Сны. Корнет

Глава 31

Плещеев сидел под домашним арестом.

«М-да… Ничего не предвещало, ага… И бум-с — как гром среди ясного неба! Хотя… Можно было предугадать, что эти «проделки» могут повлечь за собой. Да, можно было! Колоссальный разъеб получился! Шкандаль… аднака!».

Подпоручику ничего не оставалось, кроме как подтрунивать над собой. Вернувшийся в Пятигорск подполковник Веселовский, сначала принял доклад, поспрошал о подробностях. И… Плещеев снова ничего не сказал о кровавости воздаяния. Ибо — «Знала кошка чью мясу съела!».

Но через пару недель подполковник вновь вызвал к себе Плещеева. С некоторым удивлением Юрий заметил у штаба и Нелюбина, и Подшивалова.

«Это «жу» — неспроста!».

А потом, в кабинете у «начштаба»…

«Ай-яй-яй, господин подполковник! А еще говорили, что русский командно-матерный был придуман сугубо командирами Рабоче-крестьянской Красной Армии. Выходит — нет, и доблестными офицерами Русской императорской армии он вполне используем!».

Хорошо еще, что подполковник орал не сильно, и к тому же… Рузанов, видимо, будучи в курсе дела, постарался обставить так, чтобы рядом из господ офицеров никого не было. А то бы пришлось… Веселовского на дуэль вызывать — за умаление чести офицера!

У самого Плещеева вопросов по поводу такой вздрючки не было. Морально-то он уже был готов. Да и по форме… Он же родился в куда более свободном обществе, в реальности будущего, а потому… уже не был «целочкой» в таковых взаимоотношениях с руководством. Попадать под такой «каток» самому — не приходилось, но… наслышан, наслышан!

Находясь «на ковре» начальства, в «коленно-локтевой позиции», Плещеев искоса поглядывал — оценивал реакцию своих «подельников». Подшивалов был явно подавлен происходящим. А вот Нелюбин… Нелюбин имел вид — как и положено — «лихой и придурковатый»!

«Хитрец! Ой, хитрец! Был бы он котом, я бы с уверенностью мог предположить, что в тапки Веселовского он нассыт этой же ночью!».

Наконец, подполковник выдохся. Оно и правда — кому интересно орать, топать ногами и материться, когда подчиненные не перечат? Никому не интересно! Ибо опираться при любом действии — и «взъеб-тренаж» здесь был не исключением — полагается на среду, сопротивляющуюся воздействию, то есть — твердую. А когда сия среда — не твердая, и не мягкая, а как бы… никакая, то и никакой опоры на нее — не получится!

— Ну ладно… унтер Нелюбин! — кивнул скорее своим мыслям Веселовский, — Охотнички… они и сами привыкли по лезвию ходить, со смертью в обнимку. То есть — ни своей жизнью не дорожат, ни к чужим — пиетета не испытывают. Ладно — казаки! У тех счеты с горцами — давнишние, крови меж ними — предостаточно. Но — вы, подпоручик! Как вы могли… Как вы могли допустить такое… обхождение с пленными? С телами убитых врагов?

«А вот тут — не верю! Переигрывает подполковник. Что — он не знает, что при необходимости пленных допрашивают без лишних сантиментов? Ага… два раза — верю! Отслужить больше двадцати лет, участвовать в нескольких компаниях и остаться в белых перчатках? Ну-ну… Тем более что он — квартирмейстер, то есть должностное лицо, отвечающее в том числе и за разведку в зоне ответственности. Хреновый актер, господин подполковник!».

— Что вы молчите, господин подпоручик?! Сказать нечего?

«Да-да… «а настоящему мужчине — всегда есть что сказать!».

Чуть заметно Плещеев пожал плечами, дескать — да, сказать нечего. Повинную голову — меч не сечет! Хотя… сечет, конечно, да еще и как. Но это — при желании таковом у начальства. И вот, похоже, было, что такового желания у Веселовского не было! Номер отрабатывал, господин подполковник!

«Интересно — «Кто Хмыренку про Хмыря накапал?».

Вариантов-то было — более чем достаточно. Могли казачки проболтаться? Могли. Вот с охотниками — не было уверенности в их болтливости. А казачки — могли. Тем более что далеко не все были согласны с действиями Плещеева и ногайца.

«Тогда уже многие морщились и головами качали!».

«Сучёнок еще мог, так опрометчиво оставленный в живых. Он-то уж наверняка не молчал. И еще важно — кто его допрашивал, уже здесь. На Большой земле, так сказать!».

— Ну так что же… господин подпоручик? — снова обратился к нему Веселовский.

Плещеев вскинулся, демонстративно щелкнул каблуками парадно-выходных сапог от вицмундира. Сапоги эти позволяли такое, не то, что гусарские ботики или татарские ичиги.

— Господин полковник! — «Ну да, здесь уместно по армейской привычке упустить предлог — под-. И начальству приятнее!», — Разрешите свои соображения высказать более приватно!

Юрий чуть покосился на нижние чины. Вообще-то, понужая подпоручика в присутствии нижних чинов, коими, без сомнения, были и унтер, и урядник, Веселовский явно был неправ. Но! Тут был нюанс: Плещеев сотоварищи был в одном поиске, в одной разведгруппе. А Нелюбин и Подшивалов, если разобраться, командовали своими подразделениями — каждый своим. Получалось, все трое — командиры.

«Подельщики», «соучастники». Члены устойчивой преступной группы, в простонародье именуемой — шайкой!».

Веселовский чуть подумал, кивнул своим соображениям и распорядился:

— Вы, орелики, далеко не отлучайтесь! Разговор с вами еще будет. Есть повод, кроме озвученного…

Когда охотник с казаком вышли, Веселовский, выпустив пар и изрядно понурившись, кивнул Плещееву на стул:

— Присаживайтесь, господин подпоручик! И… можете закуривать… Так, я все же хочу узнать, из каких таких соображений вы позволили подчиненным подобные действия.

— Господин подполковник… Вы сами знаете, что длительное время я готовил анализы действий и методов как противника, так и наши, собственные. Кроме прочего, мной был осуществлен сбор статистики за прошлые годы. По моим выводам, ежегодно части русской армии теряют в боях с горцами, и что хуже — при нападениях и в засадах — до тысячи человек. Это только убитыми! И примерно вдвое больше — ранеными. Вам, господин полковник, не хуже моего известно, что очень часто туземцы позволяют себе действия в отношении захваченных солдат и офицеров, которые иначе как зверствами не назвать. Самые изощренные пытки, древние способы казней — все идет в ход у этих дикарей. Мало того… Даже за прошлый год было совершено более двадцати нападений… Это на линии от Пятигорска до Моздока! Более двадцати нападений на мирных поселенцев, цивильных граждан. Как мужского, так и женского пола. Причем методы при этом у абреков ничем не отличаются от методов, применяемых к военным чинам. Пытки, убийства, зверские, групповые изнасилования женщин и даже — детей! И как, по-вашему, я должен относиться к этому? С волками жить — по волчьи выть!

— Голубчик! — Веселовский с явным пониманием обратился к Юрию, — Я все понимаю, но нельзя же так…

— Позвольте спросить… А кто и как именно донес вам о случившемся?

Веселовский хмыкнул:

— Ну… Кто — я вам не скажу. Просто имейте в виду, что по ту сторону гор есть люди… Нет, они не наши агенты. Просто они имеют здесь свои интересы, не связанные с боевыми действиями. Вот… доносят иногда о сложившейся обстановке… Это лишь подтвердило слова того молодого разбойника, которого вы притащили с собой. И сейчас, я вам скажу — многие, очень многие из горских племен возмущены тем, что произошло. И это, несомненно, повлияет на их отношения к нам!

— Позвольте усомниться, господин полковник. Их отношение к нам и так далеко не дружественное. И ничего это не изменит. Ни-че-го! Возмутились, говорите? Пусть эти возмущенные приходят, встретим! А вот мирных трогать — не моги! Вот вообще — не смей, иначе будет очень больно. Вот так я рассуждаю… Я вообще бы… будь моя воля — за каждого убитого солдата убивал бы по десять горцев-мужчин. Институт аманатов они же сами и придумали! Убили солдата — получите ответ. И — либо они поймут, что… нельзя. Либо — у них мужчины кончатся! А за мирных… особенно — за детей я вообще бы сжигал парочку аулов, со всеми их выводками. Тем более что они из поколения в поколение воспитывают их в ненависти к нам. Не мы начали эту войну, не мы! Еще тогда, когда именно из Степи приходили грабители, убийцы, насильники. Заметьте — не с Руси в Степь, а совсем даже наоборот. Да они же и друг друга — режут, грабят, воруют женщин и детей. Продают их как скот туркам и между собой. Как к ним можно относиться?

— М-да… Юрий Александрович… Как-то отравил вас Кавказ, — грустно покачал головой Веселовский.

— Ничего подобного! Мы забываем, что нашу незлобливость, отходчивость и терпение они воспринимают сугубо как слабость. Сильный здесь имеет право на все. Они так веками живут. А потому… «Мне отмщение и аз воздам!».

Подпоручик еще немало говорил с подполковником. И вроде бы Веселовский с пониманием отнесся к его словам. Понял, но вот — принял ли?

— Здесь же еще что… Юрий Александрович… Полагаю, что найдутся среди наших офицеров и те, кто осудит вас. С такими-то методами. Как бы вам обструкцию не объявили!

— Дураков учить — только время терять! А умные, опытные офицеры меня поймут. Они и сами повидали уже многое. И в отношении горцев не обольщаются!

— М-да, Юрий Александрович! Непросто вам служить будет, непросто. Лет эдак пятнадцать назад, при Ермолове… М-да-с… Тогда несколько по-другому все было. А сейчас Петербург диктует политику умиротворения… Вы слышите — умиротворения туземцев! Хотя… Возможно, назначение командующим генерала Засса свидетельствует, что политика в этом вопросе вновь переменится. Поживем — увидим! А пока… мне нужно отлучиться на час-полтора. Берите-ка вы своих… головорезов, да ступайте в трактир, пообедайте. Но! Вина много не пить, ибо к семнадцати часам я вас жду назад. Разговор у нас будет, и разговор серьезный!

«Х-м-м… а о чем разговор? Хотя чего гадать: придет время — скажет!».

Выйдя из штаба, Юрий взглядом нашел «подельщиков» и махнул рукой:

— Пошли в трактир, пообедаем!

Под плотный обед, ограничившись стопкой водки — «Не пьянки ради, а аппетита для!» — повели неспешный разговор. Нелюбин посочувствовал подпоручику:

— А ведь и правда, ваш-бродь, как бы вам солоно не пришлось-то — в общении с господами офицерами. Вы уж простите, но среди вашего брата встречаются такие блаженные, что диву даешься. Порой к врагу относятся лучше, чем к нашему брату — простому солдату. И ведь видно же — сколь многих захватила эта дурацкая мода на черкесский костюм! В горах — понятно, удобнее так. Но ведь он и в горы-то никогда не пойдет, не нужно это ему. Но вот с костюмом тем — восхваление этих горцев пошло. Дескать, и смелые они, и умелые. Храбрые до одури. А того не видят, что это только одна сторона целкового. А на другой-то стороне — что? Дикость, жестокость, кровожадность без меры. Хуже волка, ей-богу! Волк-то что? Он, когда сытый, скотину резать не будет. А эти… абреги — они и голодные режут, и сытые — тем хуже. Тогда они куражиться начинают!

Плещеев пресек разглагольствование унтера:

— Ладно! То беда небольшая. У меня и так-то знакомцев особенно нет, поэтому та потеря невеликая.

— Зря все же мы так-то… с дохлыми этими…, - почесал затылок Подшивалов, — Надо было просто зарезать их и делу конец. А сейчас — шуму будет…

Макар зло ощерился:

— Ничё! Проглотят, не подавятся. Глядишь — так бы еще раз десяток, подумали бы копченые как мирных резать, да баб сильничать!

— Я вот думаю… порочная то практика — их убитых горцам продавать. Если еще на обмен наших павших… То да, дело нужное, похоронить тела своих как положено. А продавать… А так бы — пропал с концами, и пусть думают, в каком овраге его волки доедают! — раздумывал подпоручик.

Нелюбин поддержал его:

— И правильно! Мы вот когда в горы идем — разве продаем местным тех, кого порешили? Да мы бы уж озолотились в таком разе!

Ефим засмеялся:

— Да у вас же разве есть такая возможность? Глупость это! Как бы вы потом оттуда ноги унесли?

— Ладно! То не нами начато, не нам и заканчивать сие! Вы мне лучше скажите: что думаете — о чем разговор будет? — спросил Юрий.

Ефим пожал плечами, а Нелюбин усмехнулся нехорошо:

— А чего тут гадать? Загонят нас куда ни то, куда черти еще не заносили. Там, где пожарче, да злых абреков побольше. Да ладно, чего там?! Наше дело телячье… Лучше о хорошем поговорим — о дуване, да о монете звонкой. Получается, у нас двадцать три лошади. Все — хорошие или еще лучше. Кабардинцы! Вы, ваш-бродь, не передумали ли коняшку брату Василия отдать? Нет? Ну, тогда — двадцать две лошадки. А это, если на круг — две, а то и две с половиной тысячи рубликов. Да еще справа всякая. Там тоже есть очень даже ничего и шашки с кинжалами, и ружья с пистолями. Еще клади — тысяча, а то и полторы! Предлагаю не спешить с продажей: сейчас приезжие на воды повалят. Много их будет, а там люди все денежные, не бедные. Может, выйдет и подороже, что продать.

И Подшивалов с Макаром принялись считать доли — пять, значит, Плещееву, да по три — им двоим. Погибшему тоже три доли — родным. Остальным — по доле. Выходило — очень неплохо! Рядовым — по сотне, а Плещееву — целых пять сотен, что его откровенно радовало!

В назначенное время Плещеев, Нелюбин и Подшивалов сидели в кабинете подполковника Веселовского. Хозяин кабинета расхаживал позади стола, вынуждая время от времени сидевших выворачивать шею, когда Веселовский обращался к тому или иному.

«Где-то я читал, что Сталин вот также любил ставить подчиненных в неудобное положение. Видно, прием этот давно придуман!».

Веселовского интересовало, как далеко заходили охотники в этой части Кавказа. Нелюбин пояснил, что верст на тридцать округу точно знает. Дальше… Дальше еще на двадцать — бывал несколько раз, но не более. Подшивалов же на аналогичный вопрос ответил, что неоднократно бывал в Тифлисе, Владикавказе. Хаживал по горам в области Сванов, но вот далее к западу, ближе к Черному морю — не бывал.

— Понятно…, - разочарованно пробормотал подполковник, — Значит, надо озадачиться проводником.

— Господин подполковник! Может, вы прямо скажете, что вас интересует, а мы уж сообща подумаем, как это выполнить! — предложил Юрий.

— Выполнить, выполнить…, - с досадой произнес Веселовский, — Вот что я вам скажу… То, что на Кавказе вовсю промышляют агенты Стамбула — это вы и сами знаете. То известно всем. На юге Дагестана и вдоль Каспийского побережья — там все больше персы шалят. Но то от нас далеко и пока нам неинтересно… А вот здесь, у нас под носом… Оружие, деньги, припасы разные — порох, свинец… Все это сочится от наших недругов весьма изрядно. И все это — существенно подкрепляет это противостояние с Российской империей. Это понятно?

Присутствующие нескладно, в разнобой подтвердили, что — да, понятно.

— А как это все сюда попадает? С юга или с побережья? — спросил подпоручик.

— И так, Юрий Александрович, и эдак! Южные тропы — то все больше забота руководства в Тифлисе. А вот с побережья… Это к нам ближе, а, следовательно, более интересно. Слабы на берегу еще наши позиции. Береговая оборонительная линия вроде бы и создана, но… Небольшие крепости, шверпункты, а то и отдельные редуты, соединенные тонкой прибрежной ниткой дороги. Отойди чуть в сторону от крепости — и все, нет там нашей власти. А патрулирование по морю пока еще крайне жидкое, хлипкое и очень… периодическое. Вот и тащат к нам с Турции все что ни попадя. А отсюда — захваченных в набегах рабов. Точнее и скорее — рабынь и детей малых. Очень уж там ценятся кавказские женщины.

«Подельщики» переглянулись: «Только что об этом разговор был!».

— Да и эмиссары турецкие очень уж вольготно там себя чувствуют — как у себя дома шныряют! И, стоит признать, хоть до нас и доходят разные сведения, но они часто слабо проверяемы и больше походят на слухи. Но вот что интересно… Тот молодой абрек, которого вы в первый раз притащили, упоминал про некоего рыжего турка, что гостил у убыхского вождя. И еще рассказал тот парнишка, что вроде бы «рыжий» этот… уже не раз там мелькал. В разных местах.

Веселовский расстелил на столе карту и обвел пальцем одну из областей к юго-западу от Пятигорска.

«Эгей! Да это же… верст двести от нас! Ну… пусть не двести, но — больше сотни — точно! Туда просто так-то, по горам идти неделю будешь, а если скрываясь, тишком… А если «пошуметь»? Да на нас там все окрестные джигиты слетятся — как мухи на… к-х-м-м… мед. Как-то… Похоже, что задание — в один конец. Он что… Веселовский — не понимает этого?».

Подшивалов — это было заметно — с весьма кислой миной уставился на карту. Нелюбин был задумчив, но тоже — невесел.

Веселовский был вовсе не дурак, и реакцию подчиненных отследил:

— У нас есть там люди, которые могут приютить и спрятать. На время, конечно… А потом и провести назад, так, чтобы никто не узнал.

«Ага-ага… прямо вот так все просто. Тогда, что же любой казачьей полусотне не предложили такое?».

— Но нужны люди, которые по горам ходят привычно! — пыхнул трубкой подполковник.

— Господин подполковник…, - начал Нелюбин, — Такое дело с кондачка не решается! Да и у меня… задача же какая? Патрулировать окрестности Пятигорска. Верст тридцать-пятьдесят к югу — это понятно. А вон туда… Это надо с господином капитаном Васильевым разговаривать…

— Это все — понятно! — кивнул «начштаба», — И с Васильевым я свяжусь и с вашим командованием полковым согласую. Думаю, вполне смогу на все лето ваш десяток к себе вытребовать. Да и не говорю же я, что прямо вот завтра туда идти! Нет… Подождем, пока весенние воды с гор сойдут, пока ручьи да речки в берега вернутся. А вот ближе к середине лета… А вы пока, унтер, как более опытный охотник, подумайте — сколько человек вам нужно, кто нужен, какое снаряжение, лошади ли… Или лучше пешком идти?

— А мне что делать? — поинтересовался Плещеев.

— Вам? А что — вам? Вы, Юрий Александрович, как я знаю — в последнем деле вновь рану получили, не так ли?

Рана на плече подпоручика уже практически затянулась, но продолжала немного ныть и стесняла движения рукой.

— Вот и лечитесь! Если вы пойдете с десятком Нелюбина, то вы мне здоровым нужны. Еще… подумайте — может, какие соображения возникнут. Десяток же ваш, урядник…

Веселовский повернулся к Подшивалову:

— … поступает в распоряжение штаба линии. Курьерская и фельдъегерская служба, поручения разные. И под рукой будете, если все же надумаем наведаться к тому рыжему в гости. Все понятно? Вопросы имеются? Нет? Ну вот и правильно — планы, пусть и дальние, я вам обрисовал, думайте…

А еще через три дня Плещеева попытались убить.

Выехав из дома в намерении посетить дом графини Воронцовой — для лечения хозяйки и Софочки, которая почему-то вдруг решила «крутить динамо» …

«С чего бы вдруг, а? Все какими-то намеками да отговорками. Улыбочки эти — лукавые! Как понять этих женщин?».

… он верхом объехал рыночную площадь. Чуть придержал коня, пропуская следующие по довольно узкой улочке телеги, как вдруг что-то кольнуло его, сбило с мысли…

«А чего это арба с хворостом так поздно на рынок следует? Местные же пораньше приезжают. Да и обычно такие дровосеки развозят свой товар с рынка в сопровождении — дворника ли, слуги ли хозяев дома, которые и показывают продавцам, куда везти, да где сгружать!».

С передка арбы вдруг сорвался пацан лет пятнадцати и с диким визгом бросился к нему, размахивая кинжалом. Юрий по наитию пнул «визгуна» в грудь и даже попал, отбросив нападающего в сторону. Конь под ним взвился на дыбы и заплясал со ржанием. Подпоручик увидел, как поднявшийся на арбе седобородый старик вытаскивает из-под хвороста не менее древний карамультук. Времени за пистолетом тянуться не было, и Плещеев метнул в старика нож, вырвав тот из ножен на запястье. Попал, что характерно! Пацан, кошкой изогнувшийся после пинка, бросился на гусара вновь. Но тут уж не сплоховал его конь! Чёрт снова поднялся на дыбы и с храпом забил передними ногами. И пацан рухнул на землю.

— Готов! — констатировал какой-то солдат, подскочивший сюда на подмогу офицеру, — Ишь как башку-то ему жеребец размозжил!

Смотреть на мальчишку было неприятно, с разбитой копытом головы в пыль дороги обильно текла кровь. Подпоручик подошел к завалившемуся на хворост старику и выдернул из груди того нож, вытер о полу пропыленного чекменя.

— Вот сучёнок! Коня порезал! — пробормотал Юрий, разглядывая длинную царапину на правой ноге жеребца.

«Съездил, мля… поблядовал! Ладно… возвращаться нужно. Рану коню промыть да полечить. Тут, похоже, серьезного ничего нет!».

Прибежавшему патрулю во главе с незнакомым унтером, Плещеев кивнул на убитых, объяснил ситуацию.

«Интересно — они шли убивать именно меня? Или так — на кого Аллах пошлет? Скорее — первое!».

— Вот и посидите дома, голубчик! Нечего вам лишний раз по городу шастать. Считайте себя под домашним арестом, господин подпоручик! — подвел итог докладу Веселовский.

— Позвольте… господин подполковник! — опешил Юрий, — За что же домашний арест?

— А то не за что? — притворно удивился «начштаба», — Да вы, батенька, с памятью поссорившись? Могу напомнить… Первое — это нарушение обычаев и правил войны. Второе… Второе — убийство двух местных жителей. Я понимаю, что они на вас напали, пытались убить. Но! Пока идет проверка, извольте не отлучаться с места жительства. Вот так! Отдыхайте, господин подпоручик. Отдыхайте!