Лев Майсура

Последнее письмо

Правитель Майсура Хайдар Али, в борьбе с которым напрягала силы Ост-Индская компания, проигрывал свою последнюю битву. Сартан[37], оседлавший его, все рос да рос, пока не стал похожим на громадного краба, который протянул зловещие клешни к горлу жертвы. И когда клешни сжимались, Хайдар начинал биться на своем ложе, приводя в смятение сановников и слуг.

Этой ночью, словно убедившись в том, что жертва уже никуда не уйдет, сартан ослабил хватку, и Хайдар Али очнулся от забытья. Тяжело дыша, лежал он в своем большом зеленом шатре и вслушивался в ночные шумы, которые проникали сквозь полотняные стенки.

Эти ночные лагерные шумы хорошо знакомы ему — старому солдату. Вот послышались неторопливые шаги. Это ходят вокруг шатра его телохранители — рослые, до зубов вооруженные молодцы, на которых можно положиться и в бою, и на привале. Издалека донесся конский топот и негромкое ржанье. Хайдар Али знает — это отправляются в ночной поиск неуловимые луути-вала. Враги боятся его луути-вала. Страх перед ними не позволяет вражеским сипаям удаляться ночью от костров, от составленных в пирамиды мушкетов и ротных барабанов. А отойдет неосторожный сипай, железная рука майсурца зажмет ему рот. Завернут ему руки за спину, перекинут через седло, и через минуту, уже не таясь, во весь опор унесутся в темноту стремительные всадники. Прощай, родная рота, сипайское жалованье, жена и дети в обозе!

Вот глухо звякнул бубенчик. Мягко прошаркал верблюд. Это отправляется в дальний путь харкара[38] — верблюжий курьер. В его дорожной сумке — приказ командиру дальней армии или депеша в Шрирангапаттинам. Харкара знает все кратчайшие пути и потайные тропинки. И горе местным властям, если они не сделают все, что в их силах, для того чтобы харкара вовремя прибыл к цели здравым и невредимым.

Там, за полотняной стенкой, отдыхают в палатках десятки тысяч людей. Гаснущие костры источают едкий дым. Где-то всхлипывает ребенок. Нет-нет да слышится лязг оружия, протяжные окрики дозорных. А он, Хайдар Али, обессилевший, в своем шатре ожидает Азраила — ангела смерти! Мысль эта была непереносима для Хайдара Али. Умереть в самый разгар войны с ненавистным врагом! Конечно, он понес от ангрезов немалые потери, но все же и сам сумел разбить несколько их крупных отрядов. Еще немного, и, может быть, удалось бы окончательно перекрыть коммуникации ангрезов, отрезать их от баз снабжения, затянуть вокруг Мадраса железное кольцо блокады, раз и навсегда уничтожить красномундирные армии чужеземцев. И тогда он, Хайдар Али, стал бы господином Декана и Южной Индии!

Чувствуя, что сартан вот-вот снова ухватит его за горло, Хайдар Али приказал окружающим:

— Позовите Аббаса Али и оставьте нас одних.

Дежурные лекари и приближенные неслышно выскользнули из отделения шатра, где лежал Хайдар, а на пороге тенью вырос и склонился в низком поклоне мунши Аббас Али — секретарь властителя Майсура.

Аббас Али смотрел и не верил своим глазам — за полтора месяца так обострилась страшная болезнь, что ничего не осталось от Хайдара Али. На мертвенно-бледном бородатом лице — лишь одни глаза. Челюсти сведены судорогой. По лбу и щекам стекают крупные капли пота, сверкая на густых, сросшихся на переносице бровях и в тронутых сединой усах.

Превозмогая боль, сковавшую все тело, Хайдар Али сказал мунши:

— Садись, сынок! Садись и пиши мое последнее письмо. В нем важно каждое слово. Слышишь?

— Слышу, джахан панах! Но почему последнее? Иншалла![39] Я напишу тебе еще не одно письмо.

— Нет. Азраил уже близко...

С жалостью поглядев на Хайдара Али, Аббас Али сел на ковер и придвинул к себе светильник. Из резного ящичка он достал чернильницу и свиток бумаги, который раскатал на особой дощечке, уложенной на колени. Тщательно очистив перо, повел им справа налево, выводя на бумаге узоры затейливой персидской вязи:

«Бисмилла-ур-рахман-ур-рахим![40]

30 зу-ль-хиджжа 1196 года хиджры, Нарасингарайянпет, что возле Читтура. Главная ставка. Типу Султану от наваба Хайдара Али».

Медленно, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть, Хайдар Али начал диктовать:

«Мой сын и наследник Типу!

Получив это письмо, тотчас же возвращайся в Главную ставку. По воле Аллаха нам не суждено более свидеться. Жить мне осталось совсем немного.

Аллах щедро одарил тебя зрелой мудростью и проницательностью, которые необходимы для правителя. Тебе завещаю я государство и дело, которое Аллах не позволил мне довести до конца самому, — изгнание ангрезов, преградивших нам дорогу к власти над Деканом.

Ангрезы ослабли в этой войне, но сил у них еще немало. В их руках Бенгалия. Наваб Карнатика — их раб. К ним льнет махараджа Траванкура[41] и вожди малабарских племен, которые я искоренял всю жизнь. У ангрезов сильный флот, и они могут неожиданно высаживаться на Конкане[42], Малабаре и Короманделе[43]. А нашего флота едва хватает для того, чтобы охранять от пиратов торговые караваны.

Ангрезы стремятся разбить Майсур и, перешагнув через него, завладеть Деканом, а потом и всем Хиндустаном. Будь отважен, мудр и дальновиден в борьбе с ними. Ангрезы не остановятся ни перед чем ради достижения своей цели.

В нашей борьбе с ангрезами низам — плохой союзник. Он считает себя наследником владений Великих Моголов на Декане, и его гложет злоба, что вещая птица Хума, пролетая, бросила на меня свою тень и сделала меня повелителем и что я, простой наик[44], своими руками создал государство, не зависимое от Хайдарабада. Поэтому он охотно прислушивается к тому, что нашептывает ему агент[45] из Мадраса, и при его дворе плетутся все новые и новые интриги и заговоры против Майсура.

Не доверяй низаму ни в чем, хотя он, как и мы, мусульманин. Его мечта — усилить Хайдарабад за счет Майсура и добиться верховной власти на Декане.

Маратхи — хорошие воины, но и они считают Майсур частью своей империи. Они тоже полны желчи, что я не плачу дани, которую они наложили когда-то на старых правителей Майсура. Подобно низаму, они с легким сердцем оставили меня одного против ангрезов. В глазах маратхского пешвы сильный Майсур страшнее Ост-Индской компании.

Не доверяй и нашим союзникам франкам. Склоняя меня к войне с ангрезами, они сулили высадить на Декане большую армию. Два года воюем мы на их стороне, а большой армии все нет и нет. Их отряды, которые высадились в Порто-Ново с кораблей адмирала Сюффрена, бездействуют. Почти полтора года выплачиваю я франкам по лакху[46] рупий в месяц, а пользы от них никакой. Французские командиры боятся сделать шаг по своей воле, ожидая прибытия королевского главнокомандующего с основными силами. А прибудут ли они?

Франки, как и ангрезы, хотят завоевать Декан и Хиндустан, но они слабы и ищут нашей поддержки. Несмотря ни на что — они наши единственные союзники в борьбе с ангрезами.

Хочу предостеречь тебя — не спускай глаз с моих вазиров[47]. Они верно служили мне, но многих из них обуревают честолюбивые замыслы.

И еще не забывай о Водеярах — махараджах Майсура, которых я держу в Шрирангапаттинаме, словно попугаев в золотой клетке. Они никчемные люди, прожигатели жизни и сластолюбцы. Мечта вернуть утерянную власть над страной, которой они недостойны, заставит их без конца плести против тебя козни. Но прогнать их нельзя, потому что у народа Майсура к ним древняя привязанность. Уничтожив их, ты погубишь государство.

Таковы мои последние тебе заветы.

Оставь надежных людей оборонять Малабар, а сам скорей возвращайся к главной армии. Меня уже не будет в живых, и один Аллах знает, что могут натворить в твое отсутствие люди, желающие воспользоваться моей смертью.

Спеши, мой сын! Да поможет и поддержит тебя Аллах! Прощай!»

Хайдар Али обессиленно откинулся на подушки и закрыл глаза. Аббас Али уложил обратно в ящичек перо и чернильницу и поднялся с ковра. Бережно держа в руках письмо, он выжидающе смотрел на Хайдара Али.

— А теперь прочти написанное, сынок. Но учти, что никто из моих вазиров не должен знать об этом письме!

Хайдар Али, напрягая остатки сил, слушал, как мунши читает только что продиктованное им письмо. Правитель Майсура был неграмотен. Сын профессионального военного, которому приходилось кочевать от одного деканского владыки к другому в поисках работы и хлеба, Хайдар Али так и не научился грамоте, хотя свободно говорил на нескольких языках Южной Индии. За вольные или невольные ошибки его мунши расплачивались головой.

— Так. Все правильно, — прослушав письмо, сказал Хайдар Али. — Готовы ли гонец и конвой?

Словно в ответ на его слова из-за полога появился начальник конвоя — молодой майсурец в квадратном кавалерийском шлеме с железной сеткой по бокам. За спиной начальника был крепко прилажен круглый щит, за поясом блестели пистолеты и кинжал.

— Береги харкару пуще глаза, сынок, — сказал ему Хайдар. — Не жалея верблюда и коней, птицами летите к Малабару.

— Будет исполнено, джахан панах!

Аббас Али и начальник конвоя покинули шатер. Они не видели, что Хайдар Али снова впал в беспамятство.

Выйдя из шатра, Аббас Али поднял фонарь. Из темноты выступили надменная верблюжья морда, уздечка с красными кистями, широкая узорчатая попона. На верблюде сидел смуглолицый майсурец, вооруженный длинной пикой и саблей.

— Хорошо ли отдохнул твой верблюд?

Харкара сверкнул зубами.

— Да, сааб. Он побежит, как сам шайтан.

Аббас Али протянул харкаре пакет, и тот, с поклоном приняв его, заботливо уложил в кожаную сумку по соседству с притороченной к седлу саблей.

— Дело государственной важности. Передашь письмо в руки самому Типу Султану. Понял?

— Не впервые, Аббас-сахиб, — подбирая поводья, с достоинством ответил харкара. — Глаз не сомкну, пока он не получит депешу.

Харкара тронул верблюда и исчез в предрассветной тьме. За ним двинулся отряд отборных соваров-гвардейцев. Мягкий топот коней вскоре затих на западе, не потревожив лагеря, — немало отрядов уходило каждую ночь.

Аббас Али, понурившись, стоял у шатра и мысленно представлял себе долгий путь харкары. Вначале ему предстояло подняться по склонам Восточных Гат до плоской каменной груди Декана. Дальше долгий бег поперек всего полуострова. Потом кручи Западных Гат с их дремучими лесами, в которых обитают полудикие малабарские племена. Харкара должен был иглой пройти сквозь все преграды на пути к синим водам Аравийского моря, на берегах которого Типу ведет борьбу с ангрезами, вторгшимися в западные владения Майсура.

В шатре ярче вспыхнули светильники. По полотняным стенам замелькали расплывчатые тени. «Не умирает ли Хайдар Али!» — подумал Аббас Али. Вздохнув, он поспешил обратно в шатер, уверенный в том, что харкара сумеет распутать петли длинной и опасной дороги.