Плещеев и Рузанов сидели за столом в кабинете подполковника Веселовского. Как уже понял корнет, это начальствующее лицо фактически выполняло обязанности начальника штаба левого крыла Черноморской кордонной линии. Плехов не служил в армии, поэтому не знал тонкостей армейской службы своей реальности, но полагал все же, что у Веселовского головных болей все-таки побольше, чем у аналогичного начальника в Российской армии.
Кроме штабных документов и планирования, Веселовский тянул на себе воз и всей интендантской работы на линии. Нет, были и офицеры интендантского ведомства, но все же замыкалось все на начальнике штаба. Как выяснилось — разведка и контрразведка — тоже были на этом офицере. Как была построена разведывательная работа, Плещеев не знал, но вот по поводу контрразведки… Полагал, что здесь все очень и очень печально.
Всего на линии имелось несколько жандармов, то есть служащих Третьего отделения Его императорского величества канцелярии. Сам корнет и видел парочку из них лишь раз, мельком. Да и вообще, судя по прочитанному и увиденному там, в реальности — была ли сферой их деятельности контрразведка?
«Они же вроде бы только по политической линии? А здесь — какая политическая линия? Разве что надзор над офицерами, которые ранее были замечены в неблагонадежности, за что и были высланы сюда!».
Из рассказов инструктора в фитнес-центре, из отрывочных воспоминаний того разведчика, что погиб во сне Плехова в Первую чеченскую где-то здесь, поблизости, следовало, что до половины населения Кавказа, ну — тогда, в частности — Чечни, активно «сливало» всю информацию местным инсургентам. То есть, ни одно телодвижение «оккупантов» не оставалось незамеченным и не переданным кому надо! Как с этим бороться, Плещеев не представлял. Да и не его это забота — бороться с местным подпольем.
«М-да… забота — не моя, а вот боком выходит это все — именно нам всем. Русским войскам, в широком смысле этого слова. И местных никак не волнует — русский ли это, поляк какой-нибудь или татарин из-под Казани. Враг и захватчик, одним словом. Немного помогает лишь то, что среди местных «вендетта» распространена — мама, не горюй! И режутся они между собой ежедневно. То есть, война с гяурами — это такое хобби, благое дело, за которое им Аллах воздаст. А вот местные заморочки с кровной местью, борьбой тейпов и кланов — это суровая повседневная жизнь.
Может, на этом и играют такие вот «квартирмейстеры», как Веселовский? Но что-то дает мне понимания, что вот спроси я сейчас подполковника об этом — хрен скажет!».
Веселовский ворвался в кабинет, деловито потирая руки:
— Ну-с… господа! Что вы на этот раз задумали? Еще какие-нибудь ежедневные строевые записки? Я-то как раз — за! Но ведь каких трудов стоило донести до командиров частей, эскадронов и батарей — на кой ляд писать это все в ежедневном режиме?
Рузанов покосился на корнета, вздохнул и «сдал» приятеля с потрохами:
— Да вот… у Юрия Александровича опять идейка родилась. Все по поводу повышения боеготовности частей гарнизона…
Корнет поморщился, покосился на «предателя» и со вздохом протянул Веселовскому несколько листов, заполненных его красивым и убористым почерком.
— Ага… Так-так-так… Ну, батенька, я это повнимательнее почитаю позже. А пока — своими словами, попрошу вас…
— Полагаю необходимым организовать в более четком и регулярном исполнении проверки частей на готовность подняться по внезапной тревоге и выдвинуться в заданном направлении! — корнет, вскочив, вытянулся и отбарабанил вышеизложенное.
— Вот как… — протянул Веселовский, откинувшись на стуле, — Да вы, Юрий Александрович, присаживайтесь. Что уж вы тут… строевика изображаете. Мы же тут без чинов, по-товарищески. По штабному, так сказать… К-х-м-м… Ну… мы ведь и так периодически проверяем эту боеготовность…
— Извините, господин подполковник, но вот я посмотрел бумаги за прошлый год. Всего подобные тревоги проводились… Вот! Трижды за весь летний период. Это, можно сказать — с апреля и по октябрь. И вот еще что… Все три раза, согласно рапортам командиров частей, по тревоге было поднято от трети до…
Юрий полистал свой блокнот.
— До пятнадцати процентов личного состава в разных частях. При этом внятно объяснить причины столь небольшого количества подчиненных командиры не смогли. Лишь по истечении недели разобрались и предоставили донесения — кто и где был, почему отсутствовал. А некоторые и вовсе таковых донесений не предоставили. До настоящего момента.
Корнет передохнул, отхлебнул воды из стакана:
— На основании изложенного полагаю необходимым проводить таковые проверки как минимум — ежемесячно. При этом необходимо разработать регламент: сколько нижних чинов, сколько офицерского состава полагается поднять в течение первого часа по получению приказа, сколько — на второй и последующие часы. А также — чего и сколько из снаряжения, амуниции, вооружения и боеприпасов надлежит содержать в постоянной готовности к выступлению в поход. И проверять каждый раз, требуя внятного ответа от командиров.
Видя задумчивую и даже — несколько обескураженную физиономию начальника, Плещеев смягчил тон:
— Думаю… сложно будет только первый раз или два… Потом люди привыкнут, организуются, и все это будет происходить более упорядоченно. Сами же помните, господин подполковник, суворовские нормы маршей — до восьмидесяти верст в сутки.
— Да-да… привыкнут, несомненно! М-да… а потом вы что для них придумали? Ну — по достижении ими этих привычек? — склонил голову «начштаба», внимательно разглядывал корнета.
— Потом… потом — после обретения навыков скорой готовности к отражению нападения, перейти к выборочным… По отдельным частям! Маршам в заданном направлении. Недалеко… верст на пять-семь, не больше…
— Ага… недалеко, верст пять-семь! — повторил в задумчивости Веселовский, потом поднялся и принялся неторопливо вышагивать по кабинету, — Знаете… в преддверии смены командующего — это можно устроить. Все командиры наслышаны о мнении генерала фон Засса о методах борьбы с горскими набегами. А ведь некоторые из старых офицеров и послужить с ним успели. Так что… Да, согласен с вами! Это будет весьма кстати и вполне своевременно. К тому времени, когда командующий прибудет, мы сможем подтянуть боеготовность частей. Думаю, он это оценит…
— А когда произойдет смена и прибудет новый командующий? — поинтересовался корнет.
Веселовский в задумчивости покачался с носка на носок:
— Полагаю… не ранее осени. М-да-с… не ранее. Сами понимаете — пока он прибудет в Ставрополь из столицы, где получит у военного министра назначение… Пока в Ставрополе произойдет смена и сдача своего поста фон Таубе, потом генерал вникнет в дела непосредственно в штабе корпуса, и лишь потом… Да, думаю — к осени!
«Ни хренаж себе, тут неторопливость процветает! Хотя понятно: здесь одной дороги — больше месяца выйдет. И это — если без задержек. Но ведь генерал не понесется к новому месту службы аки фельдъегерь с пакетом, на котором три креста начертаны. Пока в каждом губернском городе по пути — знакомых навестит, обрадует, что он снова в деле, пока с «губерами» встретится… Где-то читал, что это нормальная практика — в каждом губернском городе лицо такого уровня обязано было навестить местные органы власти, представится, отдохнуть немного, пару балов почтить своим вниманием. Так что, да, не ранее осени!».
— Ну-с… Что-то еще? — вернул Плещеева из мыслей на грешную землю Веселовский.
— Ах да! Есть еще один вопрос… Ну, тут не предложение, скорее, а некие раздумья, в которых я надеюсь встретить ваш совет, — как бывалого «кавказца», — начал Юрий, — Видите ли, господин подполковник, мы тут с некоторыми товарищами посидели… в течение зимы, думали-размышляли, и вот что надумали…
Подготовка к демонстрации сигнальных ракет подошла к своему завершению. И сейчас трио «изобретателей-рационализаторов», а именно: Грымов, Гордеев и Плещеев, готовы были представить на суд командования эти самые ракеты. Изготовлено их было благодаря связям и знакомствам Грымова, пара десятков штук. Разного огня и разной мощности. На один показ — хватит! Еще с десяток сожгли, пока сами не убедились в их более-менее надежности и безотказности. На десяток вышла только одна осечка, и то — по причине лопнувшей пружины бойка. Да, товарищи-прогрессоры решили пока не афишировать систему с новым терочным запалом. Спички-с! Спички с новым составом, которые планировалось пустить сначала в дело, в коммерческий оборот, чтобы начать получать хоть какие-то дивиденды.
Всю удачность их проекта Плещеев отнес к сугубой тщательности и даже — перфекционизму двух артиллеристов. В особенности — Грымова. Вот уж кто был — «Семь раз отмерь, один раз — отрежь!».
А вот с учителем-химиком возникли неожиданные проблемы! Нет, он, как химик вполне удачно справился с задачей, спички были тоже проверены на сто раз, не менее. И ни разу их испытания не выявили самовозгораний! Проблема была в другом: сам по себе, господин преподаватель считал свое местожительство и работы некоей… жизненной неудачей. Видите ли, он ученый, а не «преподаватель химии для разных великовозрастных бестолочей и балбесов»! А потому разработанный им состав полагал своей — а как же иначе? Именно своей профессиональной удачей! И ему буквально не терпелось донести до научного общества свою находку, свое открытие. Плещеев не знал, чего стоило Грымову уговорить упертого знакомца погодить пока, повременить с «горделивым ку-ка-ре-ку», пока не будет найден предприниматель, кто сможет развернуть производство товара.
«Когда Грымов рассказывал о своих неоднократных увещеваниях тщеславца, по «штабсу», было видно, насколько он раздражен необходимостью что-то втолковывать своему знакомому. Прямо весь вид артиллериста говорил: «Повбивав бы, гада!». А что? Там такой куш корячится, что и впрямь… И за меньшие деньги убивают! Хорошо, что Грымов додумался заставить «препода» не только провести необходимые опыты, но и продумать и расписать весь технологический процесс. Теперь-то даже неожиданная смерть «открывателя» не повлечет за собой проблем. Не-не-не… я сейчас не о том, что — «бритвой по горлу и — в колодец!». Просто и впрямь… подождать надо. А этот «менделеев» прямо из штанов выпрыгивает!».
— Господин подполковник! Совместно с командиром гарнизонной батареи, штабс-капитаном Грымовым, и его субалтерн-офицером, подпоручиком Гордеевым мы подготовили еще одну докладную записку. Она касается безопасности частей при совершении маршей… Ну, здесь мы ничего нового не придумали, просто расписали, где имеющиеся просеки и вырубки следует обновить от поросли. Случай со мной и казаками — из этой же области. Не будь таких кустов вдоль дороги — не вышло бы у черкесов напасть столь неожиданно. Таковых обстрелов колонн и обозов за прошлое лето произошло более полутора десятков. А нападений в удобных местах — более двух десятков. Это я все из донесений и рапортов взял.
Плещеев передохнул, с завистью покосился на Веселовского, который, слушая его, принялся набивать трубку. «Начштаба», перехватив его взгляд, усмехнулся и кивнул:
— Прошу, господа! Если желаете — закуривайте…
Закурив трубку, корнет задумчиво потер бровь и продолжил:
— Вторая часть упомянутой мною докладной записки содержит вопросы безопасности наших постов, пикетов, шверпунктов и блокгаузов на дорогах. Артиллеристами разработана специальная сигнальная мина. Таковыми минами могут быть окружены все наши постоянные места дислокации, особенно те, что постоянно подвергаются нападениям и обстрелам. Представляет эта мина из себя разновидной маскарадной шутихи, которая, будучи поставленной тайно на возможных путях подхода к постам, сработает при приближении неприятеля и даст знать часовым и лицам начальствующим, что готовиться нападение. Меры для предотвращения такового можно предпринять и не допустить самого обстрела или нападения. Либо, по крайней мере, сделать таковые не внезапными. Грымов и Гордеев готовы продемонстрировать мину в любой день, как скажете, господин подполковник…
— Как вариант таковой мины, — продолжил корнет, — Теми же лицами разработан специальный пистолет с комплектом других мин, которые способны, при их отстреле на довольно длительное время осветить подходы к постам в ночное время. Сами понимаете — стрелять в течение пусть десяти секунд яркого света по явно видимому неприятелю — куда как сподручнее, чем палить в ответ на обстрел в полнейшей темноте. Да и выявить выдвижение неприятеля можно заблаговременно…
— Третий вариант сигнальных мин — мины для подачи сигналов различного рода. С помощью того же пистолета по команде лица начальствующего производится последовательно несколько выстрелов минами с огнями разных цветов или дымов. Возможно разработать специальную таблицу сигналов, которая будет доведена до командиров и офицеров. Таким образом, возможно передавать информацию или сигналы на весьма большом удалении… до трех верст, как представляется! И в условиях отсутствия прямой видимости между отрядами.
Плещеев выдохнул, кивнул сам себе и:
— Господин подполковник! Корнет Плещеев доклад закончил!
Некоторая пауза повисла в кабинете. Потом Веселовский встряхнулся, как большой, старый пес, потер седой бобрик коротких волос:
— М-да… уж, господин корнет! Так вот, сразу и не найду что сказать. Когда же вы, батенька, со своими товарищами всем этим занимались?
— В течение зимы, господин подполковник! — пожал плечами корнет.
— Отменно! Весьма… удивлен и порадован! Знаете… вот так сразу не скажу ничего. Очень… Очень все это неожиданно вышло. Вот что, голубчик… Я вашу докладную записку непременно прочту. Потом… обдумаю все. А демонстрацию вашу… давайте назначим… к примеру — на следующую среду. Жаль, что командующего не будет. Но… соберу-ка я некую комиссию из опытных офицеров. Сообща что-нибудь и надумаем. Если все ваши задумки столь хороши и применимы к нашим условиям… То без постановки в известность штаба Корпуса не обойтись. И тут с кондачка действовать не годится… Согласны со мной, корнет?
Демонстрация прошла вполне благополучно. Если оценивать организацию процесса. А вот результаты… У артиллеристов все было отработано и подготовлено. Осечек не было. Отстреляли все мины — и сигнальные, и осветительные. Да, мины для подачи сигналов — тоже отстреляли все!
Офицеры, назначенные Веселовским в комиссию, с интересом со всем ознакомились, покрутили в руках пустые гильзы разного размера и диаметра, более внимательно осмотрели сигнальный пистолет. К радости рационализаторов-изобретателей, все присутствующие согласились с необходимостью всего предоставленного к изучению. Вопрос возник лишь… Ну да, опять по поводу денег!
— Сколько вы сказали? Полтора рубля за одну мину? — опешили «господа высокая комиссия».
Грымов чуть развел руками: «а шо делать? шо делать?».
— Господа! — влез с разъяснениями Плещеев, — Это сейчас стоимость мин такова. Но, как мне представляется, при их одобрении и внесении в план к поставкам, производство будет непременно развиваться, технологический процесс будет отработан более качественно, что повлечет за собой удешевление готовых мин.
Грымов принялся объяснять:
— Самые большие расходы влечет за собой изготовление именно вот этих латунных колпачков, куда вставляется капсюль. Сама картонная гильза стоит существенно дешевле. Тянуть же латунь приходится чуть ли не вручную…
— Как вы полагаете, сколько будет стоить таковая мина при отработке и удешевлении процесса? — спросил Веселовский.
Грымов задумался:
— Полагаю, ее стоимость упадет до рубля за штуку…
— И все равно — целковый за одну мину! А ведь это, фактически расходный материал! — покачал головой один из майоров, — А сколько таких мин нужно, чтобы обставить вкруг один пост? Штук тридцать? Вот вам уже и тридцать целковых! Золотой выйдет сия безопасность…
— Извините, господин майор…, - снова влез в рассуждения вышестоящих начальников корнет, — Я полагаю, что для одного поста хватит и десяти, максимум — пятнадцати мин. В запасе — да, придется держать еще столько же. Мы же не все подряд опутывать ими будем, а только направления, наиболее удобные для скрытного подхода.
Видя сомнения и даже скепсис у членов комиссии, Плещеев разозлился про себя и решил зайти с другого фланга:
— За прошедший летний период, согласно докладам и донесения с постов, малых крепостиц и пикетов, было произведено обстрелов… В результате которых было убито наповал девять нижних чинов. Еще четверо — скончались от ран впоследствии. Кроме этого, было ранено, пусть и существенно легче, еще двадцать нижних чинов. Давайте посчитаем, господа, во что обошлись казне империи сии потери. При очень поверхностном подсчете, который я произвел, содержание одного нижнего чина в год… Здесь, господа, я прикинул только те расходы, которые можно обсчитать более или менее точно: питание, обмундирование, содержание казарм и мест иного проживания, включая палатки в летнее время. Так вот… у меня получилась сумма в двести рублей на одного солдата. Двести рублей, господа! Тринадцать погибших или умерших от ран — это уже двести шестьдесят рублей убытку. Лечение раненых в лазарете — тоже чего-то да стоит! На место погибшего надо призвать другого рекрута. А это — опять же — кормежка, обмундирование, снаряжение и обучение. Кидайте — те же двести рублей на круг. Итого уже пятьсот двадцать рублей! Пятьсот двадцать рублей, господа! Пятьсот двадцать мин! Этого будет с избытком, чтобы оборудовать предлагаемой системой хотя бы те посты, которые попали в мой расчет.
Корнет перевел дух и оглядел офицеров. Кто-то, как Веселовский, был с ним согласен; кто-то — был в задумчивости, но были и те, кто кривился в отрицании. Один из таковых «сумничал»:
— Эко вы, корнет, как барышник-купец, все-то посчитали! Вам, думаю, не в армию следовало поступать, а приказчиком в лавку!
Плещеев задохнулся от возмущения.
«Это он сейчас чего — совсем берега попутал?!».
— Господин капитан! — протянул Юрий, — Ежели вы полагаете, что место мое, потомственного русского столбового дворянина — суть прилавок в лавке на рыночной площади, то не соблаговолите ли принять моих секундантов?
Поспешил вмешаться Веселовский:
— Так, господа! Я приказываю вам обоим успокоится и перевести дух! Ишь, раздухарились! Корнет! Вам горячность, как юноше, может, и к лицу, но как к офицеру… не пристала! А вы, господин капитан, думайте, что говорите! Это вообще полезно — думать, прежде чем говорить. Корнет прав, потери нашего Корпуса — суть потери нашей армии, а значит — и государства. А мы, я вам напоминаю, господа офицеры, есть люди государевы и обязаны заботиться об уменьшении таковых потерь!
В общем, порешили, что докладную записку о проведении испытаний по итогу подготовят и представят на суд командованию Отдельного Кавказского корпуса.
— Полезность вашего изобретения, господа, — выговаривал им троим после всего Веселовский, — Никто не оспаривает! Дело весьма нужное. Всего этого нам не хватает уже именно сейчас. Но… стоимость! Высокая стоимость будет весьма неприятным тормозом к внедрению. Знаете, что… Я разрешу некоторым командирам в инициативном порядке закупать какое-то количество этих самых… сигнальных мин. За счет полковых касс. Уверен — таковые желающие непременно найдутся. А вот ближе к осени мы и посмотрим — как повлияет их использование на количество потерь в разных частях. И вот тогда… На примере, на разнице в этих печальных цифрах, можно уже задать вопросы некоторым командирам… Почему они так наплевательски относятся к солдатской кровушке!
По виду Веселовского стало понятно, что далеко не все командиры частей у него в фаворе. И по факту, осенью, у подполковника будут развязаны руки, для некоторых кадровых изменений.
«М-да… только — сколько для этого нужно смертей солдат, чтобы начать какие-то изменения? И как быть? Если опытный штабист Веселовский не может вот так сразу, волевым решением, заставить принять их предложение? Куда уж мне-то… Плетью обуха не перешибешь!».
Большого труда стоило Плещееву успокоить и своих товарищей. С Грымовым было проще — тот был человеком в возрасте, а, значит, и с изрядным житейским опытом, понимал, что не все так просто. А вот Гордеев был изрядно расстроен.
— Максим Григорьевич! Ну что вы, в самом деле? Не сразу Москва строилась. Посудите сами: любая новинка, прежде чем стать повсеместно используемой обыденщиной, проходит непростой путь к внедрению и принятию нашим обществом. Ничего, будет и на нашей улице праздник. Полагаю, несмотря ни на что, нам нужно искать человека предприимчивого, кто начнет сие дело. Пусть пока малыми партиями, почти по себестоимости, только чтобы затраты отбить. А потом… Потом будет видно!
Но и здесь тоже было не все благополучно! По словам Грымова, непосредственно в Пятигорске требуемых им людей не было. Были какие-то ремесленные лавки, почти кустарные мастерские, но вот производство на них не начнешь! Да и в Ставрополе, даже подключив знакомых, штабс-капитан пока никого не нашел. Одни кандидаты в миллионщики качали головой, твердя, что свободных мощностей для начала производства нового изделия нет; другие — сомневались в целесообразности их задумок, кивая на волю начальства: «вот если будет решение лиц, облеченных властью — тогда другое дело!». Третьи… Третьи не имели капитала, чтобы начать неведомое.
«Прав был все-таки один местный, кавказский товарищ: «Кадры решают все!».
Однако был и плюс — для самого Плещеева лично. Грымов свел его с владельцем такой кустарной лавки и рукодельником по совместительству. Интересным для корнета сей человек был тем, что именно он изготовил латунные «жопки» всех мин. Как уж этот пожилой мещанин этого добился — Юрию было не особо интересно, но вот попробовать перезарядить все имеющиеся у него гильзы к пистолетам и карабину — почему нет?
— Ваш-бродь! Я-то не против, сделаю! Только вот в чем загвоздка — не все гильзы смогу переоснастить: отрывает часто сам картон от латунной головки, — объяснял мастер корнету.
— А что, сам изготовить эти гильзы и снова их запрессовать не сможешь?
Тот почесал затылок:
— Смогу. Только калибр-то — куда меньше, чем у энтих… мин. Сложности опять же…
— Так. Давай договоримся: переснарядишь сколько получится. Остальные — проверить на раздутие, и если какие в норме — тоже гильзы новые поставишь. И еще… Не надо снаряжать эти патроны пулями.
— А как? — удивился собеседник.
— Картечь!
По недолгому размышлению Плещеев решил, что пистолеты все равно далее двадцати-двадцати пяти метров использовать смысла нет никакого. За счет короткого гладкого ствола полет пули был вполне себе непредсказуем. А значит — что? Картечь! На таком расстоянии осыпь будет вполне приемлемой. На короткой дистанции шесть или восемь картечин все же предпочтительнее, чем пусть и гораздо большая, но — одна пуля. Карабин — то же самое. Ствол у него все-то сантиметров шестьдесят или семьдесят.
«Будет у меня лупара!».
— А какой диаметр картечи будем делать? — спросил мастер.
«Миллиметров пять? Маловато. Пусть будет — восемь!».
— Делай на треть дюйма, в самый раз! Только обязательно проверь — чтобы и по диаметру, и по весу все были одинаковые. И круглые! Это — обязательно. Пулелейку сам сделаешь.
Рукодельник кивнул:
— Только уж с вас, ваше благородие, тогда пистоны без задержки.
— Закажу в Ставрополе! Думаю, через пару недель уже привезут, — согласился Юрий и подумал:
«Надо посидеть, покумекать, да заказать этому умельцу всю справу по перезарядке патронов. Только гильзы у него покупать!».
Он в детстве и юности неоднократно помогал отцу снаряжать патроны перед открытием охотничьего сезона. Плехов-старший вполне мог позволить себе покупать их в необходимом количестве, но этот процесс относил к некоей магии и непременно сам «священнодействовал» в предвкушении выезда на природу с друзьями и приятелями.
— Покупные патроны, Женька, это я тебе скажу — лотерея та еще! Ладно там — фабрики и заводы разные. Но ведь и от партии патронов тоже многое зависит. Бывает возьмешь уже привычные — а вот хрен там! Осыпь совсем другая. Не дело это! Это и промахи досадные, и подранки постоянные. А вот когда сам — не торопясь все тщательно отмеришь, аккуратно запыжуешь, да и капсюли пальчиками откатаешь, проверишь — нет ли сомнительных… Вот тогда — да, можешь быть уверен, что выстрел будет резким, хлестким, а не этаким… пуком!
Плехов помнил, какие были «причиндалы» у отца для переснаряжения патронов, и полагал, что для этого мастера изготовить их труда не составит.