— Ну так что ж, казаки? Какое будет ваше решение? — Плещеев сидел за столом в доме Подшиваловых.
В торце стола, как и положено — под иконостасом, сидел глава семьи, дед Еремей Лукич. Ефим расположился напротив подпоручика. Лица у казаков были задумчивые.
Ну еще бы! Только что Юрий предложил им полечить Марию, мать Ефима и сноху, стал-быть, дедову. Предложил не просто так, он прошелся своим умением по Ефиму…
Ну, тому много времени уделять не понадобилось — молод еще казак, не успел обрасти болячками. Ранения — были, старые уже. Прошлой-то осенью Ефим не ранения получил, а так — больше порезы, которые и зажили уж давно. Но пара отметин все-таки, на теле имелась. Вот одной из них, как потом сказал казак — «свербит и свербит, ноет и ноет!», и уделил внимание Плещеев. Видна она была его уже «набитым» зрением. Снял боль, лечить серьезнее времени не было!
Потом подошел к старику.
«Так… Поясница, колени, кисти рук. Работаем!».
Такого ошеломления, как в доме графини Воронцовой, здесь не случилось. Заявление подпоручика о своем умении фурора не произвело — казаки были знакомы с легендами о «характерниках», которым было ведомо многое. Недоверие поначалу к словам гусара — да, было. Больше у деда: «Ну откуда у барина, пусть и начинающего воина, такое вдруг возьмется? Он же не казак!». Но… Сейчас оба были задумчивы.
— И как жа ета? Откуда сила сия? — уставился выцветшими глазами на Плещеева старый казак.
Юрий хмыкнул:
— А я знаю? Думаю… от бабки, грузинки той. Я рассказывал, помните? Поговаривали, что скотину она хорошо лечила, детишек иногда.
— Не…, - помотал головой дед, — Не можна так… Бабы — те чаще ведьмы. Я слышал, у грузинцев тоже бывают. А ты — молодой. Мусчина. Не могли ее силы к тебе передаться. Не то это…
— Тогда… Не знаю. Я-то думал — от нее! — развел руками подпоручик.
— М-да… Ну, то дело — десятое! Подумаю еще… Мож со стариками погутарю.
— Только про меня не надо…
— То — само собой. Об этом на майдане не кричат! Ладно… Что делать-то будем, Ефим? Позволим ваш-бродию мамку твою лечить?
Плещеев несколько удивился: тут такое предлагают, а они еще раздумывают.
— А ты, гусар, на меня так не удивляйся! — как, прочитав мысли, повернулся к нему дед, — Тут дело такое… А ну как сила твоя — от лукавого?
«Вот-те на-те, хрен в томате! Вот уж не подумал бы, что они… такие суеверные!».
Плещеев демонстративно встал, развернулся к иконам и не торопясь перекрестился.
— Отче наш, иже еси…
Начал он негромко читать молитву. Казаки тоже резво поднялись, развернулись в красный угол и забормотали вслед за ним.
«Все же правильно меня Веселовский в тот раз отымел. Как кота помойного чихвостил! А все отчего? А приперся в штаб батюшка… не знаю, как он правильно называется, но — самый главный по Пятигорску, и ну жаловаться на господ офицеров, что манкируют посещениями церкви. На штабных! Те офицеры, что в частях, они вместе с солдатами на молебен выходят. А вот штабные… Ну и в том числе прозвучала фамилия некоего Плещеева. Дескать, за полтора года лишь трижды в церкви был! Ох и огребся я — по полной! Никакие «отмазки» не прокатили! И командировки мои по первому году — постоянные и последние полгода… Пытался сослаться на ранение, да на лечение. В Тифлис опять же ездил! Но нет… отодрали со всем прилежанием! «В бани, господин подпоручик, захаживаете? К мадам Жози с приятелями своими заглядываете? То есть — время находите? А в церковь? Ну, идите-ка сюда…». Двухведерная клизма со скипидаром! Сказал бы, что с патефонными иголками, — так ведь нет еще патефона. Все легче обошлось. С перепугу аж несколько молитв выучил! Вот — пригодились!».
После совместного моления дед несколько расслабился. Ефим — тот сразу был согласный, это было видно.
— Так что надо-то, ваш-бродь? И когда начать думаете?
«Веселовский сказал, что ранее двух недель, а то и больше, в лес и в горы — не пойдем. Ждет он чего-то. Известий каких-то, что ли? То есть, две недели у меня есть. Это… четыре сеанса лечения. Мало, конечно, но… Все- помощь!».
— Тянуть не будем. Сегодня и начнем. А надо? Надо место мне… Такое — либо чтобы деревья были большие, высокие, либо… либо вон — на мост с Ефимом съездим.
— Это зачем же, интересуюсь спросить? — Еремей Лукич был любознателен.
«Или все же — не доверяет?».
— Силу, что я использую, я либо с деревьев беру… И чем старее дерево — тем больше у него силы! Либо от воды, там, где струя всего сильнее.
— А от земли что же? — продолжал пытать старик.
— У земли сила… не знаю, как сказать… тяжелая, что ли. Не хочу я ей пользоваться. С души воротит!
Старик, видно, что-то знал, ибо совсем успокоено провел ладонью по усам и бороде, кивнул:
— То так и есть… Говорили так в старину — от леса живая сила, воды текучей — черт боится. А земля… мало ли что на этой земле в старину случалось? Не все же мы знаем. Вдруг и кровь какая, да и много?
Старик еще подумал:
— Ефим! Ты с их благородием к Емелькиной роще верхами сбегай. Там дубняк куда как богат. А на мост… Будете там, на мосту, стоять у всех на глазах. Зачем? Что еще может понадобиться, Юрий Александрович?
— Больную бы в баню сводить, помыть хорошенько. Только — не парить, не дай бог еще в жар кидать начнет…
Это так Плещеев предупреждал возможный после бани приступ гипертонии.
— Ну, баню мы и так бы затопили! — кивнул старик, — Да и сами попаримся, после лечения…
Дубрава была и впрямь богатая. И не маленькая! Правда, деревья все же были поменьше, чем на найденной Юрием за Машуком поляне. Плещеев почувствовал, что деревья в большинстве своем уже проснулись и сейчас набирались сил перед тем, как выкинуть листву по ветвям. Пройдясь по лесу, подпоручик довольно быстро пополнил свой «запас». Даже жалко стало, что не может запастись впрок.
«Все-таки надо думать о каких-то накопителях. Вот, к примеру, заряжу я амулет, над которым кумекаю… Из тех, что для дам! Получается, что силу я в него вливаю? Но ведь там… очень немного ее. Мне что же — всему обвешаться этими амулетами? Как шаман какой-нибудь… Не, бред это. Нужно что-то другое! Филип тогда говорил что-то про драгоценные камни, но вот до учебы — как это делать, так и не дошло. Да и помнится мне, маг сам говорил, что не мастак в этих артефактных делах. Выходит, так и придется действовать: набрал силы, слил ее в лечение. И так — по кругу!».
На обратном пути Плещеев, чтобы не молчать, спросил у Ефима:
— А почему этот дубняк Емелькиным кличут?
Ефим очнулся от своих раздумий:
— А это в самом начале, как мы сюда переехали… Только станица образовалась. Парнишка у нас был, Емелька. Пошел он сюда желудей набрать, а его горцы зарезали. Вот, так и повелось — Емелькин дубняк…
— Ефим! — решил переговорить с казаком подпоручик, — Тут одно дельце намечается… Вот, хотелось бы мне, чтобы в нем люди участвовали серьезные, да мне знакомые…
Плещеев рассказал казаку о своем предложении Веселовскому.
Ефим задумался, почесал затылок, сдвинув папаху:
— То, ваш-бродь, не дельце… То уже самое дело! И дело, я бы сказал, весьма непростое. Как вы говорите — надо проверить полосу шириной в верст десять?
Юрий, в свою очередь, задумался, прикинул:
— Да, где-то так…
— Ага… вот я и говорю — шириной верст десять, да длиной получается, как бы не в верст сорок, да? Это дело не одного дня. И ведь надо все шито-крыто проделать, так? И все это время быть за линией. То есть, нарваться можно — как бык чихнет! Тут бы… я оченно осторожно людей подбирал. Можно, конечно, клич кинуть и молодежи набежит в достатке. Им же все подвигов хочется, да удаль свою показать. А ведь там… Сгинуть можно — не за понюшку табаку! И помощи не дождешься. Нет, казачков надо набирать охочих, но — опытных. А таких… не враз соберешь!
— А ты бы пошел в охотники? — покосился Плещеев на казака.
«Все он правильно говорит! Это только в кабинете штабном кажется — что такого? Собрались, пошли, не торопясь, нашли эти схроны… бандеровские. Потом вернулись, отдохнули, да и снова — вырезать всю сволоту! А на самом деле… Все может — ой, как непросто выйти!».
Ефим отвечать не торопился, было видно — раздумывает казак, все прикидывает — что, да как.
— А и пошел бы! — наконец кивнул он, — Только… ваш-бродь, в таком разе — я сам людей подобрал бы. Кого сам знаю, в ком уверен! Сколько надо-то? С десяток?
Плещеев снова задумался:
— Ну вот посуди сам… Сколько там этих варнаков может быть? Не два-три — это точно. Но и не сильно много, иначе не больно-то затихаришься. Думаю… десяток, может, полтора — не больше.
Ефим хмыкнул:
— Вы сами говорите, что полагаете, мабуть таких лежбищ у них может быть и три, и четыре. А значит, и шаек этих — тоже не одна. В таком разе… десятка мало будет.
— Если нас будет много — наследим, увидит кто, и толку уже не будет. А ежели по-другому выйдет? Ежели не мы на них, а уже они на нас засаду сделают? Вот и попадем как кур в ощип! Если только рейдом, полусотней по разведанным местам? — Плещеев опять покачал головой, — Не… Опять не то — визгу много, шерсти — клок!
— Давайте, я, ваш-бродь, покумекаю еще. В любом случае… пару-тройку казачков подберу, с ними посоветуюсь. Только… нам же на службу скоро.
Плещеев хмыкнул: хитрит Ефим Подшивалов! Была такая «тема» у казаков постарше — неохота уже в сезон далеко уезжать от родных домов. А то ведь — загонят куда Макар телят не гонял. На службу вокруг Пятигорска все больше оставались казаки справные, домовитые. Их можно назвать еще и «блатными» — те, у кого уже есть связи у командиров, кто и назначает, где нести службу казакам. Ну и с ленцой уже казачки были — тоже не отнять!
Ефим же, в то же примерно время, что и Плещеев — ближе к весне, получил вместо звания приказного — младшего урядника. Невелика шишка, но у казаков уже весомо. Десятком уже вполне может командовать! Но ведь это значит — подвинуть кого-то из «старшаков» на блатном месте службы.
— Со станичниками-то — не разругаешься? — засмеялся подпоручик.
Ефим тоже хмыкнул:
— Ну… то дело такое: кто успел — тот и съел. А ежели вами задуманное дельце выгорит… Там и медальку какую на грудь получить можно. А это уже дело такое… Да и те же вестовые и посыльные при штабе всегда нужны. А наша «головка» что-то в последнее время много на себя брать стала — все больше на теплые места сыновья, да внуки с племянниками лезут. Чуток подвинуть — повоняют, да перестанут!
Лечение пожилой казачки далось Плещееву непросто. Проваландался почти час, и это только боль снял. Почти снял. Можно сказать — облегчение сделал…
— Ну что, ваш-бродь…, - не выдержал Ефим, когда Юрий вышел из женской половины дома, вытирая руки после умывания.
Не отвечая сразу, подпоручик кивнул на штоф с самогоном на столе:
— Ну-к… плесни! — выпив, крякнул и закусил жменей квашеной капусты, — Все же «дымку» гнать вы не умеете! Такой тараканов морить хорошо. Научить вас, что ли?
— Вот, Юрий Александрович, мамку на ноги поставите и научите. Это она у нас все это делала. А сейчас-то… больше у соседки берем. Так что там, с мамкой-то?
Подпоручик оглядел Ефима и Подшивалова-старшего:
— Запущено все… Я пока только боль снял, и то — не всю. Прежде чем лечение проводить — нужно воспаление снять.
Увидев непонимающие лица мужчин, снова пояснил:
— Позвонки… ну — тот же скот разделываете же? Вот… позвонки, видно, сместились, ближе к крестцу, на пояснице. Вот так…
Плещеев, сжав руки в кулаки, постарался продемонстрировать, как это бывает.
— Если не ошибаюсь… При этом хрящи придавливает — боли отсюда. А там… те же хрящи нарастать начинают, и все больше болят. Так можно и до паралича допрыгаться!
Сам Плехов был ни разу не врач, знал все это настолько поверхностно, что… а как объяснить того, что и сам толком не знаешь? Вот-вот! Ни хрена не объяснишь!
— Как воспаление сниму, там получше видно будет. Может… диски на место придется ставить. Ну — как костоправы обычно делают.
«А сможешь? Да вот хрен его знает!».
— Ладно, чего там! Это дело даже не завтрашнего дня. Как уже сказал — чаще двух раз в неделю лечить нельзя. И вот еще что… Она сейчас, как боль стихнет, затеет снова по дому и хозяйству скакать, «вожжи» от баб на себя перехватывать. Так вот… Вы ей вставать особо не разрешайте. Помаленьку — можно расхаживаться. Но не во всю прыть! Бабы, они… Да вы и сами знаете — волос длинный, ум короткий. Легче стало? Вот и понесется сейчас все работу переделывать. Только хуже станет! Так что… Еремей Лукич! Ты уж не прогляди — прикрикни в случае чего…
Дед кивнул.
В бане, куда Юрий пошел последним, его уже ждала соседка Анисья.
«Вот же… шельмецы! Все предусмотрели, все подготовили!».
— Ну что, красавица… Вот ты и попалась! Это в прошлый раз я тебя ласково да нежно… драл. А сейчас-то… Жалеть не буду.
— Ой-ой-ой! — засмеялась в полутьме молодка, — Как бы еще не вам, ваш-бродь, жалиться пришлось. А то умотаю, да так, что ползком из бани выбираться будете…
Но все же Плещеев оказался прав. Через пару часов, уткнувшись лицом в подложенные руки, лежа на полке, женщина постанывала:
— Ой, божечки мои… Ох, убил, окаянный… Всю ведь истерзал-растрепал. Что же такое деется-то… Ведь не девка давно, знаю как оно и что… Но чтобы вот так? Даже не представляла раньше… Это сколько же сил у тебя, а? Ирод бесстыжий… Ох…
— А тебе разве плохо было? — хлебая степлившийся квас, спросил, усмехнувшись, подпоручик.
— Да как же — плохо? Конечно, неплохо, но ведь… Я же ходить толком дня три не смогу. Яж думала — помру совсем! Это где ж такую науку дают, чтобы вот так… сладко баб истязать? Сомлела ведь совсем я…
Плещеев пожалел женщину и погладил ее — как мог, и — где мог. Анисья быстро ожила, приподняла голову, блеснула задорно глазами в свете лучины:
— А может… еще разок, а?
Подполковник Веселовский с досадой поморщился:
— Я все понимаю, подпоручик. Да, время идет. Весна на пороге, скоро и… как вы выражаетесь, «зеленка» начнется. Но… Не могу я поставить результат такой заманчивой и интересной операции в зависимость от неопытности либо некомпетентности исполнителей! Надо подождать…
— Господин подполковник! Так вы хоть объясните — кого или чего мы ждем? — пожал плечами Плещеев.
— Кого… Отправил я депешу во Владикавказ…
— С фельдъегерем? — удивился Юрий, — Так это туда две недели, да назад — две недели!
Веселовский укоризненно посмотрел на гусара:
— Перебивать старших, господин подпоручик… И не с фельдъегерем вовсе, а голубиной почтой!
Юрий почесал затылок: он как-то и вовсе выпустил из внимания, что имеется здесь таковая.
«Вот вылетело из головы, и все тут! А ведь и голубятню при штабе видел, и ранее еще много где!».
— Так что уже через недельку жду команду одних добрых молодцев, — продолжил «начштаба», — Которые будут предпочтительнее, чем простые казаки.
— Извините, Петр Васильевич, за несдержанность. Поймите и вы меня… время идет, как вы правильно сказали. А ну как горцы начнут выдвигаться к этим своим… схронам? Наткнемся на них… А вы сами знаете — встречный бой он такой… весьма непредсказуем бывает. Сорвется все… Кстати! А что за молодцы? О ком вы речь ведете?
Подполковник, не торопясь, набил трубку, кивком разрешив то же самое сделать подпоручику.
— Жду я десяток охотников из команды капитана Васильева. Не слышали о таком?
Плещеев задумался: «Что-то мелькает в голове, но — что?».
— Это охотничья команда Нижегородского полка. Базируются они во Владикавказе. Да, может удивиться, сам-то полк возле Тифлиса стоит, а их охотнички — вот так… Вы же слышали, подпоручик, про охотничьи команды пехотных полков?
Плещеев пожал плечами, развел руки:
— Слышать — слышал, и — не раз. Но вот что они, кто они… Как-то и не вникал. Просветите, Петр Васильевич!
Веселовский с сомнением покосился на Юрия, потом хмыкнул:
— Все же я забываю, что вы на Кавказе — без году неделя. Да к тому же и из кавалерии. Ну да — ладно… Слушайте!
При каждом пехотном полку имеется некая учебная и охотничья команды. Нет, это не те учебные команды, которые расположены непосредственно по местам постоянной дислокации полков. Те — большие! Там обучают азам рекрутов. Доходят они и до тысячи человек личного состава. К примеру, нижегородцы и стоят в Нижнем Новгороде.
Здесь, на Кавказе, к удивлению Плещеева, всего-то около восьми сотен офицеров и нижних чинов этого полка. Тогда как численность пехотного полка в это время может доходить и до трех тысяч человек.
«То есть — некая сводная команда от определенного полка! Во втором сне, про разведчика в Чечне, речь шла именно о таком отряде — вроде рота, но — сводная!».
— Так вот…, - продолжал рассказ «начштаба», — Во всех полках имеются указанные команды. Учебная… то есть — уже обстрелянных солдат учат для замещения ими унтер-офицерских должностей. Как правило, большой не бывает — человек до пятидесяти, редко — больше. Но имеется и охотничьи команды…
«Что-то вроде наших разведрот!».
— И хоть у каждого полка таковая имеется… Но вот у капитана-нижегородца Васильева, на данный момент — самая толковая, боевая и опытная команда… Не сильно ошибусь, если скажу, что как бы… не по всему Кавказу.
— В таковых, полагаю, и потери большие? — задумался Плещеев.
— Не без того, подпоручик, не без того… Но вот Васильеву…
«Точно! Это же тот офицер, с которым я беседовал в том трактире… или — в чайхане, не знаю, как ее правильно обозвать! Во Владикавказе! Тот, что так на Никоненко мне показался похожим!».
— … но вот Васильеву удалось собрать у себя таких ухорезов, что… Нет, у остальных-то — тоже все больше народ смелый, но… Потери у Васильева при всем — куда меньше. С головой действуют охотнички его, с головой! И результаты всегда выдают!
— А как же… полк — там, охотничья команда — во Владикавказе, а один из десятков — следует по вашему вызову? — снова не понял подпоручик, — У них же свое начальство есть.
Веселовский покачал головой:
— Ну, в чем вы правы — полк подчиняется штабу генерала Цицианова, это верно. Но по договоренности, в рамках взаимодействия, команда предоставляет некую часть для выполнения определенных задач. К примеру, каждое лето один из десятков — под моим руководством. Возле Тифлиса — тоже пара десятков. Остальные — либо у себя на базе, либо — по отдельным задачам командования. Вот такой десяток охотников я и жду. Поверьте, подпоручик, старому служаке: десяток «васильевцев» полусотни казаков стоит! А если не казаков, то — роты пехотинцев!
— М-да… Такие хорошие бойцы? — задумался Юрий.
— И бойцы хорошие, но дело даже не в этом… У казачков тоже есть, знаете ли… есть такие хваты, что просто удивляться не перестаешь… Но здесь… Как бы вам объяснить? Они в своих десятках…
Веселовский поднял обе руки и сцепил их пальцами:
— Вот так! Они так притерлись друг к другу, что — дорогого стоит. И Васильев абы кого к себе не берет. Вообще, хочу вам сказать… Некомплект в этих командах, в полках — большой. Новобранец там ни к чему — сам голову сложит, и товарищей подведет. А уже обстрелянный, опытный солдат — сам сто раз подумает, идти ли туда. И, как правило, откажется! А вот у капитана… все немного не так!
— А что там, может быть, не так? Учи солдат, натаскивай…
Веселовский засмеялся:
— Это — правильно. Но… недостаточно.
— А что еще?
Начштаба «попыхал» трубкой, вновь ее разжигая:
— Многим начальникам и офицерам не очень-то нравится… у капитана охотники — люди зажиточные! Да и как бы не поболее, чем многие наши офицеры.
— Трофеи? — догадался подпоручик.
Подполковник кивнул:
— Не знаю уж, как Васильев договорился с полковым начальством, но… думаю, немалые трофеи у него бывают.
Плещеев задумался:
— Ладно! Это все хорошо, и привлечь к нашему делу таких профессионалов — просто здорово. Но вот у меня вопрос… А кто в поиске будет старшим?
Веселовский кивнул:
— Я давно считаю, что подпоручик Плещеев — человек неглупый! Вам вот что понять нужно, голубчик… Несомненно — поиском будете командовать вы. Иного и быть не может. Но вот… Там, в горах, я бы вам настоятельно рекомендовал прислушиваться к мнению унтера, что пришлет Васильев. Даже не так… Каждый шаг вы будете должны обговаривать, обсуждать с командиром десятка. Не потому, что я вас не ценю, вовсе нет! Вы показали себя храбрым и думающим офицером. Удачливым, к тому же… А у охотников удача — ох как ценится! Они, знаете ли, еще как суеверны! Так вот… просто в горах и в лесу… Этот унтер не только вам форы даст, но и, уверен, любому моему офицеру! Так что, голубчик…
Веселовский выпустил тонкую струю дыма изо рта, внимательно глядя на Юрия:
— Если вы не согласны…
Подпоручик вздохнул:
«С одной стороны, часть возможных преференций как единственного командира операции — пролетает мимо. С другой стороны… С другой стороны, опытный унтер… Не помешает. Или… помешает? Ладно! Будем думать, что предостережет от явных глупостей!».
— Согласен, господин подполковник…
— Ну вот и славно! — было видно, что Веселовский успокоился, — Я надеялся на ваше благоразумие и понимание, Юрий Александрович, и — не ошибся! А то, знаете ли, молодые офицеры в большинстве своем так хотят отличиться, показать себя, что подчас совершают такие глупости, что потом горько… Горько и им на родину письма писать и солдат хоронить в больших количествах. Так что… Рад, господин подпоручик! Весьма рад!