Сны. Корнет

Глава 28

Как оказалось, охотничьи десятки квартировали в Кабардинке уже не первый год. Договоренность такая у них имелась. Расселяются по два-три человека на подворьях справных казаков. Нормально! Все рядом, свистни — соберутся в полчаса.

Так что сидели они сейчас в доме Подшиваловых — сам Ефим, Макар и подпоручик Плещеев. Сидели за столом, плотно заставленным закусками. После бани уже. Соседки в это раз Юрию не досталось. Да это было и к лучшему, наверное. Ибо что-то вымотался Плещеев за эти три недели — нипадецки!

Грязную, пропотевшую, вонючую одежду в стирку забрали Глаша с Аней, пообещав завтра к вечеру все поправить. В свою очередь, за хлопоты подпоручик пообещал казачкам по платку новому, красивому.

— То не обязательно! — заявили красавицы, но и отказываться не стали.

Дед посидел с воинами немного, посетовал на года и подался почивать. Это он, скорее, проявлял понимание и воинский такт — а ну как поговорить-посоветоваться о чем нужно? О том, что непричастному и слушать не следует.

— Через четыре дня надо выдвигаться. Парнишка этот, разбойник молодой, сказал, что отправили их бивак посмотреть, да по округе пошастать, понюхать, чем воздух пахнет. А через пяток дней и остальная орава нагрянет, — объяснял им, повторяя и для себя, чтобы еще раз уложить в голове — вдруг, что забыл — унтер Нелюбин, — Нам надо загодя там сесть, чтобы уже быть готовыми…

— Людей еще надо, или обойдемся теми, что есть? — спросил Ефим.

— Если все продумаем да сделаем как надо — то и хватит. Твоих казаков вокруг посадим, чтобы никто назад не проскользнул. В самом лагере — я со своими работать буду. Справимся! — кивнул унтер, — Да и опять же… еще народ звать… то и дуван на-больше дуванить придется…

И охотник, и казак понимающе засмеялись. Три лошади разбойников, да их боевая справа — вполне себе неплохая, тянули, по словам Подшивалова, рублей на четыреста пятьдесят-пятьсот. Как объясняли опять же подпоручику, делится все по количеству частей. К примеру, командиру, в данном случае ему, Плещееву, положено пять частей. Ефиму и Макару, как подручным — по три части. Прочим участникам — по одной части. Итого… Пятьсот рублей да на двадцать девять частей… Выходило — по семнадцать рубликов на одну часть. Юрию, за счет увеличенной командирской доли — ажно восемьдесят девять рублей!

«Очень даже неплохо! А то у меня скоро финансы начнут петь романсы. Кстати, о романсах! Надо бы графиню попроведовать. Три недели лечения пропущено, не дело это. Или хочется Софью погладить? Ну-у-у… хочется. Но там же… только погладить, в качестве лечения. А «оторваться» — это нужно в бани заехать, да Машку или Анфиску на вечер ангажировать. А может — сразу двоих? М-да… вопрос — интересный! Анфиска-то — против точно не будет, а вот Маша? Ладно… ебарь-перехватчик. Как там говорил Шукшин? «Я поселю здесь разврат и опрокину этот город во мрак и ужас! В тартарары!». Ладно… видно будет. Да и времени — с гулькин хрен!».

Наутро Некрас привез подпоручику чистую, «парадно-выходную» одежду — чтобы было в чем визитировать знакомый дом.

— Ты вот что… Ты, Некрас, купи-ка два платка хороших, красивых. Хотя…, - Плещеев вспомнил о соседке Анисье, — Покупай три платка. Два — как на баб уже взрослых, а один — девке юной, красивой. Разберешься ли?

Денщик, покачав головой, кивнул:

— Вы, ваш-бродь, с бабами энтими столько средствов тратите — не приведи, Господь!

— А куда деваться? — усмехнулся в ответ Юрий, — Это ладно еще — бабенки из простых. А если бы я за благородной дамой ухлестывал? Сам представь, насколько бы это дороже стало!

— Да уж… Тогда лучше — простые. Без баб плохо, канешна… Но ведь и с ними — морока да раззор!

Визит в дом графини опять вышел — кулуарный. День будний, приема не было, то есть к обеду собрались только свои. Улучив момент, подпоручик спросил у Катеньки:

— Ну как графиня? Как себя чувствует?

Красавица покосилась с интересом, чуть улыбнулась:

— Спасибо, Юрий Александрович, — заметно оживилась тетушка. Бодра, весела, как давно уже не было.

— А вы, сударыня, как себя чувствуете? — посмотрел он на Рыжую.

Та с улыбкой пожала плечами:

— Вроде бы и хорошо… Намедни попробовала петь. Лучше стало дыхание, но… ненадолго.

— Не все сразу, Софья Павловна, не все сразу. Болячка ваша весьма противна тем, что изживать ее нам с вами придется долго.

Графиня определила, что сначала — лечение, а обед и развлечения — позже.

«Оно и правильно!».

Старуху Плещеев подлечил довольно быстро. Там было — и просто, и сложно — одновременно. Просто — потому, что все уже шло по «накатанной колее». Сложно — так как, кроме поддержания в норме давления и сердечной деятельности, Плещеев не видел возможности привести в лучшую сторону изношенный организм.

— Как суставы? Поясница не беспокоит? — в процессе лечения задал вопросы «паранормальный» медик.

— Знаете, голубчик, весьма! Очень даже довольна, — охотно делилась впечатлениями графиня, — Даже Захарий Петрович, доктор мой, удивлен! Ну я уж… как мы с вами договорились, ему причин своей бодрости не раскрываю. Ну что? Все? Ладно, вы уж оставайтесь тогда, а я пойду, по поводу обеда проверю — все ли готово.

По сложившейся уже привычке Плещеев лечил дам в бывшем графском кабинете. Покойный муж хозяйки был, видимо, человек со вкусом, а потому немалое это помещение было обставлено изысканной, но изрядно вышедшей из моды мебелью: массивный стол с затянутой зеленым сукном столешницей; большое и широкое, пусть и довольно изрядно потертое кожаное кресло перед ним; несколько шкафов с книгами; оттоманка у стены; в углу — изящный столик со стульями в гарнитур. Вдоль стен — какие-то этажерки, подставки, полочки с вазами, шкатулками и прочими милыми безделушками. По обтянутым светло-коричневой тканью стенам картины — больше со сценами охоты.

Вот в это-то кожаное кресло, освободившееся после хозяйки, и уселась сейчас Софья. Екатерина уже привычно сидела на оттоманке, чуть облокотившись на боковую поверхность.

— Каждый раз, Юрий Александрович, испытываю некоторое стеснение, когда… приходится развязывать и приспускать лиф платья! — негромко призналась, улыбаясь пациентка.

— Признаюсь, что и сам испытываю определенное волнение, когда вновь и вновь вижу ваши очаровательные плечи, оголенную шейку…, - начал ворковать подпоручик.

Катюша издала «фырк» со своего места, прикрывшись веером.

Софье приходилось чуть оголять плечи, спину и верх груди, дабы «лекарь» имел возможность воздействовать на области сии. Кожа ее была белой и нежной. А россыпь мелких родинок повсеместно — добавляла эмоций Юрию. Так хотелось наклониться и поцеловать эту матовую кожу, пахнущую женским телом с добавлением ненавязчивого аромата какой-то цветочной воды. А уж когда он, зайдя со спины, манипулировал с верхом груди… Виды отсюда открывались — вообще чудесные!

«Так и хочется туда поглубже руки запустить! Вон… когда она чуть наклоняется вперед — даже порой коричневый сосок промелькивает! Блин! Я бы давно уже ей как-то намекнул… что, дескать, а не пора ли нам… трампам-пам… прокатиться по окрестностям. Вдвоем! Подышать ароматом просыпающихся садов, вдохнуть запах свежей, ярко-зеленой листвы. Оценить мягкость свежей травы на полянах, на склонах Машука. Но ведь Катюша эта постоянно рядом! Флиртовать-то она не мешает, да и сама любит поиграть словами. Эдак — невинно, с кучей недомолвок и намеков! Но стоит только чуток «заиграться», в словах обозначить еле видимое откровение — тут же: «Подпоручик! Оставьте эти шутки для казармы!».

Но что интересно! В этот визит Плещеев не почувствовал особого волнения. Нет, желание-то никуда не делось! По-прежнему на языке вертелось пресловутое предложение Ржевского: «Мадам! Разрешите вам…».

«М-да… «Поставить ее раком к дереву и…». Еще что несколько выводит из себя — так это нынешние наряды дам. Талия-то корсетом подчеркнута определенно! Но вот что выше, и уж тем более — что там ниже? Может, у той же Катеньки — ноги кривые? Хотя нет… Я же тогда успел немного пошарить у нее под подолом. Нормальные, стройные ножки! Но все равно… А какие бедра- под этим сонмом юбок разве определишь? Грудь Софы я, допустим, уже разглядел. Почти разглядел! А вот у Кати? Хотя… ну ее — эту Катю! С Софьей всяко попроще будет. Но ведь сколько уже сюда вхож… и — никак! Даже возможности чуть объясниться о намерениях — нет! Пригласить ее к себе домой? Ну — тут уж нет. Это не Анфиска или Маша. Это уж вовсе — даже не нахальство, которое в определенных пределах вполне допустимо, а… хамство, что ли? Так что — да, мысли эти и желания — есть, а вот волнения — нет. А почему? Непонятно… Может быть… Нет-нет да мелькающее в голове воспоминание о том пучке спутанных русых волос в промоине? Вот же… Весь настрой слетел! И никакого раскаяния по поводу казни этого абрека! Никакого — абсолютно! Даже где-то сожаление промелькивает, что все же… признайся честно — спасовал сам пластать этого урода? Спасовал, чего там! На ногайца свалил. И вот… нет, так-то… противно все это было делать! Вот честно — противно. Но — никакого раскаяния!».

— О чем вы задумались, подпоручик! — подала голос с тахты Катенька, — У вас так изменилось лицо…

— Да… Пустое, Екатерина Васильевна! Так… о некоторых мелочах службы вдруг вспомнилось. Не стоит оно того!

В двери кабинета постучали, и Катенька, вспорхнув со своего места, извинившись, вышла.

«Х-м-м… а это — шанс!».

Плещеев, продолжая еле слышно массировать верх груди женщины… даже не массировать, а еле слышно поглаживать кожу, наклонился и посмотрел сзади сбоку на лицо Софьи.

«Да она же млеет!».

— Вам нравится, сударыня? — еле слышно спросил в самое ушко.

Женщина глубоко вздохнула, и также — шепотом:

— Очень…

«Х-м-м… а вот так?».

Юрий чуть подал руки ниже. Еще ниже…

— Юрий… к-х-м-м… Александрович! — шепот Софочки, — Что же вы делаете?

— Красавица! Признаюсь честно… не в силах терпеть!

«Оп-с… а вот и сосочки! И мягонько их так… мягонько. Только кончиками пальцев…».

— Вам нравится? — опять шепот в прелестное ушко.

— Ах… что вы… Катя же сейчас вернется!

— Вы мне не ответили — нравится ли вам?

— Да… да, нравится. Очень…

— А уж как мне-то нравится. Признаюсь честно, красавица… Я так долго этого ждал!

«А груди у нее — классные! Тяжелые такие и довольно упругие!».

— Ну же… Юрий Александрович… Перестаньте. Это… неприлично, то, что вы делаете…

— Неприлично? Но как же хорошо, не так ли?

«Вот теперь, когда они так набухли… Можно пропустить их между пальцев и немного прижать. Чуть-чуть… Вот так!».

Женщина едва слышно ахнула, приподнятые руками Юрия груди заметно трепетали.

— А ведь я могу… не только лечить вас, но и… Пользуясь своим даром, я могу привести в тонус и ваши перси… Они — такие красивые! Мне так нравится держать их в руках. Как бы я хотел провести руками по вашей талии, погладить кожу бедер, поцеловать шелк животика…

— Ну что вы делаете… Искуситель…

— Ну что же я делаю? Я не могу сдержаться… чтобы не провести губами и языком по вашей прекрасной шейке… вот так!

— Ах-х-х… Оставьте, Юрий Александрович! Катя зайдет…

— Софи… разве вы не видите… что я уже давно сдерживаюсь из последних сил… Я вас хочу…

— А вы нахал… подпоручик. Такое говорить даме…

— Но я честен! — «х-м-м… вот так — чуть прикусить ей мочку ушка!».

Хорошо, что паркет в коридоре возле кабинета был достаточно гулким, чтобы Плещеев вовремя услышал шаги. Юрий выпрямился и принялся как ни в чем не бывало массировать женщине плечи.

Зашедшая сюда Екатерина начала:

— Тетушка сказала, что все готово. И спрашивает, когда мы сможем подойти. Ой, а что это у вас… Софья! Что с тобой?

«Что-что? Румянец это, только и всего!».

— Видите ли, Екатерина Васильевна… Так иногда бывает… массаж вызывает прилив крови к голове, а значит, и щечкам…, - принялся объяснять нахальный гусар.

— М-да? Софья, ты хорошо себя чувствуешь? — не очень-то поверив подпоручику, Катенька решила спросить у подруги.

— Да-да… все хорошо! Юрий Александрович прав… Что-то меня в жар кинуло! Ах! Все, вы закончили, не так ли?

— Подпоручик! Пойдемте, я вас провожу, а Софья Павловна приведет себя в порядок и выйдет к обеду…

Шагая вслед за Катрин, Плещеев еще раз убедился:

«Херня это, а не мода! Ну что это такое? Женщина идет, а платье — даже не шелохнется! Какие у нее бедра, какие ножки? Как определить-то?».

Хозяйка встретила их у накрытого стола.

— Ну что же вы? Так и простыть все может. Ну что там, голубчик, наша Соня? Как скоро вы ее излечите? Она недавно петь пробовала. И вы знаете — у нее чудный голос! Вот прямо — само очарование.

— Делаю все, что в моих силах, сударыня. Но дело это — небыстрое.

За обедом Катя «наябедничала» Плещееву на тетушку:

— Вот вы говорили, Юрий Александрович, что тетушке нужно ограничить себя в курении табака. А кроме того, в питие кофе и крепкого чая. А ведь она… по-прежнему и кофе по утрам пьет и курит часто.

Юрий с укоризной посмотрел на хозяйку:

— Ну что вы, сударыня…

Графиня поджала сухие губы:

— Вот еще… Не так уж часто я и курю! Если только после завтрака и обеда. Да и кофе… позволяю себе не более одного раза в день! Привычка! А чай, как вы мне советовали — по примеру островитян, я сливками портить не намерена!

Плещеев вздохнул:

— Воля ваша! Но о вреде этого я вас предупредил.

Графиня перешла в атаку:

— И, кстати, я еще раз спросила у доктора. В отличие от вас, Юрий Александрович, он утверждает, что табак весьма благотворно действует на легкие!

— Я уже говорил вам, Евпраксия Зиновьевна, что наши эскулапы весьма часто заблуждаются в природе того или иного. А так как времени на свое обучение они потратили изрядно, им просто обидно, когда какая-то часть этого времени потрачена зря. Людям свойственно упрямство! А что до курения… тоя же вам уже рассказывал — и как устроены наши легкие, и какое влияние оказывает на них смола, содержащаяся в табаке.

Вредная бабка не преминула заказать после обеда для себя трубку.

— А вам, подпоручик, не нужна трубочка с ароматным табаком? После сытного обеда — так приятно покурить в спокойствии! — ехидно улыбаясь, предложила она.

Плещеев не выдержал и засмеялся:

— Согласен! И от трубки — не откажусь. Только примите во внимание, что я — молод, и организм мой — молод так же. А вот вам бы… поберечься.

— Полно вам, голубчик! Я уж пожила свое! — отмахнулась старуха.

Юрий вспомнил анекдот:

— Врач спрашивает весьма пожилую пациентку: «Сколько вам лет, сударыня?». Та в ответ: «Да уж девятый десяток разменяла!». Врач: «Как?! И вы еще пьете и курите?». Пациентка: «Голубчик! Да я же в противном случае вообще не сдохну!».

Графиня, развеселившись, засмеялась. А вот ее племянница — надула губки:

— Подпоручик! Ну что вы, право… Все какие-то грубости.

Когда он откланялся, проводить его вышла Софья. Пользуясь тем, что в сумрачном холле никого не было, набравшись смелости, Юрий привлек к себе женщину:

— Софья Павловна! Скажите честно… если я вам противен, тоя переболею и не буду докучать вам своим вниманием! Но также нельзя далее, Сонечка — я хочу тебя!

Женщина, слабо упираясь руками в его грудь, прошептала:

— Да что вы, Юрий… Александрович… Прямо как с ума сошли!

— Сойдешь тут с ума, когда такая красавица, как вы рядом… И не иметь возможности…

— Да полно, голубчик… Отпустите меня, увидят же!

— Никто не увидит. Мы прежде услышим, если сюда пойдут… Ну же, скажите мне… Надеяться ли на вашу взаимность?

Наконец, Юрию удалось поймать ее губы своими, и он прильнул к ней в поцелуе. Тот был долгим. Сопротивление женщины, и так вялое, прекратилось вовсе.

«Куй железо, пока горячо!».

И гусар, наращивая мощь приступа, взял ее ручку и положил себе на пах, чуть придержал.

— Ах! Вы совсем… с ума сошли! Отпустите меня…

— Сейчас отпущу, только ответьте мне…

«Ага! А руку-то — не убирает! Ну а… реакция на теплую женскую ручку… воспоследовала!».

— Однако… гусар, у вас и настойчивость? — простонала Софья.

«А как она нежно потискивать принялась!».

— Ну так что же? — шепнул он ей на ушко.

— Ну что вы… зачем вы меня принуждаете…

— Значит… противен, да?

— Вовсе нет! Даже… наоборот. Я всегда рада вас видеть, я даже… волнуюсь, в предчувствии, когда вы приедете.

— Так… Назначьте же встречу! Или… прогуляемся вместе, когда я вернусь?

— Но — где? Это же… неприлично! — пыталась «отбояриться» красавица.

— Возможно… у меня. Или — пленэр! — предложил Плещеев.

— Хорошо… я подумаю. Тут же еще… Катя.

— А насколько вы можете довериться ей?

— Ну-у-у… мы же подруги. С детства. Почти как сестры, и у меня до сих пор от нее нет секретов.

— Так и в чем же проблема? — не понял Юрий.

— Проблема? — женщина вдруг хихикнула, — Проблема в вас, мон шер! Опасаюсь… как бы она вдруг ни взревновала.

— Даже так? — удивился он.

— Да, даже так! А вы — не поняли? — Софья продолжала веселиться.

«А потискивания стали сильнее!».

Юрий опустил взгляд. Женщина — вслед за ним — так же.

— Какой вы… горячий, мой гусар! — сама прошептала ему на ухо.

— Вам… Тебе нравится? — несколько самодовольно улыбнулся Плещеев.

— Это… не так называется. Я сейчас… изнемогаю. Но… Сначала я поговорю с Катей… До встречи, шер ами!

— Не будем ничего выдумывать! — высказался Макар, — Зайдем, как и заходили. Выставим посты, а сами — чуть в сторонке обождем. Как появятся эти головорезы, займем прежние позиции вдоль тропы. Их там будет десять человек. И нас — десять! Точнее…

Унтер покосился на Плещеева:

— Одиннадцать. Да внезапно! Сразу ополовиним их, а потом и добьем!

Юрий почесал висок:

— Ты говорил, что казаков вкруг надо посадить, чтобы никто не вырвался.

— А, да! Точно. На всякий случай. Тогда пробежимся и посмотрим, где станичникам сесть. Там дорог-то толком нету… Хотя… и по горам за ними, как за зайцами бегать не след!

Подал голос и Ефим:

— Поторапливаться нам надо. Скоро с гор вода пойдет — ручьи взбухнут, не пройти будет, не проехать!

— Тоже верно!

Абреков было девять. Почему — девять? Куда подевался десятый? Но — мало ли… Заболел вдруг или еще что приключилось. Разругался с кунаками, да плюнул на дело разбоя.

«Ага! Ты еще скажи — в монастырь, грехи замаливать подался!».

Сработано охотничками было все четко, как по писанному! Р-р-аз! Швыркнула стрела ногайца. Ф-ф-ух-к! Нож Плещеева впился в подмышку еще одного горца. Бах! Бах! Бабах! Загрохотали выстрелы вдоль тропы.

Все случилось настолько быстро, что, когда Юрий потянул второй нож из ножен на правом бедре… убивать было уже некого! Все, кончились абреки.

«И вообще вот… странно. Те же охотники ходят сторожко, с оглядкой! Их в лесу еще и хрен увидишь. А эти… как к теще на блины ехали. Хотя… они же не спецназ никакой. Абреки дикие. Те же разбойники! Говорят, псэхадзэ у абадзинов, те — да! Пластуны, которых еще и поискать. А эти… тати ночные!».

Только перестарались охотники. И Макар, и сам Плещеев — не подумали заранее… Языков — не было. Всех убили!

Когда Плещеев, крепкий задним умом, додумался и сказал об этом Макару, Нелюбин поморщился, подумал, но — махнул рукой:

— Да и хрен с ними! Вырезали банду. Что хотели, то и сделали. Сейчас пробежимся по своему маршруту, только в другую сторону. Посмотрим остальные тайнички, может, еще кого прихватим за яйца. А нет… так чуть позднее, как большая вода сойдет, снова пройдем по этому маршруту. Нас же на все лето сюда, в Пятигорск, направили. Успеем еще здесь погулять…

Так как таиться нужды уже не было, Нелюбин согласился с Плещеевым организовать некий флэш-моб. Выставку достижений, или же — наоборот — предупреждение для возможных последователей абречества.

«Все-таки есть в нас, жителях современной реальности что-то испорченное. Нет чтобы что хорошее придумать… А вот на такие пакости — всегда горазды!».

Показательное выступление под девизом: «Не влезай — убьет!», выглядело неаппетитно. И уж сам процесс подготовки… Благо, что Плещееву никто не предложил: сам придумал, сам и делай!

В общем… Всем убитым абрекам отрезали головы и расставили на вкопанных кольях вдоль тропы. Сами тела за ноги подвязали на окрестных деревьях. Особых эмоций охотники не выказывали, но казаки некоторые — головами крутили. Позитивно отнесся к придумке — Бо. Тот не поленился, сбегал до места казни головореза, и, с помощью еще двух охотников, притащил тело сюда же. Уже изрядно пованивающий трофей водрузили на центральное место экспозиции.

Отъехавшие чуть ниже по тропе Плещеев, Нелюбин и Подшивалов оценили получившуюся картину. Плещеев поморщился, Ефим — покрутил головой:

— Не лишку ли мы, а?

Нелюбин ощерился, сплюнул и поставил точку:

— А вот не хуй здесь! Чтобы неповадно было сукам разным!

Переход назад по маршруту был довольно напряженным — вполне уже можно было нарваться на тех, на кого они и сами охотились. Так что шли сторожко, на мягких лапах!

И Плещеев с удовольствием вдруг почувствовал, что этот переход уже дается ему куда как легче, чем предыдущий. А от прошедшей резни — даже чувство какого-то удовлетворения проявилось!