такое дело опаздывать нехорошо…

На следующее утро корнет с денщиком с утра пораньше уже въезжал во двор дома Подшиваловых. Встретил его Ефим и сам дед. Пока пили чай, поданный Глашей, сюда же подтянулись и другие казаки, большинство которых Плещеев не знал.

— После дела, ваш-бродь, полагается людей угостить. Я бабам скажу, чтобы стол чуть за полдень готовили.

— Скажи сколько нужно, я денег дам! — кивнул Юрий.

— Да рублей пять будет ладно!

Но корнет передал Глаше десять целковых.

Ехали сначала молча. Люди то ли не выспались, то ли погода поспособствовала: в воздухе висела какая-то мутная хмарь — дождь не дождь и туман не туман. Но потом вроде бы взбодрились, и Никитка вновь пристал к корнету со все теми же просьбами!

«А почему бы и нет?».

Плехов немного переделал слова песни, потому как полагал, что есаул молоденьким все-таки быть не может. Да и будить «вашему благородию» равного по чину, а то и старшего званием офицера — как-то…

Казачки приободрились, подтянулись ближе и прислушивались с одобрением.

Передышка была недолгой. Искоса посмотрев на доброжелательную реакцию слушателей, Плещеев завел другую:

Юрий видел, как Никитка то с досадой качает головой, то шепчет про себя слова песни, пытаясь запомнить.

Так, не заметив и как, доехали до пикета, который представлял собой небольшенькую ограду в пояс высотой, навес в одном углу, а в другом — сложенную из камней на глине небольшую халабуду с камышовой крышей.

— Здорово, служивые! — обратился к солдатам, встретившим их, Ефим, — Здрав-жлав, господин унтер-офицер! Как у вас здесь, подобру ли?

— Да все вроде спокойно! — не торопясь ответил унтер в годах, поглядывая на приехавших с настороженным ожиданием, — А вас какие дела сюда принесли?

— Да все те же, унтер, все те же! — ответил Плещеев, — Встреча у нас здесь. Сам понимаешь…

По безмолвной команде унтера солдаты подтянулись и разошлись по двору укрепления, рассредоточились.

«Опытные, видать!».

— Опять с абрегами встреча какая-то? Что ж заранее не предупредили? — с досадой спросил унтер, — Я бы послал ребят по округе, посмотрели бы получше…

— Да ни к чему это! — сказал Ефим, — Тут плохого ожидать не стоит…

Потом хмыкнул, почесал затылок, сдвинув папаху, и добавил:

— Вроде бы…

— Так вот, я и говорю — вроде бы! — цыкнул унтер, — Ладно. Чего уж теперь… Кого ждем и сколько?

— Кого — от Гантамировых люди должны быть. А сколько — бог-весть! Но посредники из замиренного аула будут. Думаю, все спокойно обойдется…

— Дай-то бог, дай-то бог! — пробормотал унтер и перекрестился, — А то Гантамировы эти… сволота известная!

Видя, как остальные крестятся, на всякий случай перекрестился и корнет. Подъехали они, как оказалось, вовремя. Не успели по трубке выкурить, как из-за поворота широкой долинки, саженях в трехстах показались конные.

— Пять… семь… десять…, - считал негромко унтер, — Робяты! Смотри по сторонам шибче!

Приехало двенадцать человек. Семеро остались верхами метрах в трехстах от пикета, а пятеро, не торопя коней, шагом двинулись вперед.

— Ну, благословясь, поехали и мы! — Ефим перекрестился, вскочил на коня.

Поехали вчетвером. По задумке Ефима Некрас с лошадьми должен был остаться метров за тридцать от места встречи. Предполагалось, что и противная сторона оставит коноводов немного загодя.

— Ты, ваш-бродь, не теряйся, гляди орлом. Они — что те собаки: страх чуют, ну и борзеть сразу начинают. Нам такого не надо, в таком случае все может и кровью обернуться. Но и на рожон не лезь, говори спокойно, но и с вежеством…

Плещеев покосился на казака, цыкнул зубом:

— Разберемся, Ефим. Разберемся!

Как и задумывалось, переговорщики остановились метрах в пятидесяти друг от друга и спешились. Двое остались с лошадьми, а трое, размеренно шагая, пошли ближе.