Лев Майсура

Скорбная весть

— Наш штурм был отбит лишь из-за неслаженных действий сипайских колонн. Поддержи как следует сипаи моих европейцев — Поннани была бы уже в наших руках, шахзада! — энергично жестикулируя, говорил Лалли. — Штыковая атака венчает дело, а сипаи, как правило, ее не выдерживают!

Типу и Лалли, начальник европейских войск на службе Майсура, оба верхом на конях с прибрежной возвышенности разглядывали крепость. Вокруг по пригоркам и кустам рассыпались совары личной гвардии Типу во главе со своим командиром Саэдом Мухаммадом.

Типу, прищурившись, задумчиво смотрел то на стены Поннани, то на синюю гладь Аравийского моря.

— Я немало думал над этим, Лалли-сахиб, — обратился он к собеседнику. — В единоборстве мои сипаи не уступят никому. И никто в целом мире не отважится на одиночную конную схватку с майсурскими луути-вала[83]. Однако ни те, ни другие не умеют действовать совместно с другими отрядами.

— В этом-то вся беда! — горячо подхватил Лалли. — И еще одна беда — в местных армиях все держится на деньгах. Погиб вождь, и сипаи разбегаются кто куда: они не знают, заплатят им или нет. В европейских же войсках — дисциплина и преданность королю. Падает командир — его место тотчас же занимает младший по чину. И армия сражается, пока есть в живых хоть один офицер...

Типу молча слушал Лалли.

— А кавалерия индийских принцев, — продолжал Лалли, — летит тучей, земля дрожит под копытами. Думаешь — ничто перед ней не устоит. Но если противник не дрогнул, если он готов к отпору — она рассыпается во все стороны, и нет ее.

Лалли посмотрел на Типу: не обиделся ли он?

— Я слушаю, Лалли-сахиб.

— Нужно перенимать европейские методы ведения боя, шахзада! Даже небольшие европейские отряды сильны своей стойкостью, дисциплиной и, конечно, вооружением. Перестройте свою армию, и перед ней не устоит никто.

— Мой отец уже немало сделал, — заметил Типу. — Армия Майсура может теперь потягаться с кем угодно на Декане.

— Это действительно так! Но все победы Майсура над англичанами были одержаны, как правило, при почти десятикратном численном превосходстве...

Лалли был неплохим солдатом. За долгие годы службы в армиях раджей и навабов Декана он приобрел качества настоящего полководца, умеющего отыскать слабое место в боевых порядках противника и искусно обрушить туда могучий удар пехоты или кавалерии. Попав в плен к Хайдару Али, он понравился ему своим истинно галльским остроумием, отвагой и распорядительностью и мало-помалу стал одним из его доверенных людей.

Типу понимал, что Лалли прав. Но так уж повелось в Индии испокон веков, что армии обычно состоят из отрядов наемников и войск вассалов, которые прежде всего думают о своих собственных интересах. А потом — вооружение! У ангрезов такие пушки и мушкеты, каких нет даже у земляков Лалли. Конечно, майсурцы сами умеют делать пушки, но еще больше приходится их закупать у франков и португальцев.

— И наконец, флот, шахзада! — продолжал Лалли. — Несколько дней назад корабли Компании бросили якоря у Поннани. Там, на чужом рейде, англичане чувствовали себя как дома, ибо знали, что у Майсура нет флота.

— Да. Все это так, — согласился Типу. — Нам необходимо учиться у европейцев военному искусству, умению лить пушки и делать хорошие мушкеты. А что касается флота, то ангрезам недолго осталось безнаказанно крейсировать у наших берегов. В Мангалуре, Онуре и Каннануре мой доблестный отец заложил могучие боевые корабли. Вы слышите, Лалли-сахиб?

— Да, шахзада. Ваш отец — замечательный человек. Не в пример другим он не проводит время в лени и роскоши, не морит своих сипаев голодом и не слушает на сон грядущий сказки глупых старух. В майсурской армии все крепче, надежнее и разумнее, чем в армиях других деканских владык. Поэтому я и служу вам...

Лалли не кривил душой. Грубоватый, бесстрашный наемник, он верой и правдой служил Хайдару Али, и Хайдар Али доверял ему. Вот и сейчас тоже не случайно послан Лалли в подмогу молодому наследнику.

Типу проводил целые дни у стен Поннани. Вместе с Лалли и другими майсурскими полководцами он намечал пути, которыми вскоре пойдут штурмовые колонны. По вечерам Типу и Лалли подолгу сидели над планом крепости. Когда наступала пора уходить к себе, Лалли с трудом вставал с ковра, кряхтя от боли в ногах и пояснице. Типу сдержанно улыбался.

— Что поделаешь, мой шахзада! — смущенно оправдывался франк. — В Индии я пережил немало тяжелых сражений. Ко многому привык. Перец ем теперь не морщась. Говорю по-персидски и на дакхни. Но сидение на ковре! Увы! Этот враг непобедим. Когда я встаю с ковра, мне кажется, будто меня хватили палкой по пояснице. К тому же чертовы обозники разломали мое любимое походное кресло!

— Ничего, Лалли-сахиб, — утешал его Типу. — Если будет Аллаху угодно, чтобы мы взяли Поннани, тогда вы сможете подобрать в багаже ангрезов отличное новое кресло. Итак, все готово к штурму?

— Да, все готово. Тяжелые орудия на местах. Штурмовые лестницы — тоже. Осталось развести войска по исходным позициям. Осечки на этот раз, я думаю, не будет.

— Что ж, отлично. Скоро и начнем.

Однако судьбе было угодно распорядиться иначе. После недельного безостановочного перехода через весь Декан в лагерь прибыл харкара. Когда изнуренный тяжелым пробегом верблюд подогнул длинные ноги и с жалобным ревом лег на брюхо возле палатки Типу, харкара уронил пику и не слез, а рухнул с седла — так у него затекли ноги. К нему уже спешил Саэд Мухаммад с десятком своих людей.

— Важная депеша от бахадура![84] — прохрипел харкара. — Доложи шахзаде!

Саэд Мухаммад кинулся в палатку Типу и тотчас же ввел туда гонца. Харкара, достав из сумки металлическую трубку с запечатанной в ней бумагой, коснулся ею лба и обеими руками передал Типу. Тот с удивлением и тревогой смотрел на всклокоченного вестника. Харкара прибыл, как видно, в великой спешке и был до предела измучен. Тюрбан его и одежда были в густой пыли.

— Что такое?

— Джахан панах велел мне не останавливаться в пути и передать письмо только тебе, шахзада, и больше никому. Вот оно! Я берег его пуще глаза...

Нетерпеливым жестом сорвав с трубки личную печать Хайдара Али, Типу выхватил свиток, резко расправил его и впился глазами в строки. Лицо у него вдруг стало пепельно-серым. Одинокая слеза поползла по щеке к смоляным усам. Весь он как-то сразу постарел и осунулся.

— Что случилось, шахзада? — спросил пораженный этой переменой Лалли, который минуту назад спокойно беседовал с Типу. Видеть Типу плачущим ему довелось всего два или три раза, когда тот у края могильной ямы или у погребального костра навсегда прощался с ближайшими и преданнейшими сподвижниками.

Типу медленно повернул к франку искаженное лицо. Широкая его грудь содрогалась. Руки машинально скатывали бумагу в свиток.

— Несчастье... — проговорил он глухим голосом. — Мы снимаем осаду и завтра утром выступаем в Читтур.

Это был приказ. Лалли тотчас же вышел из палатки, догадываясь в чем дело. Ему предстояла масса хлопот.

Весть о смерти Хайдара Али застигла Типу врасплох. Конечно, он знал, что последнее время отца мучил сартан и что болезнь обострилась за время войны в Карнатике. Но чтобы он умер — в это нелегко было поверить!

Типу развернул свиток и еще раз прочитал заключительные строки послания: «... скорей возвращайся к главной армии. Меня уже не будет в живых, и один Аллах знает, что могут натворить в твое отсутствие люди, желающие воспользоваться моей смертью». Умирая, Хайдар Али нашел в себе силы дать ему совет, которому он должен немедленно последовать.

До самого похода просидел Типу в одиночестве в своей палатке, погруженный в глубокое раздумье. Саэд Мухаммад, который сунулся было доложить о чем-то шахзаде, осторожно прикрыл полог и решительно запретил беспокоить своего господина.

Типу вспоминал отца. Суровый Хайдар Али заботился о нем. Сам не умея ни читать, ни писать, он приставил к нему хороших учителей. Посадил маленького Типу в седло своего боевого коня, а потом брал его в опасные военные экспедиции, приучая к тяготам походной и боевой жизни...

Лагерь вокруг палатки шахзады гудел, как потревоженный улей. Сипаи и совары готовились в дорогу: чинили разбитые сандалии, поправляли белые на проволочных каркасах тюрбаны, латали куртки и брюки, точили клинки и чистили мушкеты. Иные варили немудреную солдатскую кашицу из темных зерен «раги»[85], по очереди пекли на раскаленных железных листах доса — рисовые лепешки. Путь предстоял нелегкий. Однако все они побросали свои дела, чтобы посмотреть на то, как по улицам палаточного города пронеслась на взмыленных конях новая группа вестников во главе с Маха Мирза Ханом.

Маха Мирза Хан и его люди спешились перед железным заслоном телохранителей, и Саэд Мухаммад тотчас же повел Маха Мирза Хана к шахзаде. Тот встретил его, спокойный и суровый. С непроницаемым лицом шахзада принял и прочитал депешу Пурнайи о том, что сам Пурнайя, Кишан Рао, Мир Садык и другие государственные деятели и полководцы образовали в отсутствие Типу временное правительство. В высших интересах государства они держат смерть Хайдара Али в строжайшей тайне и продолжают вести дела от имени покойного наваба.

Как и Хайдар Али, Пурнайя просил Типу прибыть в Читтур как можно скорее, чтобы злонамеренные люди не вызвали волнений, смертельно опасных во время войны с коварным и сильным противником.

От себя лично Маха Мирза Хан заверил Типу, что главная армия, полководцы и правительство Майсура преданы ему.

— Не мешкай, шахзада! — сказал он под конец. — Ставь ногу в золоченое стремя и спеши в Читтур. Тебя ждут слава и победа!

На рассвете большой отряд майсурской армии во главе с Типу двинулся в обратный путь. От быстроты его марша зависела судьба Майсура и, может быть, всего Декана.

Этим же утром солдаты и сипаи Маклеода, которые не смыкая глаз бдительно охраняли подступы к Поннани, удивились, не обнаружив легкой майсурской пехоты, без устали наблюдающей за работой саперов. Английские скауты осторожно двинулись к майсурскому лагерю. Стоявший посредине его большой шатер Типу с зеленым знаменем исчез — словно его никогда и не было. Армия противника заметно уменьшилась и была в каком-то странном замешательстве.

Часом позже, изумленный и обрадованный, Маклеод слушал доклад скаутов о том, как вдали, следуя изгибам горных дорог, ломаными белыми линиями уходит ощетинившаяся штыками и пиками большая колонна вражеских войск.

Типу с непонятной стремительностью двигался на восток, оставив у Поннани с десяток тысяч сипаев во главе с одним из своих командиров. И как это было недавно с Хамберстоном, Маклеод облегченно вздохнул и, не понимая еще в чем дело, горячо возблагодарил бога за избавление от тяжких испытаний.