Сны. Корнет

Глава 35

Со слов подполковника Веселовского, Плещеев понял, что домашний арест с него снят, и время до выступления у него есть. Несколько дней. Возможно — неделя или чуть более. А потому как сидеть дома, общаясь только с Некрасом, Варварой да ее отцом…

Хотя последний, развив бурную деятельность в самом Пятигорске, разрешив все вопросы, связанные с задумками самого Юрия и его товарищей, укатил в Ставрополь, откуда намеревался стартовать в столицу для оформления необходимых документов.

В общем, заскучал подпоручик, сидя дома. Хотелось проехаться по городу и окрестностям, поглазеть на приехавшую на воды публику. Отдыхающих и лечащихся с каждым днем в городе становилось все больше. И ничего людей не останавливало: ни Шамиль с пристяжью, ни его кровавый набег, ни проблемы русской армии на побережье Черного моря. Партикулярные сограждане хотя и шептались об ужасах и страшностях диких горцев, периодически оглядывались со страхом на имеющихся в городе людей в горской одежде, но тем не менее, замыслов о лечении и оздоровлении не оставляли. И уж тем более — никто из приехавших не разбегался в панике, стремясь вернуться в центральную Россию, где безопасно, привычно и даже скучновато!

Тем более что Шамиль-то со своими горцами — вона где: верстах в ста, а то и поболее! А тут же — армия, гарнизон, пушки-крепости! А прибрежные черкесы и того далее: вообще где-то за дальними горами!

«Люди, если чего-то захотят — могут убедить себя в чем угодно! Легкомысленность? Или фатализм по отношению к собственной судьбе? Здесь вообще люди… К-х-х-м… Как бы это сказать? Вроде того — бог дал, бог взял, что уж теперь? Причем у горцев, у татар местных, тоже наименование сему имеется — кысмет, однако! Судьба-индейка и против нее не попрешь. В эти времена как никогда силен бог — русский Авось. «Бог не выдаст — свинья не съест!». Ха-ха-ха! Вряд ли бы Шамилю понравилось, если бы он узнал, что проклятые гяуры еще поминают возможность встречи с ним, бормоча про себя именно эту пословицу! Назвать, пусть и неосознанно, воина ислама свиньей — это, знаете ли, либо глупость несусветная, либо геройство огроменное! «Авось пронесет! Небось не допустят бравые вояки этих дикарей к курортной местности!».

Так раздумывал Юрий, неторопливо следуя верхом на своей красавце-жеребце по заполненным публикой улицам Пятигорска.

Периодически встречались… Очень даже интересные «экземпляры». Очень интересные! Настолько, что рука сама начинала подкручивать кончик уса, а губы расплывались в бравой и чуточку похабной улыбке. Даже пару раз не удержался и весьма фривольно подмигнул прелестницам. А то, что большинство из них следовало в компании зрелых матрон, или даже — мужчин… Бог весть — мужья то были или отцы! Так это бравому подпоручику было сугубо параллельно и даже — перпендикулярно! Никто не может встать между доблестным гусаром и предметом его страсти! Тем более, если предмет страсти дает вполне определенные авансы: будь, то легкая улыбка, игривый взгляд или легкомысленное помахивание веером.

И надо признать, что вид Плещеева явно вызывал интерес у части… Да что там — части?! У большинства встречающихся дам и девиц! Ну а как же? Вид бравый, сам собой — недурен, конь — красавец. И хотя подпоручик по уже известным причинам был одет явно не в полное форменное обмундирование, а так — с бору по сосенке…

Высокие сапоги, никак к гусарской форме не относящиеся, черные чикчиры, черная же «венгерка», расшитая серебряными позументами и бранденбурами. На голове — фуражная черная шапка с серебряной, в тон полковому цвету, отделкой. Сабля на боку, рукояти пистолей, выглядывающие из седельных кобур — сам себе нравился подпоручик!

К тому же — на физиономию очень недурен, фигурой статен, широкоплеч, да с узкой талией. И еще: в противовес большинству офицеров он категорически не носил бакенбарды! А имеющиеся усы — стриг коротко, только чтобы были. Не культивировал, то есть растительность на лице. Получились этакие… Короткие, вполне себе пижонистые усики, только по краям чуть завитые вверх.

Почему-то весь его внешний вид, так диссонирующий обычному виду господ офицеров, воспринимался обществом как некая фронда; показной, пусть и непривычный, но оригинальный шик. А его поведение — частые «сидения» в доме, редкие выходы в свет, эти странные утренние пробежки наперегонки с конем?

Потом, опять же… Этот недавний, больше похожий на сплетни слушок о кровавости его ухарства, храбрости до безрассудства? Ведь далеко не каждый офицер мог похвастаться участием в глубоких рейдах на территорию горцев.

Ранения, заметный шрам на наглой физиономии. А еще — довольно предосудительная в свете дружба с «охотниками», которые ассоциировались у штатской публики с головорезами и башибузуками не меньшими, чем самые дикие горные абреки? Опять же — частые поездки к казакам Кабардинки. И слухи о поэтическом и певческом таланте.

«М-да… Чем не овеянный черным, страшным флером герой-любовник? Почти демон. И все никак не стихающие шепотки о причинах, приведших Плещеева на Кавказ. Если мне не изменяет интуиция, то образ у меня сложился… М-да… А ведь многие дамы помоложе и девицы… к-х-х-м-м… «Шипром» писают от таких персонажей!».

Плещеев-Плехов даже придержал коня и задумался:

«А вот надо ли мне было впутываться во все эти рейды, разведвыходы? Риск для жизни: мама — не горюй! Нет бы — служить и служить, как служил ранее! Протянул бы лямку лет этак до пяти-семи, а потом вышел в отставку поручиком. А что? Поместье — имеется. Батюшка… Но тот — тоже не вечен. Жил бы себе в поместье, маялся дурью. Пейзанок пое… к-х-м… Как там присказка бытовала: «Эхма! Было б денег тьма — купил бы деревеньку, да и еб там баб помаленьку!». Чем не жизнь? Ведь так живут большинство нынешних помещиков. М-да-а-а… уж! Но ведь скучно же. Скучно! Да… А так — не скучно? Что это тебя так взбудоражила мысль о скором «выходе»? Маньяком адреналиновым становлюсь, что ли? И ведь явно взбодрился, как конь при звуках полковой трубы. Даже… х-м-м… даже что-то на «дам-с» прямо вот потянуло! Черт, еще эрекции мне тут не хватало!».

Не стоило будить лиха, пока оно спит тихо! Не успел подпоручик в поисках ответа на свое поведение задуматься, как его окликнули.

«Ага! Все как будто сговорилось против бедного Юрочки и его нервов! Старая графиня. Но это — пусть! Но ведь она в компании с одной интересной брюнеткой и не менее, а, возможно, и более — интересной шатенкой!».

Плещеев чуть подал коня в сторону, и возле него остановилась коляска, в которой сидели «бабуля» графиня Воронцова, а рядом с ней молча улыбались ему «Катенька» и «Софочка».

— Добрый день, голубчик! Добрый день! Что же вы, подпоручик, совсем позабыли свою старую, больную пациентку? Ну ладно — меня позабыли! Но ведь вы позабыли и наших прелестниц — Катю и Софью! Как же так? Ветреный вы мальчишка! — старуха явно посмеивалась над несколько растерянным видом Юрия.

— Добрый день, графиня! Добрый день, прелестная Екатерина Васильевна! Приветствую вас, обворожительная Софья Павловна! — не покидая седла, раскланялся Плещеев, — Прошу прощения, графиня, но ваши претензии правомерны лишь отчасти: не по своей воле был вынужден становиться вновь затворником. Многоуважаемое начальство решило, что мое поведение нарушает некие нормы, и вот — домашний арест!

Графиня отмахнулась:

— Да знаем мы ваши невзгоды! То я просто шучу. Но, как вижу, меру наказания вы отбыли сполна, ежели легко и свободно катаетесь по городу, да еще и в хорошем настроении? Мы с девушками видели, как вы браво подкручивали ус… во-о-о-н той коляске, где виднеется розовая шляпка.

— Ничего-то от вас не скрыть, милые дамы! Никак не укрыться от ваших проницательных взоров. Грешен! Но ведь день какой хороший, и наказание я отбыл. А тут… прямо столичный променад с прекрасными цветами!

— Да уж, цветов здесь как в столичной оранжерее! — проворчала бабка, — Только могли бы быть и более внимательным: когда рядом такие как Катя и Софья — к чему прочая флора?

Плещеев не выдержан и рассмеялся. Потом спрыгнул с седла, и, держа коня в поводу, подошел ближе к коляске.

«Да, старуха права — Катюша чудо как хороша! Не отстает от нее и рыжая чертовка!».

— Чем могу загладить свою вину, прелестные дамы? — поклонился Юрий.

— Вина ваша столь обильна, что прощение заслужить — стоит очень постараться! — продолжала «троллить» старая графиня, — Но могу подсказать способ: в последние дни общество города изрядно поредело. А все эти несносные горцы, будь они неладны! Господа военные умчались предаваться своим любимым забавам — войне и присущему ей кровопролитию. А посему девочки мои заскучали. Так вот… Не соизволите ли прибыть к нам на обед?

— С радостью, ваше сиятельство, с превеликой радостью! Вот только и мне вскорости предстоит отправиться примерно в ту же сторону, а потому по времени я ограничен! — расшаркивался в оправданиях Плещеев.

— Ну, это дело нетрудное! Завтра же ждем вас к обеду, подпоручик. И приготовьтесь пением и приятным обхождением искупать свои вины перед моими красавицами! — хлопнула его по плечу веером графиня.

— Всенепременно, ваше сиятельство, всенепременно! — улыбнулся подпоручик, — Дамы! Целую ручки и до завтра, красавицы!

Направляясь домой, Юрий про себя с усмешкой подумал:

«Дамочки эти вельми хороши! Только вот… «Динамо» какое-то, в самом деле! Катенька та все больше слегка заигрывает, будоража кровь, но… Не стоит ждать от нее ничего серьезного. Да и Софья… тоже, похоже, больше попой крутит, чем чего-то позволит в реальности. А я б ей… к-х-м-м… вдул! Хороша, чертовка этакая. Тут даже и не скажешь, кто более сердиться заставляет: Катюша, с ее взглядами, и легкими улыбками, или же — «рыжая», которая вроде бы более «конкретна», но в результате все тот же — «пшик»! Ладно… Съездим завтра, повеселим народ и сами повеселимся. Только вот… как гласит народная мужская мудрость: перед такими свиданиями, нужно получше сексуально выложиться, чтобы не тупить перед красотками, не зависеть от их красоты и кокетства. А посему Варе сегодня предстоит бурная ночь! Ха-ха-ха… Как представляется — она будет и не против!».

Женщина и впрямь была не против. Когда уже под утро она обессиленно откинулась на смятые, буквально сбитые в жгуты и мокрые от пота простыни, то простонала:

— Милый… Ты сегодня превзошел сам себя. И уж тем более — все мои ожидания! Но я совсем выбилась из сил…

«Это хорошо! Глаза шалые, как будто пьяные. И улыбка — довольная-предовольная!».

Нашарив рядом с софой початую бутылку с красным итальянским вином из ближней колонии, Плещеев шумно, с перерывами на отдышку, сделал несколько глотков:

— Извини, милая… Но тебе же понравилось, не так ли?

— Очень… Только немного саднит там, внизу. И еще сзади — тоже. И если ты меня чуть подлечишь… То я буду не против! Дай мне вина!

Варя требовательно протянула руку и жадно припала к горлышку сосуда.

— Мне сегодня к обеду надлежит быть в доме графини Воронцовой. Потому, Варенька, могу задержаться и не прийти к тебе вечером! — предупредил он подругу.

Женщина оторвалась от вина, прищурив один глаз, посмотрела на Юрия, хмыкнула и протянула:

— Так вот, почему ты, как с цепи сорвался! Вон оно что… Ну — это и правильно! Будут там перед тобой хвостами крутить разные. А так… хоть закрутитесь, профурсетки благородные, всего выпью, ничего не оставлю! Полечи меня и продолжим!

Плещеев захохотал:

— Ничего от тебя не скрыть, все-то ты понимаешь! Чем мне и нравишься. Иди ко мне, хорошая… Давай, мы тебе здоровье поправим…

День был будний, а потому и не прием это был, в доме графини, а всего лишь обед. Но, будучи предупрежденными о скорой отлучке подпоручика, и сама хозяйка, и ее красивые домашние потребовали, чтобы Плещеев остался и на поздний ужин, скрасив им скуку отсутствия многочисленных гостей в мундирах различного фасона.

К некоторому удивлению Юрия, кроме перечисленных, здесь были два доктора: первый, тот, что пользовал хозяйку уже многие годы, седой старичок…

«Помню-помню — пикировались мы как-то с ним! Неглупый человек и интересный собеседник!».

Вторым же был уже ранее знакомый подпоручику врач офицерского лазарета, Москвин Матвей Емельянович.

«Х-м-м… а этому-то, что тут делать? Ранее я его здесь никогда не видел!».

Кроме двух красоток, Кати и Софьи, была еще одна молодая дама, высокая, стройная, но на лицо — далеко не красавица.

«Как-то вот так ранее описывали англичанок: рост высокий, при стройности фигуры имеется некоторая сутулость, или, точнее сказать, общая нескладность. И лицо подкачало — вытянутое, этакое — лошадиное. И нос — большеват, даже для такого лица. В общем… так себе! Ха-ха-ха… Это хорошо, что я всю ночь с Варькой прокувыркался: оценки более здравые, взвешенные, точные. Ничего не застит взора! А так бы еще подумал — ноги-то у нее длинные, эти ноги бы — да на эполеты!».

Плещеева представили даме. Оказалось — жена полковника Кащеева, командира всей гарнизонной артиллерии. Агнесса Карловна.

«Ну точно — иностранка! Хотя… Нет, скорее — из рода обрусевших немцев. Получается, ейный мужик — командир Грымова? Ага, ага… Что-то такое слыхал: не показывается он особо в Пятигорске, предпочитая проводить время в Ставрополе. Должность еще у него довольно забавно звучит — командир батарейной батареи. Сие значит, что является муж этой… «лошадки» командиром всех пушек, кроме полевой артиллерии. То есть, всех артиллерийских подразделений, размещенных по крепостям, крепостицам и прочим укрепленным пунктам. В общем-то, командир немалого ранга. Только вот командовать приходится все больше Грымову! То ли муж «лошадки» — лентяй, то ли — трус, то ли — пассия у него в Ставрополье имеется. Да впрочем — пусть его! И ее — тоже — пусть! На фоне Кати и Сони она вообще не выглядит, но апломба, похоже, хватает. Интересно — зачем она здесь?».

Хотя «лошадка» сразу перешла с места в карьер! Не успели завести светскую беседу, как она довольно бестактно спросила у Плещеева — не претит ли тому подобные методы ведения войны с горцами? Графиня на сей демарш ответила молчаливо поджатыми недовольно губами, но вот Катю и Соню, судя по виду, этот вопрос тоже весьма интересовал.

— Видите ли, Агнесса Карловна… Это на обычной, нормальной войне требуется соблюдать общепринятые нормы и правила. На европейской войне, я бы так сказал. А здесь нам приходится сталкиваться с дикостью местных племен, у которых в ходу совсем уж средневековые правила ведения боевых действий. Они, горцы эти, не гнушаются ничем — ни грабежами, ни насилием и убийствами пленных или мирных жителей, в том числе — стариков, женщин и детей. То есть, в наше время это более присуще разбойникам с большой дороги. А с волками жить — по-волчьи выть, извините! Полагаю, вести себя куртуазно в отношении дикого разбойника — глупо. Удел такового — болтаться в петле на ближайшем дереве! Что я, в соответствии с силами и возможностями, и намереваюсь делать.

— Но позвольте! А как же кровавые пытки и жестокие казни? — вытаращила и так немаленькие глаза госпожа полковница.

«Или полковничиха — как правильно?».

— Пытки не являются самоцелью в данном случае. Это лишь способ заставить разбойника выдать соучастников татьбы, рассказать об их планах и ранее содеянном. Даже на правильной войне сие бывает необходимо, мне не дадут соврать присутствующие здесь доктора. Насколько я знаю, уважаемые наследники Гиппократа и Асклепия, вам в молодости приходилось участвовать в боевых действиях и походах? — обратился Юрий к врачам.

Те, хоть и не были рады привлечению их к неприятной теме разговора, но были вынуждены признать, что — да, военная необходимость иногда требует применения таковых методов.

— Это не афишируется широко, но… В разных армиях мира такое, пусть нечасто, но применяется…, - кивнул Москвин.

— Признаюсь, — продолжил отповедь Плещеев, — Здесь присутствуют также и эмоции, уважаемая Агнесса Карловна. Когда сталкиваешься с последствиями звериной сущности местных дикарей… Ярость накатывает просто неудержимо! Вы все, я уверен, знаете о нашей страшной находке — останки тел жены и дочери убитого прошлым летом местного колониста, пасечника. И как после такого благородно отнестись к горцам?

Но «Ксюша Собчак» не унималась.

«Похоже, ее не волнует жестокое убийство простых людей! Что ей, дворянке и жене высокого чина какие-то крестьяне?!».

— Более того! В начале прошлого лета окрестности всколыхнула история с пропавшей вдовой статского советника Булычева. Они пропали вместе с дочерью, не припоминаете? — обратился подпоручик к даме.

Москвин поправил его:

— Юрий Александрович! Это было позапрошлым летом!

— Пусть так, благодарю вас, Матвей Емельянович! Так вот… Припоминаете, Агнесса Карловна? Да, саму советницу тогда нашли через короткое время. Да, нашли. Убитой. Перед тем как ее убить, ее изнасиловали. Жестоко, крайне жестоко и разными способами. Как ее убили… Вы уж извините, я рассказывать не буду. Подробности, полагаю, излишни!

— Да уж, тут вы правы, господин подпоручик! — кивнул доктор, — Не стоит, право, волновать дам такими картинами!

— Тем более, перед обедом-то! — недовольно «каркнула» хозяйка дома, — Нашли же тему для разговора!

— Разрешите, я все же закончу, господа и дамы? — чуть виновато развел руками Плещеев, — Так вот… А дочь советницы, юную пятнадцатилетнюю барышню, так и не нашли. То есть, эти разбойники утащили ее с собой. И только бог знает: где она сейчас, жива ли, и что ей пришлось претерпеть. Как полагаете — что заслуживают совершившие сие? На мой взгляд, самые изощренные пытки будут самым малым, чем можно отплатить за такое! Вот таким будет мой ответ на ваш вопрос, Агнесса Карловна. Как аукнется, так и откликнется! Или, говоря более возвышенным языком: «Какой мерой меряете, таковой и вам отмерено будет!». Кстати, такое вполне понимаемо местными горцами. А доброта и всепрощение… Они их воспринимают как слабость, не более того!

— Полноте вам! Хватит о всяких неприятностях! — пресекла дальнейший разговор на эту тему графиня, — Решили приятно провести время, пообщаться, а тут такое… Да и обед уже готов. Пожалуйте к столу!

«Х-м-м… странно! Эта «лошадка» вполне удовлетворилась ответом. Я думал, будет хуже. И создается такое впечатление, что ей, в общем-то, было и неинтересен мой ответ. Как будто инициатором этой темы была вовсе не она! Может, эта дура просто являлась устами чьего-то интереса? Соне-то было все это неприятно, но она прислушивалась. А вот Катя… Катя слушала внимательно! Попросила приятельницу поинтересоваться? Да, впрочем, и ладно!».

За обедом речь зашла о разном. Но нет-нет да всплывала тема набега горцев на крепости в Чечне, а также их десант на правый берег Терека.

— Нет сомнения, что этот набег мы отобьем и загоним их, как и прежде, в горы. Но вот сколько крови это будет стоить? — поморщился Юрий на вопрос о его мнении.

Благо, что доктора вдруг переключились на хозяйку и ее вдруг воспрявшее здоровье.

«М-да… как говорится — шила в мешке не утаишь!».

— Но позвольте, господа! Вы уж совсем превозносите мои умения. Я вовсе не бог, и молодость вернуть не могу, как ни старайся. Чуть поправить здоровье, и только! Откуда это во мне? Бог весть! Могу только предположить, что какие-то умения передались мне от бабки, в девичестве — Абашидзе. Но ничего конкретного сказать не могу, она умерла, когда мне было несколько лет. И я до прибытия сюда, на Кавказ, даже не предполагал, что могу что-то сделать как лекарь! — пытался откреститься Плещеев.

— Но ведь раненые казаки и охотники-нижегородцы…, - начал было Москвин.

— Да, я смог остановить кровотечение. Но ведь и раны были не так уж опасны! Своими умениями я лишь смог подвигнуть организм на более быстрое заживление, не более того. Как правило, все эти люди — молодые здоровые мужчины. Крепкий организм, здоровое и полноценное питание, уход родных и близких…

— Но ведь и у вас самого шрама на щеке уже почти не видно! — настаивал доктор.

— И что? Шрамы и сами постепенно сходят, да редким исключением. Там, где все серьезно, где человек не может выздороветь сам, я тоже ничего поделать не могу! — отбояривался подпоручик.

Только заметно было, что доктора продолжают пребывать в сомнениях. А еще — Софья смотрела на него с чуть прикрытой улыбкой. Похоже, она понимала, что сейчас Плещеев просто лжет. Катерина тоже поглядывала на него с сомнением. И с большим интересом пялилась на него Агнесса, мать ее, Карловна!

После обеда, а точнее — выпитого за обедом вина, все ощутимо расслабились, и разговоры пошли более приятные для Юрия. Доктора, усевшись на диван возле раскрытого окна, раскурили трубки, а графиня принялась рядом за столиком раскладывать пасьянс.

— Юрий Александрович! Голубчик! Не споете ли нам что-либо свое? — попросила его хозяйка дома, — Очень уж мне импонируют ваши романсы.

Пришлось петь, тем более что петь для Плещеева было куда предпочтительнее, чем отвечать на неудобные вопросы. Красавицы и примкнувшая к ним Агнесса с удовольствием слушали, улыбаясь и перешептываясь. А потом более пожилая часть компании решила прогуляться по саду.

И тут снова — Агнесса!

— Слышала я недавно одну очень интересную новость, мои дорогие! — начала она, обращаясь к дамам, — Вы не поверите! Я-то — точно сначала не поверила, представьте себе!

Начало вроде бы не предвещало ничего неприятного для Плещеева, и он непозволительно расслабился, продолжая перебирать струны.

— Появился тут у одной моей шапочной знакомой некий амулет… Право, мне даже неудобно рассказывать при нашем гусаре! — и она кокетливо покосилась на Юрия.

— Ну же, Агнесса! — улыбнувшись, подтолкнула к продолжению рассказа Екатерина, — Юрий Александрович у нас вполне себе тактичный молодой человек. Скромный и очень щепетильный в вопросах чести. Он никому и ни за что не расскажет, не так ли, господин подпоручик?

— Да, а еще я красив, умен, очень талантлив и крайне одарен в плане куртуазности… Ну, вы понимаете, о чем я? — Плещеев как мог, выдавил из себя наиболее похотливую улыбку.

«Блин! С Варей нужно было побольше, побольше… Ага. Запас прочности истончается. И все же — как она улыбается, эта Катенька!».