«Ростовцев… У-у-у, гадский папа!».
Ротмистр все-таки вернулся из Ставрополя. И о том сообщил корнету на следующий же день после приезда.
— Хватит! Хватит сидеть взаперти, корнет! — громогласно объявил он свое решение Юрию, — Я понимаю — служба есть служба, но! Вы вернулись из Тифлиса вот уже скоро две недели. И что же? Сидите у себя дома, как старый бирюк! А в то время меня одолевает общество: «Когда же вы, ротмистр, представите нам того юного поэта, чьи песни начал распевать весь Пятигорск?». И что я должен им ответить?
Ротмистр влил в себя кружку красного вина, перевел дух и продолжил. Правда, уже несколько другим тоном — более спокойным и несколько увещевательным:
— Юрий Александрович! Я вас не понимаю… Общество! Интересные, умные люди. Прекрасные собеседники. Отличные партнеры в штос! Хотя… вы же не играете в карты. Но — опять же — а дамы?
Ротмистр развел руками в показном недоумении.
— Да вы ведь сами, Сергей Вадимович, лишь намедни вернулись в город! — попытался возразить Плещеев.
— И что с того? — удивился ротмистр, — Или вы… как та юная барышня, что вас нужно вводить в общество за ручку? Вы же офицер, корнет! Мало того, вы — гусар! Где лихость, где кавалерийский наскок? Где натиск, я вас спрашиваю? И вроде бы не «тютя» какой-нибудь… Но оставим это! Я вернулся, а значит, ваша схима закончена!
Кавалергард усмехнулся, подмигнул Юрию и, понизив голос:
— Я понимаю, корнет… Горничная тут — очень ничего себе штучка! Но — там же дамы-с!
«Это он, зараза такая, так не вовремя приперся, что Паша только-только привела себя в порядок и заново застелила постель. Хотя… комната все же не успела проветриться в должной мере!».
Из открытой бутылки недурного красного вина Плещеев успел выпить лишь кружку. Остальное ротмистр, ничтоже сумняшеся, сейчас допивал «в одно горло»!
«И ведь не берет его! Пол-литру замахнул, а на вид — ни в одном глазу! Опыт, мать твою!».
— Но! Мне с дороги следует привести себя в порядок. Цирюльник, банщик, термы! Так что, корнет, завтра мы с вами идем к Оганесяну. И я не приму никаких отговорок более! В три пополудни я к вам заезду! — Ростовцев кивком попрощался и отбыл.
«Вот это и есть тот самый кавалерийский наскок и натиск!».
Подаренная корнетом горничной одежда и впрямь несколько преобразила до того не очень видную молодую женщину. Паша даже прическу сделала! Сейчас ничто не напоминало ту «нескладёху», которую он увидел впервые в октябре теперь уже — прошлого года. Она даже на горничную-то перестала походить! Ну, если только в каких-то очень непростых домах?
Перед Новым годом Плещеев посоветовал женщине не идти уж совсем на обострение с мужем и купить тому какой-нибудь подарок. По ее словам, рыжему Захарке это очень понравилось, хотя и был он немало удивлен такому обстоятельству.
Сам Новый год Плещеев в компании с соседом встречал за столом купчихи. Моветон? Отнюдь! В общество он по-прежнему не был вхож, напрашиваться в гости к Грымову… Тоже — та еще затея. Там люди собирались все больше семейные, возрастом куда старше, а потому…
Купчиха постаралась соблазнить подпоручика богатым угощением, своим обществом, ну и, скорее всего, «продолжением» застолья. Плещеева же Максим взял с собой больше из желания компании. Все же встречать Новый год один на один с женщиной, это несколько… Почти жест! А тут — два молодых одиноких офицера составили компанию вдове…
«Так, что-то двусмысленно выходит. Гусары, молчать!».
Юрий, плотно закусив очень даже неплохой снедью, выпив — «в плепорцию», сослался на завтрашнее дежурство по штабу и — отбыл! Как ни маячил ему взглядами подпоручик.
— Ты понимаешь, Юрий… Как бы это поделикатнее… Варвара, конечно, женщина в соку, весьма знойная штучка. Но… несколько навязчива, что ли! — невнятно объяснял Юрию уже изрядно поддатый Гордеев, — Одно дело — приятно провести время. Обоюдоприятно, я бы сказал… Но! Я же не собираюсь на ней жениться! Вот еще…
Подпоручик фыркнул, покачал головой:
— Подчас я даже сожалею, что тогда… Не удержался. Но ведь… Сам пойми — в средствах я стеснен. А тут… стол такой, что чувствуешь себя истинным раблезианцем. Да и женщина… очень уж неплоха. Но… душно с нею как-то, душно!
«Не хер! Пусть отрабатывает. А то — ишь ты! Душно ему, видите ли! Налопался, как кот на Масленицу, а расплачиваться кто будет? Нет, Максимка! Ты уж тут сам как-нибудь! И не одними только песенками. Тем более… Паша обещала попозже забежать на огонек!».
Женщина и впрямь посетила «приют убогого чухонца»:
— Спать уложила! Надрызгался, постылый. Все лез да в чувствах признавался, поганец. Пять лет прожили — хоть бы раз слово ласковое сказал! А тут — что ты?! Как кто-то другой обратил внимание, так и сразу… Пашенька, Пашенька! Раньше нужно было думать!
Пробыла она у него недолго, часа три. Но…
«М-да уж! Растет мастерство, и опыт обретается. Прямо вот — ух! С желанием женщина подходит. Ей бы еще чуток фантазии и инициативы. Но на всякое предложение реагирует с энтузиазмом!».
Начальство Плещеева несколько «припахало». Если семьи нет, в гости не зван, то тянуть тебе лямку, корнет, как медному котелку! Почти все праздники — в штабе. Но Юрий не обижался: как и в реальности, здесь люди ждали этих праздников. А если есть куда пойти и с кем общаться — чего же не дать таковую возможность господам офицерам? Вот-вот…
И вот здесь, стоило ему лишь помечтать о ничегонеделании дома… Ротмистр, будь он неладен! И ведь особого желания блудить не было — спасибо Паше. Баня разве что…
К удивлению Плещеева, компанию ему и ротмистру составил адъютант командующего, поручик Рузанов. А у Юрия уж сложилось было впечатление о Николае, как о скромном и интеллигентном офицере-интеллектуале. Но видимо, «в тихом омуте — черти водятся!».
Ростовцев разливался соловьем:
— Время я такое выбрал, Юрий Александрович, дабы не попасть впросак! Позднее могут и ангажировать самые пристойные номера. Да и этуалей — тоже. А так… Снимем все сливки!
Корнету представлялось несколько некорректным сравнение банных жриц любви со сливками: «Там сливки уже давно сняты!».
Меж тем ротмистр продолжал:
— Шампанское, конечно, не «Вдова Клико», но — что уж удалось достать у местных торгашей. Однако несколько бутылок Цимлянского — имеется. Хересу еще взял да Малаги. Но это больше для девок, они сладкое любят.
«Похоже, все-таки пить придется много. Хорошо еще, что я додумался потренироваться в выводе алкоголя из организма. Пусть и не все получается, но может, и хватит силенок продержаться, чтобы не упиться. А с Ростовцевым этого стоит ожидать!».
— А вы, поручик, как смогли отпроситься со службы? — поинтересовался Плещеев у адъютанта.
Рузанов улыбнулся с довольным видом:
— Его превосходительство в преддверии Рождества в Ставрополь уехал. И отдохнуть от хлопот, и в штабе кое-какие дела решить. А у Веселовского я отпросился.
— Господа! А у меня вот вопрос… несколько интимного свойства, — решил поинтересоваться Юрий, — В силу неопытности своей, не понимаю — а как там… к-х-м-м… девиц выбрать? Или их всех демонстрируют?
Ротмистр захохотал, но потом, доверительно наклонившись к Юрию, ответил:
— Можно и так, но сие почитается дурным тоном. Это более присуще купчишкам наезжим. Но, корнет, вы можете быть покойны: мой опыт подсказывает, что я уже понял ваши вкусы. Ваша горничная… не так ли?
Плещеев задумался: вроде и так, но и…
— Все будет в лучшем виде! — ротмистр довольно панибратски хлопнул его по плечу, неправильно поняв его раздумья.
«А может там и покрасивее кто есть?».
Бани пресловутого Оганесяна были и впрямь — весьма интересны. Начать с того, что расположены они были на уютной тенистой аллее.
«Летом здесь, наверное, вообще красота!».
Двухэтажное каменное здание непонятного стиля — здесь было что-то и греческое, и восточное. Но в целом смотрелось очень неплохо! Когда они вошли в фойе здания, их встретил армянин средних лет. Опять же — в восточном наряде: сандалии с чуть загнутым носком, светлого тона шаровары, перевязанные широким кушаком, светлая же рубаха и черная жилетка. Вот только фески не было для полного сходства с турком. Не обращая на армянина внимания, Ростовцев пояснил:
— Это один из племянников хозяина. У них здесь вообще — семейное дело.
Ротмистр махнул рукой, и его денщик, который был сегодня и за кучера, потащил куда-то в глубину помещений изрядный ящик с позвякивающим и булькающим содержимым. Видимо, приходилось денщику здесь бывать, и не один раз!
Помещение, куда их провели, было оформлено не без вкуса: стены и полы — из тесаного светло-серого камня, потолок с лепниной, по стенам — низкие мягкие диванчики. На время все разошлись по кабинетам — переодеваться.
С любопытством оглядел Плещеев доставшиеся ему апартаменты. Три комнаты: самая малая, при входе — в своем роде гардеробная. Затем шла комната отдыха, с минимальным набором мебели: столик с парой стульев, софа у стены, диванчик возле туалетного столика с зеркалом. Третьей была небольшая уборная, с умывальником и прародителем унитаза — каменной вазой. Окна было два: в комнате отдыха высокое, но довольно узкое окно выходило во внутренний двор, как понял Юрий. Было оно занавешено кисейной шторой с бахромой, но имелись и плотные, даже на вид тяжелые бордовые портьеры. Второе окно располагалось в уборной — узкое и под самым потолком.
«Не люкс в реальности, конечно, но — вполне. И, надо отметить, чисто!».
В дверь постучали, и после разрешения корнета вошла миловидная стройная женщина. А вот сколько ей лет, Плещеев не сказал бы с уверенностью: не девчонка, но и не старше тридцати — явно!
«Хотя… как я понял, здесь женщины выглядят старше, а значит, ей не больше двадцати семи-двадцати восьми лет, а то и меньше!».
Вопреки возможным ожиданиям, служанка не была раздета: никаких тебе чулок с подвязками, стрингов…
«Ну — это и понятно!».
… и корсета. Простая, по щиколотку юбка с высоким поясом, светлая блуза.
— Господин офицер! Я готова показать вам, что у нас и где находится…
Несмотря на весь свой сексуальный опыт в реальности, Плехов несколько смущался — все-таки профессионалками он пользовался нечасто. Да редко пользовался, честно сказать! А уж тем более — здесь, во сне. Но к смущению добавлялось немалой долей и нарастающее возбуждение.
— К-х-м-м… а это… все прочее — это тоже ты? — набравшись наглости, спросил он.
Женщина улыбнулась:
— Могу и я услужить вам. Если не нравлюсь, я позову другую девушку.
Юрий снова смутился:
— Да нет… не стоит, наверное. Ты мила.
Снова улыбнувшись, женщина представилась:
— Меня зовут Мари…
— Мария, то есть? Ну что же, Машенька, тогда показывай, что тут у вас и как! — отогнав смущение, корнет приобнял ее и потискал за ягодицы.
«Х-м-м… а ничего так! Вполне!».
— Возможно… сначала вы совершите омовение? — чуть отстранившись, спросила женщина, — Обычно господа заказывают сначала парную, потом — банщика. Или — цирюльника, если необходимо… Товарищи ваши будут ждать вас. А уж потом…
Плещеев, чуть подумав, кивнул:
— Да, ты права! Так будет вернее…
Мария провела Плещеева коридором непосредственно в помещение бани.
«Бассейн! И надо отметить — очень неплохой. С одной стороны — ступени, спускающиеся в воду. Несколько высоких и массивных деревянных, обитых кожей кушеток. Двери… в парную? И еще пару дверей… А куда?».
— Здесь у нас еще одна уборная. Здесь — кабинет, где работает цирюльник, если его вызывают…, - рассказывала Маша, но ее рассказ был прерван появившимся ротмистром:
— А ты чего еще не разделся, Юрий? — удивился Ростовцев.
Сам вопрошающий был уже в одной простыне, повязанной на манер римских патрициев.
«Ага! У него плетеные тапки на ногах. Значит, у меня такие должны быть в гардеробе!».
— Машуля! Ты что-то недорабатываешь! — обратился Ростовцев к служанке.
«Эге… да он тут, похоже, всех уже… познал!».
— Я попросил Машеньку провести мне некую экскурсию! — решил заступиться за женщину корнет.
— Ах, вон оно что! Тогда — ладно. Кстати, корнет! Я заказал цирюльника. Вы — как? Бриться-стричься будете? — спросил Ростовцев.
Юрий взъерошил волосы, пощупал подбородок:
«Х-м-м… надо бы! И постричься, и побриться!».
Если каденеты и косу на затылке Плехов состриг сразу по выписке из лазарета, то подстричься не помешало бы — вновь зарос корнет. И он согласился.
— Ага… тогда я первым к цирюльнику! — кивнул ротмистр, — Потом — парная, потом — банщик. И только потом уж…
Ростовцев с ухмылкой посмотрел на женщину и, погрозив ей шутливо пальцем, завершил:
— И только потом — дружеское застолье с гетерами! Ты, красавица, пока пообщайся с Юрием. Он у нас молод, неопытен…
Женщина с некоторым сомнением посмотрела на Плещеева, но согласилась. Они вернулись в отведенные ему комнаты.
— Ну-с… расскажи мне про ваши бани. Я сам здесь впервые, но столько слышал о них…
Мария хмыкнула в некоторой растерянности, но оправилась и принялась рассказывать:
— Бани наши большие. Сейчас вы заказали средние апартаменты. Это, как вы видели, бассейн с парной и четыре кабинета по сторонам…
Плещеев протянул руку, приобнял женщину за талию и повлек на софу:
— Нет-нет… ты продолжай, рассказывай. Мне интересно, просто вот так…
Юрий усадил женщину себе на колени:
— … вот так тебе рассказывать будет куда как удобнее, уютнее, и мне интереснее.
Слушая рассказ о наличии кроме уже знакомого отделения бани, еще и больших апартаментов…
«Ого! Значит, здесь еще и больше есть?».
— Насколько больших? — переспросил он Машу.
Та задумалась, пожала плечами:
— Там бассейн один — аршин двадцать в длину и десять — в ширину. И комната отдыха — одна, большущая. Стол там… персон на двадцать — точно. Кабинеты там еще отдельные есть. Четыре кабинета.
Слушая рассказ, Плещеев задумался:
«А как здесь дела обстоят с этими… «зэпэпэпэ» которые. Наверняка же есть? И медицина здесь — очень далека от реальной, в моем мире. Тогда… а средства предохранения? Какие-нибудь… из шелка? Или… из кишок еще вроде бы делали? А почему бы мне попросту не посмотреть ее ауру?».
С прошедшими опытами с различными силами природы Плещеев приобрел некое новое свойство. Нет, собранная им сила по-прежнему продолжала истекать вовне, и как ее удержать в себе — он все так же не мог понять. Но! У него начал образовываться очень небольшой, прямо-таки «на донышке», но постоянный запасец этой самой «магии». Буквально — на одно небольшое воздействие, не более. Но что радовало — этот запас стал сформировываться самостоятельно, даже без особых трудов со стороны сновидца! Этакий постоянный «НЗ». То ли его организм сам по себе научился аккумулировать силу — мимоходом, либо еще что — тут так просто, с кондачка, не решить!
На удивление Плещеева женщина была чистая. Нет, проблемы со здоровьем-то есть, никуда не делись. Не бывает абсолютно здоровых людей, но вот именно венерических или каких-то иных, связанных с мочеполовой системой болезней, у Маши не было — он бы заметил воспаление.
«Х-м-м… а это вот что? Почки побаливают? Ну, в здешней зимней сырости — немудрено застудиться!».
Слушая рассказ женщины, потискивая ее за ладную попу, второй рукой он принялся поглаживать ей низ поясницы. Женщина сначала замолчала, удивленно прислушиваясь к себе, приникла к нему, а потом… сомлела, как кошка на теплой печи.
— Ваше благородие… как мне хорошо-то…
Но дальше понежиться женщине не дали — в двери постучали.
В комнату заглянула еще одна фемина — невысокого роста, этакая пышечка. Но — не толстушка! Для себя Плехов определял таких как «пушистенькая», то есть, когда еще ничего лишнего нигде не висит, но дама округлая и крепенькая. Сдобная такая! Как он это определил? Так была эта «пышка» в сорочке до середины бедра, с рюшками понизу, и в забавных панталончиках — чуть ниже коленей, тоже с оборками. Ткань, похоже, льняная, тонкая и вполне дающая возможность определить фигуру женщины.
— Его благородие, господин ротмистр, изволили уведомить вас, господин корнет, что цирюльник освободился! — довольно манерно произнесла «пышка», но не сдержалась и рассмеялась.
«Так она еще и хохотушка? Полное соответствие образу!».
— Тебя как зовут, веселушка-хохотушка? — засмеялся Юрий.
— Анфисой нарекли! — снова фыркнула пышка и скрылась за дверью.
«Надо будет подумать — может, получится сделать такие амулеты, как у мага Филипа? Ведь он их, как на прессе штамповал, не напрягаясь. Сразу и от болячек разных, и от беременности. Да здесь озолотиться можно на этом! Надо, надо постараться вспомнить. Ведь Филип не скрывал, не раз при мне их заряжал, уже готовые. И даже как-то показывал, что он делает!».
Задумавшись о развитии своего потенциала и возможности «срубить деньжат по легкому», следом за Машей Плещеев двинулся на выход. Уже у самых дверей, «мамзель» остановилась и чуть смущенно спросила:
— А вы, ваше благородие, не сможете меня потом еще так… погладить?
— Погладить? — немного удивился корнет.
«Неужели она что-то поняла? Да ну… Хотя… Женская наблюдательность? Может, ноющая боль исчезла, и она быстро поняла, что тому причиной?».
— Погладить, говоришь? — протянул мурлыкающе Юрий, — Погладить красивую женщину я всегда готов!
Приобняв ее за талию, поглаживая по попе, он потянулся губами к ее губам. Женщина с готовностью ответила.
«Х-м-м… как-то я… расслабился. Целоваться с проституткой? М-да… Кстати! А тут у них еще нет той дурацкой нормы — не целоваться с клиентом в губы. Это они «Красотки» явно не смотрели!».
— Машенька! А что тут за банщик такой знаменитый, про которого все рассказывают? Что, дескать, чудеса творит? — спросил Юрий у женщины.
Та пожала плечами:
— Ахмет, татарин. Может, и впрямь кому-то помогает, но, как по мне, так… так уж он тискает, так кожу оттягивает, что синячищи потом неделю не сходят!
— А ты… ты умеешь тело разминать?
Мари хихикнула:
— Губами, вы имеете в виду? Умею! — потом чуть серьезнее, — А ежели про этот… восточный способ… То у меня так сил не хватит. Но — что-то могу! Вот Фиска здорово навострилась!
— Слушай… а называй меня просто — Юрий! А то все — ваш-бродь, ваш-бродь…
Женщина покачала головой:
— Невместно мне такое! Я же не подруга ваша, а так… По имени-отчеству — можно, а по имени… невместно.
— А почему ты тоже не разделась, как Анфиса? — продолжил путешествие руками по телу женщины Плещеев.
— А вы хотите? Я-то могу… только… Может быть позднее?
— Стесняешься? — хмыкнул корнет.
— Да не то, чтобы… Просто вы, может, что еще попросите, а в сорочке да панталонах по помещениям бегать…
— Ладно. Позже, так позже! — кивнул Юрий.
Женщина провела его мимо бассейна, где уже плескался Ростовцев, пытаясь подманить поближе Анфису. Но его намерения стянуть ту в воду были написаны на лице ротмистра и понятны всем, а потому женщина со смехом отскакивала подальше, укоризненно твердя свое:
— Сергей Вадимович! Ну как же… еще и за стол не садились, а вы уж меня в воду тянете. Что ж я потом… в простыне сидеть, что ли, буду?
В комнате цирюльника было тесновато. Возле стола с зеркалом стоял стул. В углу примостился еще один столик с тазом и кувшином на нем. Пожилой, седоватый и щуплый армянин пригласил корнета устраиваться поудобнее на стуле.
— Как вы желаете постричься, ваше благородие? Бриться будем?
— Бриться будем! — кивнул корнет.
«Хорошо, что я своими упражнениями фактически свел шрам с лица. Остались лишь две светлые полоски, почти не выступающие над поверхностью кожи. Уже можно спокойно бриться, не боясь исполосовать себе всю морду!».
— Как вас подстричь? — снова спросил цирюльник.
«Или он куафер? Нет. Вроде бы куафер — это у женщин, тот, что прически делает!».
— Послушайте сюда, мастер! — почему-то корнету показалось, что парикмахер вовсе не армянин, а… скорее — еврей, но то было неважно. Просто мысль мелькнула!
— Вот вы имеете несколько гребней, не так ли? И они — разные по длине и толщине. А потому… ножницами и разными гребнями вы стрижете меня так, чтобы по бокам и на затылке было более тонко, а сверху — чуть длиннее! Сзади бритвой отбиваете кант…
Плехов постарался объяснить мастеру более привычную для него прическу. Цирюльник удивился:
— А что же… А как же — бакенбарды? Это же так модно у господ офицеров! К тому же… так носит даже сам государь император! — с замиранием сердца и голоса закончил спич «куафер», воздев ножницы вверх.
— Как вы можете заметить, я — не государь император. И к высшим и даже средним офицерам себя отнести не могу. А потому — никаких бакенбардов! Усы вот, те — да, сформировать надо, и сделать это надо — красиво!
Армянин-еврей был вынужден согласиться — клиент всегда прав! И защелкал ножницами вокруг Плещеева. Только сейчас Юрий обратил внимание, что Маша не ушла, а, облокотившись о подоконник, внимательно смотрела, как его подстригают.
— А ты чего здесь? — улыбнулся он женщине.
Та вернула ему улыбку, пожала плечами:
— Так мне потом вам слить нужно будет, чтобы волоски не кололись. И убраться я здесь должна буду. Фиска убралась же после ротмистрова подстригания.
«Ага, значит, женщины здесь — прислуга за все!».
Надо отдать должное — парикмахер знал свое дело. Лишь пару раз переспросил — так ли? И Плещеев, глядя в мутноватое зеркало, попросил сделать чуть выше кант на затылке. А вообще, возился он с Плещеевым довольно долго, но настолько умело и даже нежно, что корнет чуть не уснул и пришел в себя от прикосновения горячего и влажного полотенца к своему лицу.
— Сейчас, сейчас… щетинки распарим, ваше благородие… А потом я вас быстро побрею!
Поглядывая на себя в зеркало, Юрий еще старался оценить реакцию женщины — нравится ли той? Но Маша в ответ лишь улыбалась.
— Ну что…, - закончил наконец-то мастер, — Должен сказать, ваше благородие… Так-то у меня все иное заказывают: либо вообще кудри подзавить, либо — налысо побрить. А вот так… Довольно странно! Странно, непривычно, но и… свежо!
Когда цирюльник вышел, Маша неожиданно села верхом на сидящего на стуле корнета, обняла его и поцеловала:
— А мне нравится! Очень нравится! Вы, Юрий Александрович — красавчик! Прямо вот… молоденький такой и очень красивый! Дамы и барышни от вас, наверное, млеют!
— Х-м-м… да я, в общем-то, не знаю! В здешнее общество не вхож и не могу оценить, как влияет моя внешность на женщин.
— А что так? — удивилась «путанка», — Негоже такому молодцу взаперти сидеть. Но и у нас вам завсегда будут рады! Я так — точно!