Сны. Корнет

Глава 14

Как ни хитрил Плещеев, как ни «ныкался» от командования за фальшивыми справками из лазарета, а все же — «встрял»!

— Ну что же вы, голубчик? — ласковым, участливым тоном увещевал его господин подполковник и квартирмейстер по совместительству, — Вы поймите меня правильно — ну кого я могу сейчас отправить с этим большим обозом? Все господа офицеры — «в нетях»! Кто захворал, кто от ранений лечится, кто уже послан с получением. А кого со службы сорвать — ну никакой возможности! Из опытных офицеров только вы и остались!

«М-да… вот я и стал уже «опытным» офицером. Как-то быстро, нет? Да «лепит он горбатого», без сомнений — «лепит»! Это он меня так «на арапа» берет! Опытный, как же — чуть больше года здесь и уже — опытный! Льстит мне, господин подполковник. По принципу «Если не вы, то — кто?». На «слабо», значит? Но как же не хочется никуда ехать-то, а?! И с магией только-только что-то начало получаться, и вот же ж…».

Однако в душе Плещеев понимал, что… Долго он прохлаждался после ранения, долго! Два месяца кайфовал в ничегонеделанье. Как говорится, пора и честь знать!

«Но какого, спрашивается, хрена такой большущий обоз? Какого, я вас спрашиваю, тянули с его отправкой? Это же уму непостижимо — тянуть в ноябре обоз по Кавказу. Да не куда-нибудь, а — в Тифлис! Про наличие перевалов по Военно-грузинской дороге — забыли? Людей и припасы угробить не опасаетесь?».

Но сии вопросы задавать нужно не Веселовскому, а — в Ставрополь, в главный штаб Кавказской линии! Или даже — повыше, мать их за ногу, штабных крыс!

— Я не отказываюсь, Петр Васильевич! — хмуро покачал головой Плещеев, — Вовсе нет! И вы меня не так поняли. Я другого опасаюсь: как мы пройдем перевалы? Дожди прошли, и другие — на носу. На перевалах — лед как минимум, а то и снег уже лег. И куда мы?

— Меня заверили, что тягловый состав будет подготовлен соответственно! Нет, господин корнет… Я лично проверю, как обстоят с этим дела, лично! Ну а вы, голубчик, собирайтесь. Три дня вам на сборы, а далее — с богом!

Наплевав на все «заскоки» бывшего Плещеева, в этот раз корнет задвинул подальше в шкаф гусарскую форму и оделся соответственно — в подаренную ему казаками горскую одежду. К тому еще и душегрейку овчинную прикупил — в горах лишней никак не будет! Это к имевшейся бекеше. Еще и кальсоны байковые — несколько пар. Вместо шикарного шелкового бешмета — бешмет же, только толстой шерсти. И нижние рубахи — тоже байковые.

«Запас карман не тянет!».

Бурка — само собой, кошма еще во вьюке и стеганые попоны для лошадей. Чёрта он решил не брать — жалко стало такого коника. А вот две кобылы: хорошую, трофейную и вторую, казенную, под вьюки — в самый раз! Когда дошло, хмыкнул про себя:

«Вот так у нас всегда: как что ни сложнее — баб впереди! Что баб, что кобыл!».

Ранним утром Плещеев сидел у крыльца штаба, равнодушно поглядывая на подходящих на службу офицеров. Те посматривали на «горца» с недоумением и некоторой опаской — кого это черти принесли, и на кой хрен? Не все сразу узнавали корнета в данной одежде, что того изрядно веселило. Часовой же, предупрежденный корнетом, молчал, пряча ухмылку в густых усищах.

На крыльцо вышел Веселовский с Рузановым. Подполковник поглядел на вытянутый из кармана «брегет» и с досадой протянул:

— Ну, где же корнет? Опаздывает что-то!

Адъютант заверил квартирмейстера:

— Юрий Александрович — офицер дисциплинированный! Непременно вот-вот подъедет.

Юрий аккуратно выбил трубку о столб коновязи, поднялся:

— Ассалум алейкум, господин подполковник!

Веселовский, до этого искоса кинувший мимолетный взгляд на «горца» и равнодушно отвернувшийся, даже чуть подпрыгнул от неожиданности:

— Господин корнет! Что вы себе позволяете?

Юрий пожал плечами:

«А что я себе позволяю?».

Но начальствующее лицо быстро сменило гнев на милость, развеселившись:

— А я-то думаю — чего это тут абрек сидит, а часовой — ни гу-гу! — подполковник повернулся к часовому, — Ну, я тебе, братец, задам!

И погрозил эдак — пальчиком!

— Часовой, ваше высокоблагородие, службу знает! Он меня первым делом проверил и опознал. Потому и сижу здесь, — отвел беду от нижнего чина Плещеев.

— Так почему же — здесь сидите, а не прошли в кабинет ко мне? — попробовал возмутиться Веселовский.

— Господин подполковник! Смею напомнить: вчера вы сказали — встречаемся возле штаба в восемь нуль-нуль. Вот — я здесь! Возле штаба — это же не в кабинете, не так ли?

— Вот уж не замечал в вас, корнет, ранее такой педантичности и скрупулезности! — съязвил подполковник и велел подать коня, — И все же, корнет… чертовски непривычно видеть вас в такой одежде. Вылитый абрек! Псыхадзэ какой-то…

— Что касается одежды… так я уже успел убедиться, что удобнее ее в наших обстоятельствах ничего и не придумать.

— Возможно, вы и правы, Юрий Александрович! Ну что же… Поедемте, я вас представлю казакам…

Саму дорогу вспоминать впоследствии Плещееву было невыносимо! Если, миновав Моздок и доехав до Владикавказа, колонна особых трудностей на пути не встречала, то после этих «ворот» на перевалы… Сколько раз Плещеев материл себя за покладистость и исполнительность?! Дожди, дожди, дожди… И чем выше поднимался обоз, тем становилось, понятное дело, холоднее. Сколько раз Плещееву, наравне с казаками и возницами, приходилось плечами подталкивать фуры и телеги — кто бы посчитал? Вымотался, осип от мата, провонял потом и дымом костров, грязный, как черт!

В Тифлис они вкатились никем нежданные.

— Мы уже, господин корнет, и не чаяли этой колонны! — равнодушно пожал плечами «штабной» в штабе гарнизона, — Да и стоило ли? Риск-то какой! А если бы метелями на перевалах прихватило? Ну да — ладно! Примем, обогреем, отдохнете… Я так понимаю, вы с нами до весны? Могу предложить неплохое место для проживания.

Но Плещеев рвался домой.

«У меня там планов — громадье! Нет-нет-нет! Пусть здесь куда как теплее, но… В Пятигорск! Как те сестры — «В Москву!». Да и налегке пойдем. Казаки здесь на службе остаются, возницы — знали, на что подписывались и теперь гадают, где примоститься на проживание, и где найти подработку. А меня здесь — абсолютно ничего не держит! Хорошо бы попутчиков найти!».

Попутчики, на удивление, нашлись! Один «штабс» ехал в Россию, в отпуск. Еще один, поручик-«нижегородец» — тоже, только вследствие перевода в другой полк, на повышение. Нашлись и еще с десяток нижних чинов разных родов войск — кто куда. «Штабс» оказался тертым калачом по поводу проводки колонн по перевалам, лично осмотрел снаряжение и амуницию каждого попутчика. Наконец, тронулись…

И опять эти… перевалы, мать иху! Матов уже и не было. Было только отупение от пронизывающего ветра, холода, промораживающего насквозь, резь в глазах от дыма очага в саклях, предназначенных для таких, как они, скитальцев. Можно сказать, перевалили они на ту сторону… на морально-волевых! Что говорится — «на зубах»!

Хорошо еще, что никого не потеряли. Простуженные были, лежат сейчас в местном лазарете. Но, бог даст, выздоровеют. Еще радовало Плещеева, что он и лошадей смог сберечь, сохранить!

Однако и тут не все! Зарядили дожди на неделю — «веселые», ледяные! А Плещеев, глядя на огонь в очаге трактира, все перебирал в голове свои задумки и вспоминал происшедшее за последнее время…

Вообще-то, это не трактир, а обеденный зал постоялого двора. Сам двор был унылый, серый и совсем неуютный.

«Уж с таверной Бруно — точно не сравнить!».

В комнатах было промозгло, но хоть клопов не было. Да и кормили тут не очень. Как пояснил половой, летом здесь все же поживее: движение вглубь Кавказа и назад идет постоянно. А сейчас… Сейчас зима.

«Как они тут службу несут? По сравнению с Владикавказом Пятигорск предстает в образе невиданной роскоши и красоты «столица»!».

Надо признать, Владикавказ сейчас даже не город! Крепость, несколько разросшаяся и выплеснувшаяся за пределы земляных рвов и таких же стен. Внутри крепости остались основные и главные здания — дома коменданта, штаб- и обер-офицеров, гауптвахта, главный цейхгауз да лазарет.

«А-а-а… еще старые казармы!».

Снаружи крепости расположились старый и новый форштадты, казачья Владикавказская станица. И вообще, увидеть гражданскую одежду здесь — не так-то просто! Основное население — военные. Расположены здесь: седьмой линейный кавказский батальон, батальоны Навагинского пехотного полка, саперный батальон и артиллеристы. То есть — мундиры всех мастей. И даже местную горскую одежду увидишь не враз, хотя непосредственно к крепости примыкает осетинский аул, а чуть дальше — несколько ингушских аулов. Еще — Васильевская слободка, но что это такое — Плещеев не понял.

Можно было бы поселиться в обер-офицерском доме, но… теснота там — невероятная! И местным-то младшим командирам места не хватает, а уж проезжим? Хорошо хоть побаниться пустили в батальонную офицерскую баню!

«Баня эта — вот ни хрена не Ефимовская в станице Кабардинской! Тепла толком не было, а уж про жар — вообще молчу! Воды, правда, горячей было вдоволь!».

Поэтому и сидел сейчас Плещеев в одиночестве возле очага этого постоялого двора и, разложив заведенный им «для опытов» блокнот, пытался вспомнить и записать все то, что он пробовал по вопросу сверхъестественных способностей, и что у него из этого получилось. По причине сданной в стирку и чистку одежды, сидел он… х-м-м… явно не по форме одетый: на чистый байковый бешмет — овчинная душегрейка, суконные шаровары, прикупленные по случаю в Тифлисе, да войлочные чуни на босых ногах.

Отпускной штабс-капитан уговаривал их без остановки следовать дальше, но сам корнет и поручик-«нижегородец» категорически отказались.

— Побойтесь бога, господин штабс-капитан! — пожал плечами Юрий, — Дайте хоть дух перевести немного после нашего анабазиса. Эти перевалы — кого угодно доведут до ручки! Надо передохнуть, отоспаться в тепле, а также — помыться, да и одежду привести в порядок. Кони, опять же, отдохнут. Дожди же идут! Вот пока дух переведем, глядишь, они и закончатся. Ну, или хотя бы чуть стихнут…

«Штабс» был вынужден согласиться. Он и поручик, после ужина, сдобренного изрядной порцией водки, отправились почивать, а Юрий… Ну — про это уже сказано.

В обеденный зал с улицы зашли двое. В бурках и башлыках. Но когда пришедшие сняли верхнюю одежду, Плещеев определил по мундирам: «нижегородцы». Один из пришедших, капитан в потертом и выцветшем мундире, подойдя к Юрию, представился:

— Капитан Васильев! Добрый вечер! Мне сказали, что здесь квартируют офицеры, приехавшие из Тифлиса. Не подскажете — где их найти?

Корнет поднялся, кивком отдал приветствие:

— Корнет Плещеев! Из Пятигорска, следую из Тифлиса к месту службы. Я и еще двое офицеров, штабс-капитан Звонарев и поручик Громов, вчера прибыли во Владикавказ из Тифлиса во главе сборной команды нижних чинов. Товарищи мои после ужина пошли отдыхать. Чем могу помочь?

— Вот вас-то мне и надо, корнет! Разрешите? — капитан кивком попросил разрешения присесть за столик Юрия.

Плещеев закрыл и убрал блокнот. Пусть он и старался писать с сокращениями, да еще такими, что понять смысл мог только он, но… Незачем другим видеть, чем он занят!

— Прошу, господин капитан! — указал на стол корнет.

— Макар! Закажи там поужинать что-нибудь. Да скажи этим… пусть приготовят как положено. Иначе канальям несдобровать — так и передай! И себе что-нибудь тоже закажи! — капитан, скинув перчатки в фуражку, откинул ее на соседний стол, — Что предпочитаете пить, корнет?

Вообще-то… Плещеев не далее часа назад уже поужинал, но ужин был, как уже было сказано, очень — не очень! Да и после недели питания вяленой кониной и замершими лепешками…

— Я бы предпочел глинтвейн, господин капитан. Сами понимаете — на перевалах сейчас… студено!

Капитан кивнул согласно и решил сам поторопить местных поваров.

«Похоже, что он местный. Да и авторитет имеет, если так понукает работников постоялого двора!».

Ужин, приготовленный максимально быстро, не шел ни в какое сравнение с тем, чем кормили их прежде. Ароматный и шипящий жиром люля-кебаб; свежие, еще горячие лепешки; сыр нескольких видов. И парящие кружки ароматного вина!

Плещеев хмыкнул и поджал губы:

«Может, местных поварят нужно было сначала плетью выходить?».

— Я вас слушаю, господин капитан! — кивнул Юрий.

— Сергей Геннадьевич, с вашего позволения. Давайте без чинов, корнет! — предложил капитан.

— Тогда… Юрий Александрович. Чем могу служить?

— Видите ли, Юрий Александрович… Я являюсь командиром местной охотничьей команды. Хоть и стоим мы во Владикавказе, команда моя относится к Нижегородскому полку. В моем ведении… Скажем так: сбор сведений об обстановке. Здесь, а также до Моздока и наоборот — практически до перевалов. Ну и… по ту сторону хребта, восточнее. Крайне необходимо знать, чем дышат на земле у вайнахов. В числе прочего мне надлежит знать, проходимы ли перевалы в настоящий момент. И если проходимы, то — насколько!

Не торопясь, за ужином Плещеев ответил на вопросы капитана.

«Это как-то не вписывается в мои представления об охотничьих командах. Там же… головорезы должны быть, сорвиголовы. А капитан, ну никак не походит на командира таковых башибузуков: невысокого роста светловолосый русак. Усы цвета соломы, подковой. Лет так… примерно — около сорока. Глаза вот у него явно усталые. Чем-то похож на актера Никоненко!».

Попивая глинтвейн, Васильев продолжил задавать вопросы, но уже другого свойства, все более личного характера: откуда корнет, как долго служит на Кавказе…

— Позвольте, батенька… Александрийский гусар? Как же вас угораздило-то к нам попасть? — поразился капитан.

Плещеев построжел лицом:

— Откомандирован в распоряжение командования Кавказским корпусом. О причинах откомандирования… предпочел бы не говорить!

— Да полноте, Юрий Александрович! Я не хотел вас обидеть. Просто к нам из России — кого только не высылают… Прошу прощения, если показался излишне назойливым.

«Капитан этот… может, и правда — положено так у разведчиков? Не только что враг задумывает знать, но и кто из своих рядом есть. Обстановкой владеть — это же не только по ту сторону фронта, но и по эту, не так ли? Хотя… что я знаю об этой службе?».

Возвращение его в Пятигорск под нудным, моросящим дождиком было все-таки радостным.

«Прошлое мое путешествие в Тифлис было куда более комфортным!».

Вроде и отсутствовал около месяца, а новостей прибавилось. Новости сии смело можно было относить к местным, совсем уж локальным сплетням.

По словам горничной, Некрас, почуяв «бодрость в чреслах», активно посещал кухарку по ее месту жительства, да так активно, что нарвался на недовольство купчихи Белозеровой.

Кроме того, сосед Плещеева за это время тоже умудрился «отличиться» — будучи вдруг приглашенным купчихой на ужин…

«Не иначе горничная рассказала, как мы тут песенки разучивали, и какой чудный голос у подпоручика!».

…по ее просьбе исполнил несколько песен. Белозеровой настолько понравился сей концерт, что приглашения на ужин воспоследовали вновь. Х-м-м… и после четвертого вечернего концерта миловидный подпоручик с голосом Орфея, обаяв Варвару Никитичну, остался ночевать у хозяйки.

«Вот же где жох! А я-то думал, он так и будет комплексовать по всяким поводам! А так наш подпоручик — сыт, пьян и нос в табаке! Хозяйка-то — женщина вовсе не страшная. У тому же — вдова. Не красавица: роста невысокого, крепенькая телом, но вовсе не похожа на кустодиевских купчих! Как говорится, на безрыбье… Опять же, подпоручику денежка экономится на посещениях бань. Ха-ха!».

Рассказывая все это, горничная, млея, как кошка, в объятиях Плещеева, пожаловалась:

— А мой-то… аспид! Отобрал же у меня все деньги, которые вы мне подарили! Еще и за волосы таскал, всяко чихвостил и блядью обзывал. Побить хотел, да я не далась! Тогда он хозяйке пожаловался.

— Да? А она чего? — лениво поинтересовался Юрий.

Каких-либо угрызений совести по поводу соблазнения женщины он не испытывал, цинично рассуждая: «Сучка не захочет — кобелек не вскочит!».

— Возмущалась, вестимо! Тоже все поносила да грозилась батюшке в церкви все обсказать, за блуд мой. А потом… все выспрашивала, чего это я так похорошела…

— Рассказала? — нахмурился Плещеев, ему слава лекаря-кудесника вот никуда не упиралась!

Надо признать: говорить, что женщина похорошела… Несколько приукрасить ситуацию. Ну да, волосы ее стали шелковистыми и поблескивали рыжинкой. Но тут ведь как? Просто Плещеев посоветовал чаще мыть их, с золой да прополаскивать с травками. Лопух там… Крапива. Но и, конечно, его «массажи» повлияли.

«Хотя вряд ли горничная об этом догадывалась!».

И суставы он ей несколько подлечил, отчего Паша весьма резво принялась передвигаться по усадьбе. Походка ее стала более плавной, красивой. А то, что улыбаться часто начала? Так, то ведь… Когда женщина довольна — она же и впрямь выглядит куда симпатичнее.

«Х-м-м… в целом, приходится признать, что — да, выглядеть она стала все-таки более привлекательной! В общем и целом!».

— Ну что я могла рассказать… что относитесь ко мне хорошо, что ласковый. И… сказала, что колени и поясница болеть стала меньше, — призналась Паша.

«Все-таки — догадалась! Вообще-то… когда присмотрелся к ней получше, стал понимать, что не настолько она глупа, как представлялось ранее. Ну да, не особо далекая, но по-житейски вполне опытная. И по-женски — приметливая, получается?».

— А зачем же ты это сказала? — хмыкнул он, — Я-то тут при чем?

— Ну-у-у…, - женщина принялась накручивать локон на палец, — Так это же… после того, как вы меня гладили. Так хорошо мне было, что и про болячки свои запамятовала.

— И что же? Чем все закончилось?

— А я и Захару, и хозяйке так и сказала: будете меня костерить — соберусь и уйду горничной к вдове генерала Вершинина. Там место освободилось, прежняя горничная замуж вышла! Вот! А там и место есть, и наряды они дворовым своим дарят, и впроголодь никто не живет… А еще и пяти рублей в месяц прислуге не жалеют!

«М-да… То, что Захарка-сучонок, деньги у нее отберет — так то дело такое, семейное. Тут влезать… глупо! Некрас тогда правильно все сказал. А вот то, что он ее и впрямь в черном деле держит… Мудак! И купчиха эта… нет, чтобы приодеть бабенку. Одета Паша не совсем уж затрапезно, но… явно все хорошо ношеное. По принципу — бедненько, но чистенько!».

— А что, хорошая моя… В городе есть ли лавки готового платья? — будто ненароком спросил Юрий.

— Лавки-то? Есть такие. И портные у нас есть. И для господ, которые шьют, и те, что попроще.

— Ты сходи-ка туда, приценись к женской одежде. А то… я же не Захар, хочу, пока ты ко мне в гости бегаешь, чтобы одета была прилично…

Паша повернулась к нему с удивлением:

— Так это… Юрий Александрович… Так выж мне и так деньги даете.

— То дело такое… Захар отобрал? Как муж вроде бы и имеет право. И дальше отбирать будет. А вот если я тебе немного поспособствую в одежде… Не будет же он у тебя юбки отбирать?

Женщина взвизгнула от радости и… Принялась горячо благодарить корнета за еще не оказанное благодеяние. Благодарила уже довольно умело, чем быстро привела его в готовность к более активным игрищам.

Плещеев помнил, как он был удивлен тем, что для Параши не стали удивительными разнообразные способы «амурных дел». Как пояснила она ему предельно откровенно:

— Захарка-то мой… козел тот еще! Уж как он только… стручок свой не использовал. Куда он его только мне не пихал. Говорит, ты, дура, ничего не понимаешь в господской любви! А баре только так и делают!

«Захар, конечно, козел, но… Мне в данном случае было легче! Как говорится, зерна упали на удобренную и подготовленную землю. И женщина, вкусив наслаждения, овладевала всеми необходимыми навыками с большим прилежанием!».

Тем не менее, выбрав время, когда Захарка запрягал хозяйскую кобылу в коляску, корнет зашел в каретный сарай и, прижав рыжего «огрызка» к стене, прошипел ему в лицо:

— Ты что же… смертный прыщ! Бабу свою лупцевать вздумал?

Приказчик сначала опешил, но потом вдруг попробовал взбунтоваться:

— Имею право! Вы, ваш-бродь, блудом ее развратили! Соблазнили мужнюю жену!

Юрий нехорошо усмехнулся:

— Кто ее развратил — тут еще посмотреть нужно! В церковь жаловаться решил бежать, да? Хозяйке наябедничал? А если в той церкви станет известно, что ты свой огрызок в рот ей пихал, каково оно будет? А что в задницу ее пользовал? Тут уж, сволота, епитимьей не отделаешься! В арестантские роты пойдешь, как содомит тайный! Плетей восхотелось, гнида? Или в монастырь, года на три, на покаяние? Я тебе устрою… Мурло!

Рыжий присмирел. Было видно, что судорожно пытается сообразить, чем возразить. Но Плещеев дожидаться «перезагрузки ОС» не стал:

— Нет! Я тебя не в арестантские роты упеку. Я лучше казачков кабардинских подговорю, они тебя за городом перехватят да продадут черкесам. А те — туркам! Подложат тебя, как того барана, и будешь ты валухом в гареме жить. Или, вообще, как бабу будут пользовать! Там, говорят, таких рыжих любят. Ну! Что скажешь?

Захар молчал, лишь мелко трясся.

— Слушай сюда, гнида сволочная! То, что ты деньги у нее отобрал… то дело ваше, семейное. Но впредь… половину, не меньше, ей будешь оставлять. На юбки, блузки да ленты.

Помня о том, что методов стимулирования всего два — кнут и пряник, решил, что что-то вроде приятности козлу этому нужно все же оставить:

— Дурак ты, Захар! Сам подумай — вот ты у нее десятку серебром отобрал. Это же, считай, еще одно твое месячное жалование. Так? И кому ты плохо сделаешь, если она ко мне бегать перестанет? Ты же приказчик, должен уметь считать. Ну, отобрал и отобрал! На кой хрен ты хозяйке все рассказал? Скандал поднял. И что теперь?

Рыжий молчал.

— В общем… забудь! И думать забудь что-то в сторону Паши вякать. Про деньги — я уже тебе все сказал. И рот закрой, не погань воздух! И сам не представай в дурацком свете!