Сны. Корнет

Глава 25

«Свет. Неяркий, но теплый свет трех свечей в бронзовом подсвечнике, стоящим на столе. Вот сейчас он как раз к месту! Здесь не подошел бы свет электрических ламп: ни обычных, накаливания; ни люминесцентных, ни светодиодных. И уж тем более — ламп дневного света, белых! Может быть, свет керосиновой лампы? Стоп! Керосиновая лампа! А я их здесь не видел!».

С некоторых пор Плещеев начал записывать все, что мог вспомнить по различным предметам, которых еще вроде бы нет, но они могли бы быть изготовлены в текущих условиях. Уж больно денег хотелось, ибо таяли его запасы «трофейных» — со страшной силой!

Только вот мало — вспомнить! Надо же и людей с деньгами найти, кто заинтересуется, запустит процесс изготовления и продажи. А таковых в округе пока не находилось. Пятигорск — мал, и функция его, как одного из форпостов на линии не способствовала большому количеству производств. Да и другим жил Пятигорск в летнее время — лечебные воды и лечащиеся ими приезжие.

«Вот, может, кого из них и можно будет подписать на это? Ведь и купцы, и промышленники здесь бывают!».

А пока Плещеев был занят рисованием. Да-да, рисованием. Сидел он возле стола, где свет свечей был поярче, и с помощью нехитрых инструментов отображал на большом листе хорошей, плотной и толстой бумаги Анфиску, что расположилась на его кровати в костюме Евы.

Почеркушки, которыми он баловался на полях тетради, где записывал песни, что удалось вспомнить из реальности, постепенно стали преобразовываться в некие картинки — зарисовки из местных бытовых сценок и пейзажей окрестностей. Все в стиле небрежной графики, почти шутка и нелепица.

Но когда он зашел намедни в лавку хозяйки флигеля за какими-то мыльно-брильными принадлежностями, то случайно обратил внимание на хороший бювар тисненой кожи, с целым набором как промокательной, так и писчей бумаги. А также — вот этой, что шла именно на такие рисунки-наброски.

В набор входили и разные карандаши. Здесь были и итальянские карандаши разного сечения; и свинцовые; и даже — пара серебряных карандашей, что давали такие четкие линии. Правда, с последними была «засада» — черты, проведенные такими карандашами, практически не поддавались правке, и требовали четкости и аккуратности, продуманности в нанесении.

Было и несколько цветных восковых карандашей. Хотя оттенки их были очень скромными, выбор их был невелик, но в качестве некоторого затенения иногда могли использоваться. Плещееву особенно нравились итальянские: их густая, бархатистая чернь легко размазывалась по бумаге, что давало возможность поиграть тенями.

— Пять рублей, господин подпоручик! — назвал цену продавец.

— А откуда у вас такое богатство?

Мальчишка пожал плечами:

— Нам иногда приносят разное, под залог. Вот — месяц прошел, мы и выставили в продажу.

Пять рублей было жалко, но и набор Плещееву приглянулся — он уже давно подумывал разнообразить свой досуг.

— Подай сюда набор! — раздался за спиной женский голос.

Плещеев обернулся: «Х-м-м… сама хозяйка пожаловала!».

— Добрый день, Варвара Никитична! — поприветствовал он купчиху.

Та улыбнулась кончиками тонких губ:

— Добрый день, Юрий Александрович!

А потом протянула бювар Плещееву:

— Возьмите…

— Но пять рублей…, - начал было Юрий.

— Ах, оставьте, господин подпоручик! Вы уже скоро как два года мой съемщик, потому… Кстати! У меня к вам разговор имеется…

Они вышли из лавки на крыльцо. Купчиха была существенно ниже Плещеева, а потому разговаривать стоя рядом было неудобно — женщине приходилось постоянно задирать голову. Юрий отступил пара шагов назад и спустился на ступень крыльца.

Купчиха вновь улыбнулась, давая понять, что оценила такой такт:

— У меня к вам разговор, — повторила и чуть замялась.

«Если это по поводу Максима, тояему… И что я могу сделать, если артиллерист, похоже, решил вовсе порвать предосудительную связь и даже поговаривает о смене квартиры?».

— Да-с… разговор. Но как-то неудобно вести его вот так — стоя на крыльце. Не затруднит вас принять приглашение на обед, скажем… в воскресенье?

«Х-м-м… в воскресенье меня точно не будет в Пятигорске. Наконец-то все срослось, и через пару дней мы выходим!».

— Варвара Никитична! Я с удовольствием приму ваше приглашение, но не в это воскресенье. По делам службы я уезжаю и буду отсутствовать неопределенное время. Думаю… недели две, возможно — три! Вот по возвращении — со всем моим удовольствием! Непременно!

Хозяйка, было видно, не очень обрадовалась отсрочке, но — что поделать?!

— Значит, так и договорились, да? Господин подпоручик?

— Всенепременно Варвара Никитична! Сразу же по моему возвращению я сообщу вам возможное время.

«И чего этот Максим заерепенился? Вполне еще купчиха. С Катенькой, конечно, и сравнивать грешно, но… Вот почему-то уверен — хрен там поручику, что обломится, с красоткой той. А здесь — сдобная и крепкая еще женщина. Стол — ломится от закусок. Как там было? «Чего же тебе еще надобно, собака?».

И вот теперь он рисовал Анфиску. Даже самому нравилось! И надо признать — его модель была очень даже… М-да. Лечение-то ее он закончил уже в прошлый раз, но… «платы» не взял никакой. И Анфиска напросилась на еще один визит, не иначе как — рассчитаться.

«Ну что сказать… рассчиталась. Даже — очень неплохо рассчиталась. Все-таки есть что-то… несколько кобелиное во всех мужиках. Если ты видишь, как в твоих руках заходится женщина в страсти, насколько она бурно выражает… к-х-м-м… восторг, возникает самодовольная волна: «Ай да я! Вон она как вся…». А Анфиска — та еще штучка! Видно, самой очень нравится все это… непотребство. Практически безотказна, что твоя «трехлинейка». И сама проявляет активность, фантазию и азарт!».

Женщина сидела, опершись спиной о высокую спинку кровати, поджав к груди обе ножки, и попивала свою любимую мадеру из высокого бокала — у Плещеева не было обилия посуды. Сам подпоручик периодически прихлебывал из кружки красное полусухое, что так понравилось ему в итальянской колонии. Да, они с Ефимом все-таки съездили в ознакомительных целях и в итальянскую, и — в немецкую.

— Долго еще, Юрий Александрович? — капризно протянула «модель» и улыбнулась в полутьме ложа.

— Что… надоело сидеть или… не терпится? — хмыкнул Юрий.

— А-г-ха-а… не терпится! И посмотреть не терпится, и еще… не терпится! — потянулась модель игриво.

— А ну — сядь, как сидела! — шутливо нахмурился «живописец», — Недолго еще…

«Интересная она… бабенка. Вроде бы и лицо… ну-у-у… просто симпатичное. Носик тонкий, чуть вздернутый на кончике. Губы… Нет, губки у нее — что надо! И красивые, и… умелые. Не сказать чтобы круглолица, но… щечки имеются. Красивые округлые бедра, крепкие ноги с шикарными ляжками. Грудь… грудь — да! Тройка, классика. И я еще эту классику заметно улучшил, приподнял. Попа у нее — классная! Вот прямо не попа, а именно задница! Круглая, в меру широкая и крепкая притом! Прямо вот… укусить хочется, такую задницу, как свежую сдобную булку. Х-м-м… что я, в общем-то, уже и проделал, вызвав сначала взвизг Анфиски, а потом — задорный смех. Да! Вот смех у нее хороший, заразительный. И смеется, зараза, легко. На любую шутку ухохатывается! А неплохо получается… сей рисунок!».

Тени складывались так, что рыжий треугольник волос меж ног — практически не виден. Груди закрыты коленями. Почти невинный вид, но сколько эротизма!

«Вот еще… сколько споров и обсуждений у мужчин вызывает вопрос: что самое эротичное в женщине? Кто-то говорит — красивая грудь, кто-то — длинные, стройные ноги, кто-то защищает любимые ягодички… Кстати! Я сам — поклонник именно красивых поп.

Вообще, не понимаю тех, кто твердит о красоте женского лица. Не отрицаю такового, но… вот так, в полумраке спальни — даже не сильно-то красивое женское лицо предстает чем-то загадочным и волшебно-прекрасным. Так что, — нет, лицо не главное в женщине. А что тогда? Вот чего я сам так «навелся» на родинку на верхней губе Софьи? Вот прямо взгляда не мог отвести от этой родинки! И нет-нет, да снова прикипал к ней.

Почему подчас заведомая красавица, о которой только и говорят другие мужчины, для меня остается этакой — проходной. То есть, прошел мимо, оценил: да, красива. Но! Ничего не ворохнется внутри. А другая… вроде бы и не настолько… а ведь — что-то защемит, защемит в груди: «Ах, какая женщина!».

Почему для многих мужчин ямочки поверх ягодиц женщины — предмет фетиша? Почему так дуреют мужчины, если при смехе прелестницы у нее на щеках возникают ямочки? Что такого содержит легкий, невесомый завиток женских волос, колышущийся ниже затылка? Или — возле виска. Почему вдруг пробивает дрожь, стоит только увидеть прелестную маленькую мочку любимого ушка? А дрожащий розовый язычок, слизывающий капельку мороженого с ложечки — так кинет в дрожь, что куда там всем фильмам студии «Браззерс»! М-да… Не по-нят-но… Ни хрена непонятно! Почему, как, зачем? И кто это так создал? Ох и затейник был этот «кто-то»!».

По завершении лечения, когда Анфиска прибыла для «отдачи долга», Плещеев плюнул на все и самолично опасной бритвой побрил ей ноги. Не, ну в самом-то деле! Постарался все сделать аккуратно, без порезов. И с удовольствием оценил гладкость кожи женщины — ну другое же совершенно дело! Правда… зону бикини Анфиска отстаивала чуть не со слезами. Достигли компромисса — стрижка под расческу! И опять же… самой ведь понравилось в итоге!

— Ой, Юрий Александрович! Это что — я? — Плещеев, углубившись в мысли о «вечном», не заметил, как торопыга, не выдержав, прокралась с кровати и сейчас через плечо рассматривала рисунок.

— Ну а кто это? — усмехнулся подпоручик.

— Да ну… здесь-то — вон какая красотка! — недоверчиво протянула женщина.

Юрий расхохотался:

— Да ведь это ты и есть!

— Ой… Господин подпоручик… Юрочка Александрович! А вы мне не подарите… этот рисунок. Я бы его на стенку в своей комнате повесила! — Анфиска умилительно сложила ручки на своей полной груди.

— М-да… а я хотел его к себе повесить. Над кроватью. Ну да, ладно… Только вот что сделаем! Я рамку закажу, да чтобы стекло вырезали. Все это оформлю и тебе вручу. А то, если рисунок так оставить… карандаш — дело такое, смазаться может легко.

Реакция женщины была бурной, но — вполне предсказуемой.

«Эх! Хорошо отдыхаю! Но послезавтра… м-да-с… в лес идти! Как-то там сложится?».

Знакомство с прибывшим десятком охотников состоялось во дворе штаба. Веселовский сам представил охотникам подпоручика Плещеева. Разведчики восприняли это… индифферентно, что немного покоробило Юрия. Командовал десятком унтер Макар Нелюбин. Именно тот Макар, что сопровождал капитана Васильева в той встрече с Плещеевым в корчме Владикавказа.

Унтер был среднего роста, чуть пониже подпоручика, сложен крепко, но без излишнего веса. Этакий — крепышок. Типаж — типичный русак, чуть курносый, с располагающим лицом. Только вот глаза с прищуром, внимательные, изучающие, выделялись из облика простецкого мужичка средних лет.

Одеты охотники были… колоритно. Здесь не было чего-то однообразного, хоть вся одежда и относилась больше к горской. И что было удивительно для подпоручика — практически ни у кого на поясе не было шашек!

— А зачем? — пожал плечами после Нелюбин, — Они у нас к седлам приторочены. Понадобятся, если — так недолго на плечи накинуть. Но это дело такое… Если дошло до шашек — паршиво! Мы хоть и вступаем порой врукопашную, но — всегда накоротке. В кустах ли, в лесу — шашкой особо не помашешь. Кинжал да нож для того более удобны. А еще — ногайки. Доброй ногаечкой умеючи человека убить с одного удара можно!

Подпоручик ознакомился с этим «произведением искусства» для убиения оппонентов: кожаная петля для вздевания кисти; рукоять сантиметров тридцати, оплетенная жесткой, одеревеневшей кожей; через металлическое кольцо — тело самой ногайки, тоже кожаное, плетенное, с полметра, не более. В конце плети — набалдашник, к который искусно вплетен небольшой, с грецкий орех, груз.

— По-разному — у кого песок, у кого свинец, — пояснил унтер.

Плещеев потом, когда они выехали за окраину города, в распадок, который применялся всеми частями, как стрельбище, более внимательно разглядел оружие десятка: как правило, это были довольно короткие кавалерийские штуцера. Но! С одним очень интересным изменением — почти все они обладали возможностью пристегнуть к ним ножи, имеющиеся у каждого охотника. Ножи эти тоже были весьма разнообразны — от горских кинжалов, с переделанными рукоятями, до переточек обломков каких-то сабель или шашек. Объединяло их одно — у всех были кольца и зажимы для подвеса к штуцеру в качестве штыка.

— Так это каждый под себя подбирает — что кому удобнее, да больше нравится! — снова пояснял Нелюбин, — А в команде, в слободке у нас есть кузнецы-умельцы. Разъясни толком, что тебе надо — все что угодно сделают.

У двоих из десятка были длинные горские винтовки. Общей длиной как бы не под метр семьдесят.

— Это у нас — лучшие стрелки. За триста шагов в голову промашек не делают! — знакомил подпоручика Нелюбин.

Еще один персонаж очень заинтересовал Юрия. Был это самый настоящий «друг степей». А вот был он калмыком или ногайцем — Плещеев не разобрал, да и не разбирался он в этом. Одетый в какую-то хламиду кочевник больше молчал, почти не разговаривая даже с товарищами по десятку. Только глазками шевелил в узких щелках век.

— То — Боягуз! Лет пять назад прибился к команде. Вот уже года три с нами в лес ходит. Добрый воин, опытный и сакму читает — куда там иной собаке! Если кого надо снять по-тихому — лучше не бывает! Из своего лука пять стрел держит — проверено. Но это — так, баловство. А вот если горцу в глаз стрелой попасть — шагов на пятьдесят — бьет без промаха.

— Погоди…, - перебил Макара Плещеев, — Я хоть на Кавказе и новичок, но уже кое-что знаю. Боягуз… это же — трус вроде бы? Или нет?

— То так…, - кивнул Нелюбин, — но он так сам назвался. А почему? Кто ж его знает, что у него там в племени случилось — про то не рассказывает. Извергли его, стал быть… А у нас он прижился. А в книгах проходит как Бочегов Ильяс. Если коротко, среди своих — просто Бо! Но то… заслужить у него надо. Навряд он вот так сразу вам отзываться станет.

Были среди вооружения охотников и пистолеты — тоже разных систем, все как ни на есть — с кремниевыми замками.

— А вы как же — если начальство какое? А вы как… абреки нищие одеты.

Макар засмеялся, пожал плечами:

— Да нас в слободке найти — еще та проблема! А если какой…

Тут унтер пожевал губами, явно проглатывая нецензурный эпитет.

— … Если какой непонимающий командир вдруг наедет к нам в гости — то господин капитан учебную команду строит. У тех-то и с выправкой, и с формой — все хорошо! Строевые унтера в будущем, понимают, что к чему. А мы… Мы в таком разе ховаемся куда-нибудь!

С интересом и сам Нелюбин, и охотники рассматривали карабин и пистолеты самого Плещеева.

— И как, ваш-бродь? Чем знаменито это оружье? — задал вопрос от всех сразу унтер.

— В быстрой перезарядке! — немного рисуясь перед опытными бойцами, Плещеев быстро отстрелял пять патронов по дощатой мишени, что стояла метрах в двадцати от них.

— Занятно! — протянул десятник, — И впрямь — куда быстрее, чем с обычного пистоля.

Потом присмотрелся к мишени и снова удивился:

— Это что же — картечь, что ли?

— Она! — кивнул Юрий, — С пули-то… если быстро надо — то ли попадешь, то ли промажешь, а здесь — хоть одна картечина, да мишень найдет. А раненый — уже не тот боец, что здоровый!

Нелюбин промолчал, подойдя к мишени, принялся выковыривать кинжалом картечины — для более близкого знакомства, наверное. А охотники, обступив подпоручика, продолжали разглядывать его оружие.

— А что, господин подпоручик, дорого ли сие? — спросил кто-то.

Плещеев вздохнул:

— Недешево! То мне батюшка подарил на окончание обучения. Пара пистолетов — около сотни рублей.

К удивлению Юрия, цена оружия видимого отторжения у охотников не вызвала.

«Видно, и впрямь — неплохо живут разведчики!».

Еще что заметил Плещеев — даже находясь во вроде бы безопасной зоне, вблизи Пятигорска, охотники не расслаблялись. По еле замеченной команде Нелюбина, в каждую сторону распадка удалились по одному человеку.

«Бдят! Привычка уже такая, не иначе!».

— Я сговорился с десятком местных казачков… чтобы, значит, на подхвате были! — предупредил унтера подпоручик, — С Веселовским, думаю, договорюсь, чтобы их к нам присоединили…

Похоже, Нелюбину это не очень понравилось:

— Ежели только на подхвате. А так мы привыкли сами работать. Надо посмотреть еще, что за люди…

Но оказалось, что Ефим с унтером знаком. Не друзья, не приятели, но — знакомцы, по Владикавказу.

— Ничё так… подходящий казак, — признал охотничий десятник, — если и прочих под себя подберет, то поработаем!

Подшивалов же, в свою очередь, наедине с Плещеевым покрутил головой поморщившись:

— Ох и ухорезы же… Это как бы не самый добрый десяток из «васильевцев». Только ваш-бродь, вы уж… Чтобы знали — ребятки-то — не простые, крови вовсе не боятся. Эх! Да и поздно уж что-то менять, влезли мы с вами в это дело. И хорунжему нашему уж бумагу господин квартирмейстер прислал, что мы, дескать, откомандированы в распоряжение штаба. Не боитесь сами-то в крови-то вымазаться? Там же всякое может быть …

На вопрос Плещеева — что казак имеет в виду, Ефим, помолчав, спросил:

— Вот как вы думаете… если десяток этот в горах промышляет, да кто из чужих вдруг по пути попадется — что они сделают? Ага… Вот и я о том… Одно дело с абреками резаться, в бою открытом, другое дело… хвосты подчищать, чтобы молва раньше тебя по округе не разносилась. Дело это такое… грязное.

Веселовский собрал их троих у себя в кабинете:

— Ну, я уж думаю — вы познакомились, а кто и ранее друг друга знал. Юрий Александрович! Вы представление о деле имеете, сами задумали. Оставайтесь здесь, у меня в кабинете. Я отъеду на день, а к вечеру вчерне жду ваших соображений — что, куда, когда. И урядник, и унтер…

Подполковник перевел взгляд с Нелюбина на Подшивалова.

— … люди бывалые, учить не надо. Задачи доведете, соображения свои. Вместе подумаете: с чего начинать, да что вам для этого нужно. Ну-с… Не буду мешать.

За перекуром Плещеев довел до охотника свои соображения по поводу абреков и их «баз подскока» в непосредственной близости от линии русских постов. Унтер задумался, потом признал:

— Мы уж два года как в этом краю не появлялись. Позапрошлое лето возле Тифлиса все больше работали. А в прошлом годе — за перевал ходили, к вайнахам в гости. В крепости Грозной базировались. Но места здешние мне знакомы, не один год по местным горам шарится довелось.

Подпоручик расстелил карту. Нелюбин, как оказалось, читать ее умел.

— Думаю… все же четыре места надо проверить. Примерно прикидываю, где бы я сам такие укромные норы устроил. Вот вы, ваш-бродь, как считаете — что нужно для такого места?

Юрий хмыкнул про себя:

«Проверяет, значит? Ну что же… подумаем логично, пусть и опыта никакого в этом нет!».

— Х-м-м… понятно, что таковое место на лысой горе не разместят. А потому — лес, густой кустарник. Скорее всего — небольшой распадок или отнорок в ущелье. Рядом должна быть вода — ручей или родник. Должно быть два как минимум подхода или подъезда к месту. То есть тропа все же должна быть. Вряд ли они туда обозами катаются, но те же продукты и фураж для лошадей как-то доставлять нужно. Во вьюках, скорее всего, значит — тропа для прохождения конного каравана.

— А вторая — зачем? Тропа-то? — внимательно слушал подпоручика унтер.

— Для быстрой съебки. В случае чего! — кивнул Юрий.

— Здраво! — согласился охотник.

— Там их, на базе той может быть до десяти-пятнадцати человек. С десяток — боевой состав, три-пять человек обслуга и охрана. Выходы с этого схрона должны довольно просто выводить уже на какую-то известную тропу или дорогу, которой пользуются и простые местные жители. Все-таки куда-то они похищенное сбывают, а также — пленников вывозят. Среди местных у них должны быть связи, чтобы обстановку постоянно отслеживать. Но и жилого аула прямо рядышком быть не должно, иначе… разнесут сплетни — хоть как ты таись.

Нелюбин подумал, высказался:

— Если ничего не поменялось за прошедшие два года… У меня таких мест на примете — штук десять! Вот, Ефим, послушай-ка…

И втроем они склонились над картой.

К вечеру Плещеев докладывал подполковнику общие наброски плана действий:

— Начнем от урочища «Н-ское», что прямо к югу от наших постов. Оно наиболее удалено от Пятигорска. Размещение там разбойников — возможно, но… маловероятно. Все-таки далековато им бегать придется. Потом… вот по этой дуге…

Юрий указал на карте.

— По этой дуге двинемся на северо-запад. Проверим места… вот здесь, здесь… И еще — здесь. Последнее — самое близкое от мест прошлогодних нападений.

— А почему бы сразу отсюда не начать? — переспросил «начштаба».

Плещеев по-простому почесал затылок:

— Если они — здесь, то… просто в край обнаглели! Тут от наших постов и пяти верст не будет. Если — напрямую. Все же думаю, что таких наглецов и дураков среди них нет. Похитрее, полагаю, там ребята.

Подпоручик свернул карту, заглянул в свои заметки:

— Пяток казаков оставляем на ближайшем посту. С лошадьми. От постов до места проверки пойдем ногами: так и пройти можно почти всюду, и быстрее получится. Да и скрытности — больше. То есть… примерно три-пять дней на проверку предполагаемого места, потом выходим назад, на конях переезжаем дальше вдоль линии постов. И снова — казаки и кони — на посту или при крепости, а мы — снова в лес. В общей сложности без каких-либо накладок полагаю по времени — дней двадцать-двадцать пять. Находим эти места, изучаем, знакомимся с подходами-подъездами, отходим. Потом… неделя отдыха и уже проходимся предметно по всем обнаруженным базам. Вырезаем их, к чертовой матери! На этом этапе того десятка казаков, что вы мне выделили, будет уже маловато. До трех десятков бы увеличить. Это — на тот случай, если нам придется уходить быстро, с преследованием. Чтобы казаки прикрыли наш отход.

Веселовский задумчиво покивал головой.

— Есть некоторые шероховатости, как мне видится. Давайте-ка вот что обсудим…