Лев Майсура

Крепкий орешек Пальгхат

Первую серьезную попытку отвлечь от Мадраса хотя бы часть сил Хайдара Али бомбейское правительство сделало еще в начале 1782 года. Тогда на Малабарском побережье у города Каликут был высажен крупный десант полковника Хамберстона. Макхдум Али — командир майсурских войск в этом районе Малабара, совершил непростительную ошибку. Понадеявшись на свои силы, он не обратил внимания на то, что его части заняли позиции перед глубокой рекой с отвесными берегами. Когда бомбейские ветераны пошли в атаку, они штыковым ударом выбили майсурцев с их позиций, сбросив в реку почти весь их правый фланг. Из семи тысяч сипаев и соваров Макхдума Али уцелела едва половина, а сам он погиб во время отчаянных, но бесплодных контратак.

Полковник Хамберстон мог, наконец, поздравить себя с крупным успехом. У ног его лежал приморский край с неисчерпаемыми запасами пряностей, рыбы и дичи, с великолепными лесами и крупными торговыми портами, приносившими казне Майсура огромные доходы. Однако, чтобы закрепиться на побережье, нужно было взять еще и крепость Пальгхат в семидесяти пяти милях в глубь страны. Пальгхат — важный опорный пункт и военная база Хайдара Али, перекрывал дороги, связывающие Малабар с внутренними районами полуострова, и контролировал обширный район с богатыми землями и густыми тиковыми лесами. В подземельях крепости хранились несметные богатства.

Но как раз в это время пришел муссон...

В начале июня темные тучи, которые угрожающе клубились над Аравийским морем, вдруг ринулись на Малабар и обрушили на узкое побережье могучие ливни. Горные реки вспухли и стремительно понеслись к морю, окрасив его далеко от берегов в мутный глинистый цвет. Муссон перевалил через Западные Гаты и обрушился на Декан, яростно бичуя землю молниями. В природе совершилось великое чудо. Безжизненные, дочерна выжженные скалистые Западные Гаты вдруг оделись в роскошный наряд из нежно-зеленых лишаев и мхов. Буйно зацвели деревья «пламя леса», затопив алой кровью своих цветов все побережье. Для пахарей Декана муссонные ливни были дороже сказочного дождя «нисан», который по слухам идет раз в сто лет и капли которого, попав в раковины улиток, рождают в них бесценный жемчуг.

Но для армии Хамберстона муссон обернулся бедой. От сырости и пронизывающих ветров болели солдаты и сипаи, гибли запасы продовольствия, сырел порох. Выступить к Пальгхату удалось лишь в сентябре.

Оставив в Каликуте тяжелую артиллерию, армия Хамберстона втянулась в опасные горные проходы Западных Гат. Легкие пушки приходилось тащить на себе. Батальоны двигались почти наощупь. От наиров, которые нестройными толпами следовали за бомбейцами, невозможно было добиться вразумительного ответа о расположении крепости. Зная каждое дерево вокруг родных деревень, наиры плохо ориентировались в чужих горах, куда их неизвестно зачем гнали раджи.

После долгого и трудного марша бомбейская армия подошла, наконец, к Пальгхату и остановилась в замешательстве. Мощные стены крепости с зубчатыми бастионами выглядели необыкновенно внушительно. А под ее стенами, стоявшими на естественном пьедестале из несокрушимого гранита, вился глубокий, заросший бамбуком ров, полный отвратительных змей и насекомых. С трех сторон вокруг Пальгхата одна выше другой громоздились сизые горные цепи.

Со смешанным чувством растерянности и злобы Хамберстон осмотрел крепость со всех сторон и не нашел в ней ни единого изъяна. Из бойниц глядели на полковника грозные жерла пушек, отбитых майсурцами у Компании, купленных у португальцев и французов или же сработанных в оружейных мастерских Шрирангапаттинама и Бангалура. Среди них виднелись и гинджаули — местные малабарские пушки из железных полос, стянутых крепкими обручами — одинаково опасные и для врагов, и для своих.

Меж бойниц мелькали белые и зеленые тюрбаны майсурских сипаев. Из-за стен доносились звуки военных команд, певучие призывы муэззина к молитве в положенный час, перезвоны храмовых колокольчиков, рев скота и крики местных жителей, укрывшихся в крепости со всем своим скарбом.

Крепким орешком оказался Пальгхат. Хамберстон попробовал было пойти на штурм, но штурм был отбит так жестко и круто, что он счел за лучшее отступить к морю. Однако не успели походные колонны бомбейцев отойти от крепости, как их настигли майсурские сипаи. Размахивая кривыми саблями и подбадривая друг друга боевыми криками, они с отчаянной отвагой ударили по арьергарду Хамберстона.

Лихую эту атаку удалось отразить лишь с большим трудом. Построившись в каре, бомбейцы отбивались штыками, так как порох безнадежно отсырел. Тем не менее почти весь провиант был потерян, и поспешное отступление бомбейской армии скорее походило на бегство.

Двадцать первого и двадцать второго октября на Западные Гаты во второй раз обрушились тяжелые ливни. Снова вспухли реки. Между гор в низинах образовались непролазные топи. В одной из таких топей пальгхатцы внезапно атаковали наиров, которые отходили вместе с Хамберстоном. Те в панике разбежались, побросав свои длинные ружья и боевые ножи.

Вскоре после ухода Хамберстона к защитникам Пальгхата подошла подмога. С востока донесся глухой гром отсыревших барабанов и пение труб, затем послышался гомон людских голосов и конское ржание. Из-за гор вынеслись всадники, поползли белые колонны сипаев.

Вслед за авангардом подходившего войска показался эскадрон богатырей-соваров на арабских полукровках. В середине эскадрона, под зеленым знаменем с тяжелыми золотыми кистями, гарцевал на белоснежном коне всадник с посадкой великого воина и повелителя многих людей.

— Глядите-ка, Таус! — радостно галдели высыпавшие на стены пальгхатцы, указывая друг другу на белого коня. — Это сам шахзада[78] Типу Сахиб!

При виде знатного всадника фаудждар[79] Пальгхата велел спешно поднять на флагштоке майсурское знамя, а пушкарям палить «салами» в честь прибытия шахзады. И пушки, недавно грозившие бомбейским сипаям, жарко рявкнули салют в низко нависшее небо, окутав стены серым вонючим дымом.

Это был в самом деле Типу. Обеспокоенный Хайдар Али послал его на Малабар, поставив перед ним нелегкую задачу — опрокинуть в море непрошеных гостей. Немалые силы привел с собой шахзада: тысяч двадцать сипаев и соваров, европейский корпус Лалли, обоз с осадными орудиями и несколько батарей легких пушек.

Со всеми своими помощниками, муллами и старейшинами фаудждар Пальгхата поспешил навстречу принцу. Сойдя с коней, все они низко поклонились Типу.

— Добро пожаловать в Пальгхат, шахзада! Сердца твоих усердных слуг полны ликования при виде тебя, о опора трона! — произнес традиционное цветистое приветствие фаудждар.

Окруженный блестящей свитой, шахзада неподвижно сидел на своем Таусе. На нем был иранский шлем с крепкой стрелкой и золотыми ветвями по бокам, вышитый золотом халат. С пояса свисала сабля с драгоценной рукоятью.

— Ты и твои люди показали себя настоящими воинами, — сказал Типу, засовывая за пояс боевые рукавицы. —А Майсур ценит отважных. Пойдемте в крепость...

И Типу, а вслед за ним фаудждар и прибывшие с армией полководцы двинулись по алой ковровой дорожке к воротам Пальгхата, приветствуемые местными жителями, которые успели вернуться из окрестных лесов.

— Я спешил к Пальгхату, чтобы отбросить ангрезов, но ты сам справился с ними, — говорил фаудждару Типу, пытливо рассматривая лежащие под стенами сломанные лестницы, груды камней и обгорелые бревна — следы недавнего штурма. — Слава всем вам! Пусть будут достойно награждены все, кто отличился в бою.

— Будет исполнено, шахзада! — радостно сказал фаудждар.

А вечером, при ярком свете факелов и свеч, состоялся пир в честь прибытия наследника. Слуги раскатали во дворце фаудждара большой дастархан[80]; его уставили блюдами с желтым от шафрана вареным рисом, высокими медными кувшинами с вином, шербетом и чистой водой, серебряными тарелочками со сластями.

— Садитесь, — пригласил Типу полководцев и старейшин. Подавая пример, он первым опустился на ковер. Вслед за ним, придерживая оружие, уселись и остальные. — А ты, отважный фаудждар, садись рядом со мной. Велики ли твои потери?

— Всего полтора десятка человек, шахзада, — отвечал фаудждар. Его так и распирало от гордости при виде того, как Типу своей рукой накладывает ему в тарелку рис и мясо. Многим ли выпадает такая честь! — А ангрезы потеряли множество сипаев и белых солдат. Мои люди напали на их арьергард в узком горном проходе и с помощью Аллаха отбили все пушки и провиант. Ангрезы убегают от Пальгхата голодные и злые...

— Это пойдет им на пользу. Далеко они отсюда?

— Всего в трех-четырех переходах, шахзада. Они отступают к крепости Поннани. Ты найдешь ангрезов по брошенной амуниции и солдатским могилам.

— Что ж, мы этого следа не потеряем.

Типу сидел на ковре, поджав под себя ноги и слегка наклонив вперед широкие сильные плечи. При свете факелов сверкала его досиня выбритая голова. Кусочками лепешки шахзада захватывал горстки риса, клал их в рот и медленно пережевывал янтарные зерна, думая о чем-то своем.

Фаудждар искоса поглядывал на шахзаду. Он казался ему воплощением силы и отваги, этот молодой герой Майсура, непревзойденный наездник, искусный полководец и мастер дерзких конных атак. Слава его гремит по всему Декану, и о нем распевают по городам и деревням бродячие певцы.

— Бомбейскому командиру, как видно, очень хотелось взять Пальгхат, — осмелился нарушить мысли Типу фаудждар. — Он подсылал сюда джасусов, обещая большие деньги за сдачу крепости. Только ничего из этого не вышло.

Типу не спеша повернулся к фаудждару и пытливо посмотрел ему в глаза.

— Командир ангрезов понимает, что Пальгхат — сердце этой части Малабара, — сказал он. — А Малабар богат тиковым лесом и перцем, которыми мы торгуем с Аравией, Ираном и Пегу[81]. Товары эти нынче дороже золота.

Покончив с едой, Типу приложил к губам платок и потянулся за медным стаканом с водой.

— Ангрезы пришли на Малабар, чтобы выручить Мадрас, — продолжал он. — Но мы все равно сорвем с высокой мачты мадрасского форта их паучье знамя...

Когда с ужином было покончено, Типу достал из кармана великолепные английские часы, посмотрел на их черный циферблат и сказал приближенным:

— Уже поздно. Ступайте по частям! Позаботьтесь о том, чтобы сипаи были сыты и хорошо отдохнули. Завтра отправимся в погоню.

Поблагодарив Типу, майсурские полководцы разошлись. Во дворце остался лишь отряд телохранителей шахзады. Пробили отбой барабаны. Пропели вечернюю зорю боевые трубы.

А наутро, когда солнце проглянуло на миг сквозь рваные тучи, просторное поле у стен Пальгхата, где недавно шумел лагерь, уже было пустынным. В нем виднелись лишь гаснущие кострища, следы кольев от военных палаток да пара охромевших быков, которые мирно щипали примятую траву.