— Так вот, милые мои…, - продолжила супруга артиллериста, — Достался ей по случаю один интересный амулет. Внешне-то — так, ничего особенно: безделушка серебряная. Правда сделана интересно и носится тоже необычно: тонкая цепочка, надеваемая на талию, под одежду. Имеется и небольшая подвеска в виде серебряного же, чуть выпуклого сердечка. В общем, миленько, но не более того. Но вот действие этого амулета — очень интересное, по ее словам. Очень интересное! Как она мне нашептала на ушко: пока дама носит сей предмет на поясе, то может не опасаться последствий… к-х-м-м… общения с предметом страсти…
Агнесса говорила горячо, чуть наклонившись к приятельницам и поглядывая мимолетно на подпоручика. Дамы слушали вроде бы внимательно, но улыбки нет-нет да промелькивали на их устах.
«Х-м-м… театр какой-то! Любительский, похоже. Вполне себе видно, что дамы уже обсудили эту новость, пошептались, а этот разговор больше для того, чтобы выпытать у меня — так ли это, насколько все это правда!».
— Да-да, предметом страсти! — закивала Агнесса Карловна, явно переигрывая с интригой, — С мужчиной, я имею в виду. Вы же меня понимаете, да?
Софья тщетно пыталась спрятать улыбку, а Екатерина чуть посмуглела щечками — застеснялась, стал-быть…
— Причем, по словам моей знакомой, сей амулет не только предупреждает даму от незапланированной тягости, но и очень надежно защищает от всяких дурных болезней! — продолжала «токовать» полковница.
При упоминании неприличных напастей Катюша еще больше смутилась и прикрылась веером, а Соня, прикрыв губки рукой, отвернулась.
«Ну-у-у… отрицать свою причастность к этому амулету будет, наверное, глупо. По крайней мере, уже у пятерых женщин Пятигорска такие имеются. И пусть с девушками из бань эти дамы вряд ли знакомы и даже наверняка — никогда не пересекались, то вот амулеты, проданные Варей… Я же даже не спросил — кому она их продала! Да и бизнес же сам пытался «замутить» на этом. К-х-м-м… только вот что не продумал: а будут ли платить дамы за такие предметы? Или, как рассказывал маг Филип — каждая вторая норовит заполучить таковой за постельные утехи. А оно мне надо? Вроде бы и нет, но… Вот если бы Соня или Катя… Да чего ты сам себе врешь? Естественно, подарил бы эти амулеты и просто так, по принципу — а вдруг что обломится? Что та, что другая — явно мне нравятся. Но вот…».
— Так что же вы, Юрий Александрович?! Что можете нам пояснить по данному поводу? — подпоручик, задумавшись, ушел в себя и не расслышал последних слов Агнессы.
«М-да… а что говорить?».
— Милые дамы… Даже не знаю, как объяснить… Если только с самого начала? — решился Плещеев, потом, чуть задумавшись о порядке повествования, начал:
— Видите ли… В прошлом году случилось мне в стычке с горцами получить пару ранений, — Юрий машинально потер еле видимый шрам на щеке, — Ранения сии были не столь тяжелы, сколь неудобны: плечо, разрубленное шашкой, не давало ни лечь поудобнее, ни двигаться. А щека… Не только есть толком не мог, но даже и пить было крайне неудобно. Приходилось претерпевать, так скажем. Раздражало это меня до крайности! Вот как-то… Доктор Москвин первым заметил, что раны мои заживают не в пример быстрее, чем у других лечащихся в лазарете. Вот я и попытался разобраться и понять — как я могу все это дело ускорить. И, как видите, и, возможно, слышали, — у меня получилось. Потом… Потом решил попробовать подлечить своего денщика. Старый гусар: болят раны, да и в общем здоровье уже не то, что в молодости…
Дамы слушали с интересом, и только полковнице было интереснее — про дамские заботы:
— Ну а про амулеты эти?
Подпоручик сдержанно улыбнулся:
— А далее… Я понял, что мне ведомы некоторые симптомы болезни у окружающих…
Агнесса с горящими глазами не преминула снова перебить:
— А вот про меня — что можете сказать? Каково мое здоровье?
Плещеев окинул взглядом женщину:
— Полагаю, что у вас имеются некоторые проблемы с желудком. Побаливает периодически, не так ли? И… И, как мне кажется, бывают боли в позвоночнике.
«Гастрит у нее, скорее всего. Ну и позвоночник… Точнее: ближе к шее и в районе плечевого пояса. Может, потому и вынужденно сутулится?».
Агнесса ошарашенно откинулась на спинку кресла. А Софья с улыбкой спросила у полковницы:
— Так ты по-прежнему не веришь, да?
Кащеева отмахнулась от приятельницы:
— Теперь-то — что? Так что там с амулетами, Юрий Александрович?
— Ну-у-у… потом… Потом я решил подлечить одну…, - подпоручик пощелкал пальцами, не зная, как подать свое знакомство с «обслуживающим персоналом» бань.
— У Оганесяна, да? — усмехнулась Софья Павловна, явно указывая, что дамам ведомо существенно больше, чем полагал подпоручик.
Плещеев цыкнул зубом, покачал головой:
— Ничего-то от вас не скрыть, милые дамы…
— Так! Вы их вылечили, а потом снабдили и амулетами, не так ли? — Кащеева излишней тактичностью не страдала, пояснив приятельницам, — Эти мужчины… Все как один — одинаковы! Нет бы приударять за приличными женщинами, а они нет-нет, да все в этот вертеп разврата погружаются. Ну, то — ладно! И что же? Когда вы их снабдили своими волшебными «штучками»?
— Х-м-м… да уж более полугода, как мне кажется! — задумался Плещеев.
— Ага…, - удовлетворенно кивнула Агнесса, — Значит, точно работают эти амулеты! Слышала я, дорогие мои, как-то разговор моего благоверного и одного… к-х-м-м… его подчиненного. Очень уж они восхищались некими этуалями. Впрочем, то — пустое! А вот скажите, голубчик — а как долго они работают, эти амулеты?
— Ну-у-у… за полгода пока не разрядились! Я проверял! — Плещеев проболтался, а поняв это, несколько сконфузился, вызвав смех Агнессы и улыбки других дам.
— Замечательно! — воскликнула Агнесса и, наклонившись к Юрию, улыбнувшись, прошептала, — А как бы их заполучить, эти ваши вещицы?
«Казалось бы… циничен уж сверх меры, а вот поди ж ты — почему-то этот форменный допрос в присутствие Софьи и Кати смущает меня донельзя!».
— Я могу подготовить их. Только… Не сейчас: мне на днях уезжать. Вот по возвращении, я думаю, это можно было бы устроить.
Дальнейший разговор, к радости Юрия, был прерван вернувшимися представителями старшего поколения: Плещеев уже не мог смотреть в сторону Сони и Кати, пылая румянцем от смущения. Узнав, что разговор шел о здоровье, как завуалировала тему Кащеева, к нему с удовольствием подключились пожилые «эскулапы». Правда, выразив признание в необъяснимости способностей подпоручика, отнеся их к сфере неведомого, оба доктора довольно скептически прошлись по бытовавшим в обществе в целом предрассудкам и общей дремучести в медицине даже у просвещенных людей.
Их рассуждения сначала удивили подпоручика, потом несколько развеселили, а затем вызвали желание мягко осадить докторов:
«М-да… все время забываю, что медицина сейчас — это вовсе не та наука, что в будущем, в реальности. Там даже простому обывателю подчас ведомо то, что здесь и опытным докторам неизвестно!».
Опять же зачем-то вступил в спор со «старичками»:
— Полагал бы, что вы несколько строги к людям. Да, подчас они не задумываются над причинами собственных хворей и недугов. Полагают, что на это и существуют ученые доктора. И что здесь не так? Да и докторов ежели взять… Давно ли сами доктора полагали, что головной мозг не более, чем железа для выделения слизи, которая и проистекает у многих из носа? Признайтесь, ведь так? И не подумайте, что я сейчас надсмехаюсь над вами. Я прекрасно понимаю, что человечество постоянно развивается и пополняет свои знания об окружающем мире, и в том числе — об организме человека и методах, и способах его лечения. И большой поклон вам, докторам, за вашу работу!
Если врач графини вполне благосклонно воспринял речь подпоручика, то Москвин выслушал Плещеева, не скрывая сарказма, и не преминул съязвить:
— Можно подумать, что сейчас кто-либо знает человека лучше, чем его доктор!
Юрий засмеялся:
— А лучше всего может разобраться в человеке патологоанатом. Да и то — не каждый!
Москвин сморщился, но потом махнул рукой и тоже улыбнулся.
— Вот вы, Матвей Емельянович, сами весьма скептически отнеслись к моим словам… Помните — там, в лазарете, о мази, которая позволяла заживать ранам быстрее. А между тем, в том самом темном народе бывает, что и промелькивают вполне здравые мысли. Не будете же вы отрицать пользу различных настоек, отваров и прочих снадобий из трав? Нет? Ну вот… К примеру, как доктора в прошлом армейские, вы знаете, что чаще всего потери войска несут не от ранений на поле боя, а от болезней, травм и хворей, приключающихся по причинам вполне банальным и житейским. Плохая пища, дурное обмундирование, а подчас и отношение лиц, начальствующих косит наших воинов как бы не сильнее, чем матерый супостат! А ведь еще со времен Римской империи известно, что добротно устроенный военный лагерь или временный бивак — предупреждает многие, многие заболевания. Не так ли? Качественная, а лучше всего — кипяченая вода, здоровая пища, обувь и одежда, соответствующая внешним условиям, дисциплина и налаженный быт снизят небоевые потери если не вовсе, то сократят их до минимума! Личная гигиена каждого воина и соблюдение санитарных правил места расположения войск — краеугольные камни здорового воинства!
Доктора важно покивали, соглашаясь с Плещеевым, но Москвин все же не удержался, чтобы не подпустить «шпильку»:
— Весьма удивлен познаниями столь юного офицера. Откуда же таковые знания?
Плещеев хмыкнул:
— У нас, у Плещеевых, в роду все военные, начиная, пожалуй, со времен Ивана Грозного. И опыт, и знания передаются от старших младшим. Вот, к примеру — еще дед мой, царствия ему небесного, рассказывал, что ту же дизентерию, или — упаси бог — холеру, можно перенести войску куда легче, пользуя больных весьма простым морковным супом!
— Позвольте! Морковным супом? — удивился Матвей Емельянович.
— Ну да! Дед рассказывал, что пользовал его подчиненных какой-то доктор-немец морковным супом.
«Как подчас помогают, казалось бы, никчемные знания, почерпнутые случайно в интернетах!».
— Я даже рецепт почему-то запомнил. Наверное, потому, что, будучи ребенком, решил, что очень уж варево должно быть противным! — засмеялся Юрий, — А рецепт прост: требуется полтора фунта моркови варить в литре воды. Потом протереть отваренный овощ через сито или терку и снова варить в литре воды до состояния супа-пюре. Вот этим и спасал, как рассказывал дед, басурманский доктор больных солдат. Дед еще удивлялся, что практически всех на ноги этот немец ставил. Кстати! Сей рецепт вполне может быть употреблен не только в войсках, но и в гражданском обществе. Не секрет, что простое население у нас подчас проживает в условиях далеких от санитарно-благополучных. И чем южнее расположен тот или иной населенный пункт, тем более население оного подвержено всяким кишечным заболеваниям.
— Поражает меня глубина ваших знаний, Юрий Александрович! — похвалила Плещеева хозяйка дома, — Откуда сие?
Подпоручик пожал плечами:
— Я, уважаемая графиня, читать люблю. Можете не поверить, но в минуты безделья нет лучшего занятия, чем чтение. Ибо даже и не предполагаешь, когда тот или иной опыт ранее живших людей может пригодиться.
— Похвально, похвально! А чем же еще интересуется на досуге молодой офицер? — графиня явно была намерена поднять рейтинг Юрия в глазах присутствующих дам.
— Да много чем, ваше сиятельство! К примеру…
— А вот модой интересуетесь ли? — вмешалась Агнесса Карловна.
— Модой? А почему же нет? Конечно, интересуюсь. Особенно — женской! — постарался скрыть улыбку Плещеев.
Слова его вызвали удивление и живейший интерес у красавиц.
— И что же вы думаете о нынешней моде? — спросила Екатерина.
— Честно признаться… Меня несколько удручает складывающаяся сейчас у прекрасной части нашего общества тенденция, — вздохнул Юрий.
Дамы переглянулись, и удивленная Софья спросила:
— Что же вас удручает, Юрий Александрович?
— Боюсь показаться вздорным и остаться непонятным, но… Вот, казалось бы — еще недавно в моде был ампир. Прелестные наряды дам; легкие платья, удобные как в повседневной жизни, так и на светских мероприятиях. Красавицы казались в них порхающими мотыльками, чудесными бабочками. А сейчас…
— А что сейчас? — удивленно переспросила Екатерина.
— Не понимаю — зачем вся пышность современных модных юбок? Ладно бы — корсеты, они хоть тонкость талии подчеркивают, но юбки? — вещал подпоручик.
— А чем корсеты вам не приглянулись? — перебила его полковница.
— Да это же просто вредит здоровью дам! Это же немыслимо: так утягивать талию, используя вовсе уж какие-то пыточные конструкции! Что там у вас? Китовый ус, а то и стальные полосы. А дышать-то как?
— Красота требует жертв! — припечатала Агнесса.
— Красота? Позвольте! Утянутая до невозможности полноценно дышать дама на балу, где требуется порхать мотыльком, очаровывая мужчин… Да еще и масса народа в помещении, и все активно двигаются, дышат. Свечи еще во множестве сжигают воздух! И так дышать-то нечем, а тут еще этот корсет! Вот и обмороки у красавиц. А обморок от недостатка свежего воздуха… Вот, доктора не дадут мне соврать: никому еще обморок на пользу не шел!
— Все же вернемся к юбкам! — пряча улыбку, предложила Софья.
— М-да… Юбки. Струящаяся ткань платьев ампир. В движении она так подчас облегала стройные ножки и…
— Задницы! — припечатала, рассмеявшись, графиня.
— К-х-х-м-м… Я хотел бы как-то по-другому охарактеризовать эту часть тела красавиц, ну да — ладно! — задумался Плещеев, — Так вот… весь вид женщин был настолько притягателен, что — просто ах! И дух захватывало у истинных ценителей женской красоты. А сейчас… Что может понять бедный ценитель? Это бедра настолько… м-да… широки, или это куча ткани и обручей с валиками к тому же? А как в этом сидеть-то?! Право — мне вас жаль, милые дамы. Очень жаль! Все это… столько слоев, что… Тяжело же, наверняка! А если погода стоит теплая, или даже — жаркая? Можно только посочувствовать, ей-ей!
— Право, мне очень жаль, Юрий Александрович, что не именно вы законодатель женской моды! — засмеялась Екатерина, — Было бы очень интересно посмотреть, что вы предложили бы в качестве художника дамских костюмов.
Тут Плещееву подсудобила хозяйка:
— Думаю, что наш гусар, как ценитель женских ножек и прочих частей тела, предложил бы что-нибудь предельно откровенное!
Юрий прищурился, глядя на красоток:
— А представьте, сударыни: то же самое платье ампир, но длиной… примерно до середины бедра!
Графиня замерла, а потом расхохоталась. Компанию ей составили Софья и полковница, Екатерина же снова смутилась, премило порозовев щечками, и пробормотала, вызвав еще больший смех:
— Позвольте! Но это же… намного короче ночной сорочки получается. Как же в таком в свет выйти?
«Эх, Катюша! Видела бы ты, в чем в реальности девушки и молодые женщины ходят!».
Похоже, что взгляд подпоручика был предельно откровенным. Оценив сей взгляд, графиня предложила молодежи:
— Прогулялись бы по саду перед ужином! Как ратует наш гость — свежий воздух и активное движение идут на пользу организму, да и аппетит нагуляете!
Прогулявшись по аллеям сада, Катя и Соня устроились на диванчике качелей, а Плещеев и полковницей — напротив них, на садовой скамье. Две красавицы чуть покачивались, а полковница вновь приступила к допросу подпоручика:
— Юрий Александрович! А что вы скажете на то, ежели я попрошу вас меня полечить?
Плещеев задумался, а потом как будто нехотя постарался объяснить:
— Видите ли, сударыня… Я же не доктор…
— Позвольте! Как — не доктор, если вы лечите и у вас это хорошо получается?
Юрий видел, что Катя и Софья внимательно слушают их диалог.
— Я хотел сказать, что опыта лечения людей у меня не так много. А оттого и личное отношение к процессу еще не настолько, пардон, цинично. То есть… Я не могу пока абстрагироваться от пациента. А если пациент этот — молодая привлекательная дама… Извините, но эмоции определенного толка мне очень сложно сдержать. Ведь для лечения мне нужно… Как бы это сказать? Контактировать руками с телом пациента. Вот! Опять же… привлекательная дама, опять извините меня — в неглиже, и мне приходится весьма плотно касаться ее тела. Вот… Понимаете меня? Ведь я еще не старик, а посему… В общем, сложно это, крайне сложно!
Плещеев видел, как, скрывая улыбку, прикрылась веером Софья, а Екатерина, как будто заинтересовавшись чем-то в листве деревьев, отвела взгляд. И лишь настырная полковница продолжала «пытать» бедного подпоручика:
— Но ведь этих… как бы их назвать-то? Пусть будут — горничных из бань вы же лечили?
Тут уж пришла пора покраснеть Юрию.
«А вот какого черта, спрашивается? Почему все это на меня так действует? Чего я стесняюсь? Не мальчик же! Откуда тогда такое стеснение? Полковница? Да прям там! Будь мы наедине, ничего бы меня не смутило, так бы прямо и спросил: голой оказаться не стесняешься? Нет? А если я вдруг возжелаю… А я ведь точно возжелаю, пусть она и не красавица! Отдашься? Х-м-м… скорее всего — все она прекрасно понимает, и, скорее всего, будет не против. Но вот присутствие при разговоре… Сони? Нет, скорее — Кати! Почему-то смущает. Втюрился, что ли, ваше благородие? Х-м-м… да нет, здесь что-то другое. Похоже, что это эмоции больше самого Плещеева, чем сновидца Плехова. Тоже — странно, потому как я уже давно не разделяю этих эмоций. Мои они, а не внесенные чьим-то разумом и восприятием. Значит — Катя? Катя, Катя, Катя… Да нет, трезво рассуждая: она, без сомнения, хороша! Но вот… опять же — трезво рассуждая! Эротизма все же больше именно у Софьи, есть в ней какая-то блудливость, что возбуждает. А Катя… Точно — не мое это! Это, сцуко, подпоручик так неровно дышит к красавице! Тогда что? Добавим порцию цинизма?».
Помогла ему, как ни странно, сама Агнесса:
— Ах, вон оно в чем дело?! То есть… они были изначально согласны на адюльтер, да? Так сказать — рассчитались за услуги лекаря, да?
Юрий хмыкнул, покачал головой:
— Ну-у-у… специально так никто не договаривался. Просто они… с пониманием отнеслись к побочному эффекту от лечения для самого лекаря. Вот так… сказать.
Агнесса удивленно посмотрела на него, а потом, не выдержав, расхохоталась. Вслед за ней тихо засмеялась Софья. Катя же теперь прикрывалась веером, и лишь глаза поверх края сего «гаджета» тоже смеялись.
— Полно вам, Агнесса Карловна, смущать нашего гусара! — сквозь смех попеняла приятельнице Екатерина.
Кащеева в ответ фыркнула и протянула:
— Оксюморон какой-то — смущать гусара! Это как раз-таки гусарам свойственно смущать дам, а не наоборот…
Катерина вновь заступилась за подпоручика:
— Наш гусар еще не настолько зрел, чтобы покрыться броней цинизма и беззастенчивости!
И снова Агнесса покачала головой:
— Да-да, милочка! Как же — верю! Спорить не буду — наш друг еще юн, но… Знакомая моя… Та, что про медальон или амулет тот хвасталась, говорила, что хозяйка усадьбы, где снимает флигель наш герой, в последнее время чудо как расцвела. Прямо говорит, удивительно похорошела! С чего бы это? Может, наш пострел везде поспел?
Выручила Плещеева в итоге горничная, которая передала компании известие о накрытии столов к ужину и приглашении хозяйки к столу.
За ужином переговаривались больше старшая половина общества. Графиня затеяла какой-то спор с докторами. Юрий к их разговору не прислушивался, досадовал про себя, что приглашение графини и общение с дамами вылилось в вот такое вот все…
Дамы тоже больше молчали, видно, обдумывали что-то свое.
«М-да… Обдумывают они! Именно что: «Дать или не дать?». Или, как вариант: «Ни дать ни взять!». Полковница, похоже, для себя уже решила: «И дать, и взять!». Ладно. Ну их! Как же сложно все с этими благородными дамами. Насколько проще общаться с простыми женщинами!».
Кащеева уехала несколько раньше его, пока подпоручик раскланивался с графиней, «припадал к ручке» Екатерины и Софьи. Куртуазно же все должно быть, а как же!
Но когда он проехал по улице чуть далее, свернув на дорогу, ведущую к дому, то увидел коляску, стоявшую у обочины.
— Садитесь, подпоручик! — окликнула его полковница, — Нам по пути какое-то время. А коня вон уздой привяжите к задку коляски. Нам нужно договорить, не находите?
Уже стемнело, и под кожаным верхом коляски было вовсе темно. Присевшему рядом с женщиной Юрию было почти не видно ее лица.
— Так что же вы хотели обсудить, Агнесса Карловна?
«Х-м-м… как будто непонятно что. Насколько ее гложет нетерпение — вот в чем вопрос!».
— Не представляйтесь глупее, чем есть, Юрочка! — шепнула ему, почти прислонившись головой к его плечу женщина, — Все вы понимаете. И я все понимаю. Чего же мы будем друг другу голову морочить? Когда, Юрий?
Плещеев покосился на спину кучера. Полковница хмыкнула:
— Степана не стесняйтесь. Он меня с детства знает, еще в усадьбе моих родителей служил.
— И вы готовы, мадам? Если да, то к чему готовы, позвольте спросить? — довольно развязно спросил подпоручик, почти соприкасаясь лицом с лицом женщины.
Та засмеялась, немного отстранилась от него, пихнув его кулачком в плечо:
— Мальчик! Не думаешь ли ты, что в моем возрасте меня можно чем-то смутить? Скажу откровенно… Ты мне нравишься, но не более того. Уж поверь мне: молоденьких поручиков у меня было немало. А вот лечение и этот амулетик — меня очень интересуют. Очень! Так что… Полагаю, что будет даже интересно: вдруг, чем да и удивишь?
«М-да… Вариного «противоядия» что-то не хватает. И ведь не нравится она мне, но вот ее откровенность и готовность… Они заводят, как ни крути!».
Договорились, что произойдет «все это» после возвращения Юрия из похода. Перед тем как он вышел из коляски, дама, засмеявшись, шепнула:
— И не вздумай там, в походе, сложить голову! Будет очень глупо с твоей стороны! Очень глупо!
Подъезжая к дому, Плещеев поймал себя на мысли, что совсем не понимает, что может связывать эту… х-м-м… довольно прожжённую особу и тех же Софью и Катю.
«А может, вся это «недотрожистость» Екатерины Батьковны и Сонечки — суть лукавство? Может такое быть? Да хрен их знает. Сонечка-то наверняка скелетов в шкафу имеет в достатке, а вот Катя… Но — тоже может быть. Вполне может быть!».