Сны. Корнет

Глава 18

В музыкальной зале общество разделилось: меньшая часть, а это все были мужчины зрелые — разместилась в углу за столик играть в фараона, либо наблюдать за игрой; дамы постарше расселись по диванчикам, приготовившись вкушать удовольствие от игр молодежи; молодежь же… К удивлению корнета, сюда вошли и Евгения с подругой, и Лизонька, которая насмешница, и прочие офицеры, включая их с ротмистром.

Игроки сложили в подготовленную шляпу различные мелкие детали своего туалета либо иные вещицы. Выбранный ведущим майор, отошел чуть далее и повернулся спиной к играющим. Один из офицеров у стола принялся по очереди вытаскивать сложенное имущество. Владелец имущества знаком должен был показать, что вещь принадлежит ему, а уж ведущий по команде офицера назначал выбранному игроку задание.

Плещеев с некоторым удивлением отметил, что игра приносит всем искреннее удовольствие: люди смеялись, шутили, беззлобно подначивали друг друга.

«Нас в реальности, видимо, очень испортили имеющиеся во множестве развлечения разных видов. Казалось бы — ну ничего же особенного нет, но здесь и сейчас всем весело!».

Плещеев, дождавшись своей очереди, поднял руку, показывая тем самым, что часы принадлежат ему. Майор задумался над заданием и выдал:

— А сей предмет должен сказать три неправды и три правды о ротмистре Ростовцеве!

Корнет усмехнулся про себя: «Видимо, отношения между моим приятелем и сим майором далеки от дружеских!». Пришлось чуть подумать, теребя ус и поглядывая на ротмистра:

— Сей офицер категорически не приемлет дамского общества!

Окружающие захохотали, а сам веселящийся ротмистр развел руками, дескать — а что поделать?

— Ротмистру неприятно даже упоминание о спиртных напитках!

Хохот стал еще громче!

— Сергей Вадимович — человек, сугубо штатский!

Третья шутка вызвала лишь улыбки.

— Теперь правду! — выкрикнула Лизонька.

Гусар снова задумался и решил пошалить:

— Как настоящий офицер, знаток охоты, Ростовцев всегда предпочтет чуть пополневшую лань, похудевшей корове!

Здесь уж хохот был больше со стороны мужчин, а вот Евгения, племянница хозяйки, покачав головой, чуть улыбнулась:

— Корнет! Все-таки оставьте сей юмор для казармы.

Посерьезнев, Плещеев выдал вторую сентенцию:

— Без сомнения, ротмистр — человек храбрый!

Одобрительные кивки и гул мужских голосов подтвердил правоту Плещеева.

— Ну и наконец… Сергей Вадимович — прекрасный собеседник и с честью сможет составить компанию в любом офицерском обществе!

Потом корнет все больше наблюдал за происходящим. Затем собравшиеся зашумели:

— Парой! Давайте — парами!

Плещееву выпала планида играть с Лизонькой. И досталась им — басня! По договоренности с девушкой — она читала, а Юрий должен был показывать этюд в лицах.

— Вы, корнет, басню Крылова «Ворона и лисица» — знаете?

— Есте-с-сно… мадемуазель! — прищелкнул каблуками корнет.

— Не паясничайте! — одернула его девчушка.

— Позвольте, позвольте… Но что мне сейчас предстоит делать? — удивился Юрий.

Он несколько смутился, увидев взгляды Софьи и Евгении, прислушивающихся к их диалогу.

— Вы все-таки несносны, корнет! — притопнула ножкой девчонка.

— На том и стоим, мадемуазель! — кивнул Плещеев, боковым зрением наблюдая тщательно скрываемые улыбки интересных ему дам.

— Клоун! — фыркнула Лизонька, — А, впрочем… делайте что хотите!

Плехову в реальности в своей жизни не раз и не два приходилось видеть массу скетчей, пародий и прочих юмористических выступлений. А сейчас, будучи под хмельком, он был готов просто придуриваться. И что интересно — не избалованным зрелищами людям — заходило!

Девушка строго посмотрела на него и начала:

— Уж сколько раз твердили миру…

Плещееву оставалось лишь мимикой и некоторыми жестами показывать все искреннее разочарование глупым и не желающим прислушиваться к мудрости миром.

— Вороне где-то бог послал кусочек сыру…

Видно, что-то такое получалось у него, что окружающие смеялись все сильнее. Уже и картежники, оставив на время предмет интереса, подались ближе к выступающим.

— Плутовка к дереву на цыпочках подходит…, - сама еле сдерживая смех, Лизонька басню читала старательно, с выражением.

Особенно хорошо удалось Плещееву — «вертит хвостом»! Хохот был всеобъемлющий и безудержный.

«Помню, у папы Урганта была сценка на «Буревестника» Горького. Я тогда, конечно, был еще мал, но видел позднее!».

Завершающий взрыв хохота сопроводил мизансцену — «…и с ним плутовка такова!».

— Вы, корнет, хоть и несносны, но как актер… бесподобны! — покраснев щечками от смеха, подвела итог Лизонька.

— Да уж, братец! Ну ты и выдал представление! — приобнял его ротмистр, — Тебе бы на сцене выступать — аншлаг бы был постоянный!

Потом все сделали перерыв на перекус и некоторое потребление легких… А кто — и не очень! Спиртных напитков.

— Шарады! Шарады! — девчушку было не унять.

Слегка осоловев от выпитого и съеденного, корнет уже не имел желания продолжать игрища, но… Желание дам-с — закон!

Все тот же ведущий, майор на бумажке выдал ему задание — показать кота. А присутствующие, рассевшиеся по диванам и стульям, должны были отгадать — кто это. Плещеев чуть подумал, покачав головой, потом сказал:

— Надо было еще коньяка выпить! — чем уже вызвал смех зрителей.

Потом сел на паркет залы, потянулся, разминая спину, демонстративно зевнул, почесал ухо.

— Пес! — звонко выкрикнула Евгения, но майор покачал головой.

Корнет прислушался, припал к земле и, поводив головой по сторонам, уставился на Софью, вызвав у той веселое удивление. «Кот» припал к паркету, поводил задом, настраиваясь на прыжок… Не отрываясь, смотрел на «птичку». Но та не выдержала, расхохоталась и взвизгнула:

— Брысь!

Плещеев, не торопясь, демонстративно сел и, задрав ногу — благо упражнения по растяжке способствовали, принялся вылизывать… Сквозь хохот зрителей, Евгения, смеясь, попеняла ему:

— Корнет! Ну зачем же так… до мельчайших подробностей?!

«М-да… повеселился в тот раз, и людей повеселил. Клоун? А пусть и так!».

Но, кроме выхода в свет, первого и пока — единственного, были у Плещеева и другие занятия. Вот Грымов с соседом еще пару раз заходили — совещались по поводу сигнальных мин. В самой-то мине, как уже было сказано, ничего нового нет, только лишь — идея в новом использовании. Были некоторые вопросы с запалом, но у артиллеристов и этот вопрос вроде бы решался удачно. Преподаватель химии, по словам Грымова, продолжает опыты со сменой состава спичек. И тенденции — тоже положительные.

«Может, ближе к весне сможем порадовать начальство предложением, его готовым решением и продемонстрируем мины. Потом — только поиск предприятия для размещения заказа. Не думаю, что военное министерство сразу перехватит и изготовление, и финансирование на себя. Первое лето нужно будет наработать опыт, статистику, представить это все аргументировано!».

Кроме того, не желая зависеть от переменчивой военной фортуны…

«А деньги-то нужны всегда и постоянно!».

… Плещеев, посидев в раздумьях, набросал список того, что можно было без особых хлопот запустить в производство на совсем несовершенной, с его точки зрения, современной производственной технике. А потом и рисунки набросал. Но! Пока никому не показывал не потому, что жадный, а потому что… Рано! Вот появится предприимчивый человек, которому они поручат изготовление первой партии сигнальных мин, а даст бог и новые спички подоспеют! Вот тогда, заинтересовав этого предпринимателя и показав серьезность намерений, а также — замаячившую впереди прибыль, вот тогда можно уж… Скрепки, кнопки разных видов, скоросшиватель и дырокол. На прочее у Плехова не хватило либо памяти, либо знаний — как там все устроено? Может, позже еще что на ум придет?

А пока… Пока Плещеев скрепя сердце продолжал выделять пусть и небольшие, но…

«У меня их и у самого — не Форт-Нокс!».

… средства.

Еще одним «задельем» стали для Плещеева сбор информации и попытки первоначального анализа ситуации, складывающейся к настоящему времени в округе. За весь Кавказ браться?

«Упаси боже! Там такой вал инфы, что даже Черткова не справилась бы! Да и кто мне предоставит эту информацию?».

А так, дежуря в праздничные дни по штабу, от нечего делать стал корнет ковыряться в папках с донесениями, рапортами и прочей перепиской. Никаких особых тайн там не было, да и само понятие секретности было сейчас на таком низком уровне, что просто — ах! Николя Рузанов, удивившись и пожав плечами, кивнул Плещееву на громадный шкаф в кабинете адъютанта: да, пожалуйста! А там — кучи, просто залежи разнообразных документов: и свежих, и на уже пожелтевших листах бумаги, как правило — отвратительного качества.

— А что ты хочешь здесь найти? — поинтересовался адъютант командующего.

Плещеев пожал плечами:

— Пока и сам не знаю. Но, если изучить стекающуюся информацию, провести ее анализ, надеюсь, что появятся какие-то идеи. А вот ты, Николай, как во всем этом разбираешься? — кивнул корнет на завалы бумаг.

Рузанов хмыкнул:

— А чего тут разбираться? Свежие складываю сверху — вот и все!

— А если командующему что-то понадобиться?

Адъютант достал из ящика письменного стола несколько кожаных папок:

— Вот. Указания, распоряжения, приказы вышестоящего руководства…

— Х-м-м…

Плещееву было уже известно, что адъютант грезит учебой в не так давно открытой Академии Генерального штаба, которую сразу же окрестили Николаевской, по имени нынешнего императора.

«А что? Поручик, по сравнению с большинством офицеров — интеллектуал. Не чужд изучению нового даже здесь, где рутина и скука быстро выхолащивают мечты юных офицеров о блестящей карьере. Это непосредственно на линии офицерам скучать не приходится — горцы не дают. А Николя наш — даже книжки почитывает!».

Вообще, в представлении Плещеева, Рузанов был довольно интересным типом. Первое впечатление о высоком, худощавом и нескладном поручике, как о «ботане» развеялось довольно быстро. Особенно тому способствовало совместное посещение бани. Поручик, в отличие от Ростовцева, который от количества выпитого, довольно быстро пьянел, больше соответствовал правилам написания прилагательных с суффиксом «-ян»: стеклянный, оловянный, деревянный.

«Взгляд становился все более стеклянным. А общая фигура Николая приобрела несколько деревянные, дерганные движения! Буратино, блин!».

Но держался поручик в «вертепе» и «притоне разврата» — на ять! Стал немногословен, очень корректен в выражениях…

«Хотя и ранее он не допускал ничего предосудительного в речах, в отличие от того же ротмистра!».

… подчеркнуто вежлив. Он даже к «жрицам любви» обращался исключительно на «вы»! И также интересен был его выбор девицы, если можно так назвать ту… «кобылу», которой поручик уделял внимание. Девица была высока ростом, сложение имела гренадерское, лицо интеллектом не блистало. Тип — северная красавица. Как будто из Прибалтики или Финляндии занесло ее сюда, на Кавказ! Сначала девица все больше молчала, но по мере опьянения стала чаще улыбаться, а потом даже какие-то шутки пыталась отпускать!

Будучи в стадии «достатошно!», Рузанов тем не менее регулярно предлагал своей пассии отлучиться в номер, чему она откликалась глухим, как в большой барабан, смехом.

Плещеев был удивлен тем, что там, в бане, все было несколько по-иному, чем в будущей реальности, если так можно выразиться. Девок никто не заставлял прыгать в бассейн — Ростовцев опьянел, а другим это было неинтересно. Вопреки ожиданиям корнета, никто не плюхался с наядами в воде, не устраивал публичные соития, и уж тем более не было никаких свальных грехов. Даже здесь все было — «чинно, благородно, по старине!». Периодически парочки отлучались из общего зала — вот и все.

Плещеев тоже… к-х-м-м… отлучался с Машей.

«Ну что сказать? На твердую «четверку». Качество исполнения на высоте, а вот… эмоции — отсутствовали!».

Дежурно себя вела «путанка», хоть и была вполне мила и даже можно было ожидать большего, но… Как сказал под смех приятелей один его знакомый, обращаясь к проститутке в бане:

«Без души как-то, Катя. Вот ты знаешь… Без души!».

Что еще интересного было в бане? Ну-у-у… не столь интересно, сколько познавательно: оказалось, что те самые панталончики, которые Плехов обозвал про себя «забавными» — они не были сшиты… к-х-м-м… в промежности. То есть представляли из себя две отдельные штанины, которые были пришиты к пояску. И все!

Плещеев сначала предположил, что так бывает только у девиц нетяжелого поведения, так сказать — для легкости проникновения! Но — нет! Девицы объяснили, что сейчас все дамские панталоны именно такие и других — нет. И «легкий доступ» — это вообще не для мужчин, а для оправления естественных надобностей. Вот такой интересный бытовой штришок из прошлого для несведущего сновидца.

— А как штаб получает сведения из частей о наличии личного состава? — спросил задумчиво корнет у Рузанова.

Тот пожал плечами:

— Если готовится какое-то дело… Это же заранее все знают. Примерно за неделю в частях определяются с наличием боеспособных солдат, амуницией и прочим имуществом. Потом предоставляют рапорт, из которого начальство и исходит, составляя расчет задействованных сил.

— То есть… в ежедневном режиме этого не делается? — поразился корнет.

— А зачем?

— Ну как?! А вдруг внезапное нападение? — почесал затылок Плещеев.

— У нас-то? Внезапное нападение? Мы же не на линии! От нас до передовых крепостей верст под тридцать. Если и нападут — то на них в первую очередь! Нет, бывают, конечно, случаи, когда отдельные небольшие шайки просачиваются. Вот как в твоем случае, например…

В бане ротмистр и поручик еще затеяли спор по поводу того, чего стоит ожидать Плещееву в качестве награды за действия по осени. Оба сошлись на том, что «Георгия» корнету ждать не приходиться — «чином не вышел!». Но вот другие варианты…

Поручик, как более взвешенный товарищ, напирал на «Станислава». Третьей, естественно, степени. Более эмоциональный… или же — пьяный, Ростовцев возражал, что вполне может «обломиться» и «Владимир», четвертой степени. Оба сошлись во мнении, что одновременно с этим может воспоследовать и присвоение следующего звания — подпоручик.

Плещеев, немного лукавя, отмахивался: «Что будет, то и будет! Не за ордена служим!».

— Так что… ожидать внезапного и более или менее сильного нападения не приходится. А мелкие шайки чаще отлавливают казачьи разъезды и пехотные патрули, — закончил мысль Рузанов.

— Но при нападении на те же передовые крепости — помощь же нужно оказывать как можно быстрее! — напирал Юрий.

— Х-м-м… и что ты предлагаешь?

— Полагаю, что дежурные по частям должны предоставлять строевые записки ежедневно. К примеру — по утрам. А то… случись, что — и окажется, что половина сил «в нетях». Или, к примеру — батарейцы не готовы по причине нехватки конского состава.

Николай почесал бровь:

— Ну… не лишено смысла. Я доложу его превосходительству о такой инициативе! — потом усмехнулся, — Только сразу хочу предупредить, Юрий… Если дойдет до господ офицеров, кто был инициатором таковых новшеств… Сам же понимаешь — это же дежурным офицерам и командирам нужно будет постоянно вникать — что у них и где.

— А зачем же им, этим офицерам и командирам знать — от кого исходит сия новелла? Приказ командующего, и все! — Плещеев понимал, что недовольство у окружающих он может вызвать нешуточное, но ведь — боеспособность частей нужно поддерживать?

Рузанов рассмеялся:

— Хорошо… Я поговорю с Веселовским, чтобы твоя фамилия не звучала. А может у тебя еще какие-то предложения есть?

— Надо подумать! — кивнул Плещеев.

Корнет предложил адъютанту рассортировать свалку документов — пока хотя бы по годам. Ненужное и явно устаревшее — убрать в сторону, формируя архив, остальное — разложить по принадлежности. Адъютант заинтересовался. Получив разрешение у Веселовского, они на несколько дней закопались в залежи документов, но постепенно привели этот шкаф в более или менее приличный вид.

Генерал фон Таубе отнесся к этому несколько отстраненно. Было известно, что командующий намеревается в ближайшее время перейти на другую должность в Ставрополь. Повышение!

— Поговаривают, что к нам вернется генерал от кавалерии фон Засс, Григорий Христофорович, — делился информацией с корнетом адъютант.

От адъютанта Юрий узнал о том, что этот самый кавалерист был ярым сторонником методов действий генерала Ермолова, потому и был некоторое время назад переведен с Кавказа в Россию. Но усилившееся в последние пять лет противостояние горцев, их активность и даже некоторая наглость, проявляющаяся в участившихся нападениях на линейные части и крепости и тем более, — довольно большими силами под руководством опытных абреков, все-таки принудили правительство к непопулярным решениям — перейти к силовым методам примирения непокорного Кавказа.

— Вот тогда мы и вспомним спокойную жизнь и службу при фон Таубе! — вздохнул Рузанов.

— Не согласен с тобой, Николай. Своим бездействием мы только расповаживаем абреков. Действовать нужно жестче и энергичнее! — рубанул рукой Плещеев.

— Ладно… Поживем — увидим! — вновь вздохнул адъютант.

«А карты? Боже, что тут за карты!» — стонал про себя Плехов, — Это же… черт-те что, а не карты! Как по ним можно что-то планировать? А уж тем более — воевать?».

Со слов того же Рузанова…

«Говорю же — поручик, человек умный, начитанный, изрядно знающий!».

Со слов того же поручика Плещеев знал, что данные карты таковыми стали совсем недавно. Раньше-то…

«М-да… Давеча — не то што нонеча!».

Еще в восемнадцатом веке карты представляли из себя некие картины, изображающие определенную местность не без разных красивостей — эфиры там разные, дующие куда попало; лодочки и кораблики; человечки и прочие лошади. И только в конце прошлого века карты стали приводить в более или менее о чем-то говорящую картинку. Но и сейчас… Имеется «столистная карта» Империи, со всеми губерниями. Но там масштаб — м-м-м! Настоящая зубная боль! Если вообще там можно говорить о каком-то масштабе. Лет десять назад даже сподобились изготовить «десятиверстку», но — только для европейской части страны. А вот Кавказ и прочие отдаленные местности — дело грядущего.

Поэтому сейчас карта Кавказа — этакое лиловое пятно разной степени насыщенности. Реки на ней есть, есть и горы — но весьма приблизительно. Имеются и населенные пункты, и довольно подробно, но о масштабе там только смутное представление, а уж о расстояниях и вообще говорить не приходится.

— А вот от крепости… к примеру, Вознесенской и до аула… пусть будет — Карагорского — сколько верст? — спросил Плещеев, пытаясь разобраться, как в свое время Василий Иванович с картошкой, рассыпанной по столу.

Рузанов мельком глянул на карту, задумался, воздев очи горе:

— Полагаю, верст пятнадцать. Может, чуть больше…

— И что же… получается, что та же крепость Невинномысская к Пятигорску ближе, чем тот аул к Вознесенской?

Адъютант снова посмотрел на карту, хмыкнул:

— Нет, ну а от меня-то ты что хочешь? Я, что ли, эту карту рисовал?

— Так как же тут дело планировать? Операции как рассчитывать? — возмутился корнет.

— Как-как? Вызывает Веселовский опытных и знающих казачков. Они ему и обсказывают, сколько верст туда, или сколько — сюда. Где лучше на ночлег встать, да где родники есть в достаточном количестве, а где дорога нынче непроезжая, ибо там обвал прошлой осенью случился.

«М-да… это даже не два лаптя по карте. Даже не как лететь на самолете по пачке «Беломора»! Это гораздо хуже. Не Рио-де-Жанейро, в общем!».

Но интерес Плещеева и его деятельность в штабе, его помощь Рузанову в разборе завалов не остались незамеченными. Остановивший его в коридоре Веселовский высказал «чувство глубоко удовлетворения» по отношению к проявившемуся интересу корнета к штабной работе и заверил, что служебное рвение корнета обязательно найдет свое отражение в личном формуляре офицера, в его аттестационной книжке.

— Вы, корнет, не думали о продолжении учебы в Николаевской академии? — склонив голову набок, с улыбкой и даже… вроде бы — с любовью, ага! глядел на него подполковник.

«Как энтомолог на редкий экземпляр жука!».

— Не сейчас, голубчик! Понятно, что нужно ценз выслужить, званиями соответствующими обзавестись. Но лет через несколько — почему бы и нет? — продолжил подполковник.

Плещеев хмыкнул, почесал нос:

— Ваше высокоблагородие… не склонен я к штабной работе. Характер не тот! — потом дурашливо скорчил морду, — Мне бы шашку да коня, да на линию огня! А штабная писанина… Энто все не для меня!

Веселовский развеселился…

«Каламбур, каламбур!».

— Экий вы… пиит, голубчик! — покачал головой подполковник, — Но… посмотрим! Пройдет лет пяток, а то и чуть больше. Вы, друг мой, остепенитесь, несколько помудреете, а там и видно будет!

«М-да уж! Помудреете… муди бреете! Надо, пожалуй, некоторое время держаться от штаба подальше. Наверное… заболею я, вот! Что-то переработал я. Вот прямо чувствую, как какой-то прострел в нижней части спины образовался! Все… Я — вообще на бюллетне!».

От раздумий корнета оторвал денщик:

— Ваш-бродь! Там вас эта… спрашивают!

После того как к корнету зачастили разные гости всех мастей — казачки, Грымов, Ростовцев, пришлось озадачиться и провести от калитки в ограде флигеля до комнатушки денщика шнур, на котором и повесили звонок.

«Зараза эта была явно не рассчитана по громкости и звонкости! Меньше по размерам его нужно было покупать!».

Его звон слышал теперь и Плещеев в своей комнате, что, в общем-то, не предусматривалось изначально.

«Бляха-муха! Ну кто там опять-то? А как хорошо сиделось, а? Солнышко к закату клонится, пока еще пригревает. Расслабуха. И нет ведь — принесла кого-то нелегкая!».

— Кто там еще? — пробурчал Юрий.

— Так, эта… барышня какая-то! — пожал плечами Некрас.

«Барышня? Вот как! Кто бы это мог быть? Барышни еще ко мне не заходили. Пашу не считаем, она фактически местная, своя!».

— Х-м-м… ну… зови, чего уж там! И это… Некрас! Самовар подогрей, ага!

Выглядывая из беседки, Плещеев с интересом смотрел на приближающийся женский стройный силуэт на фоне заходящего солнца.

«А ведь — очень даже ничего! Да что там — «ничего»? Хороша! По крайней мере — фигурой!».

Дама подошла к беседке, чуть замедлилась и, видя некоторое недоумение корнета, приподняла черную вуалетку.