Лев Майсура

Гонец из Мадраса

В самом начале декабря 1782 года по дороге на Читтур со стороны Мадраса брел одинокий путник, гоня перед собой пару быков. Темнолицый, с гривой тронутых сединой волос, он ничем не отличался от странников и пилигримов, которых всегда множество на дорогах Декана. Лишь могучее сложение и сабля у пояса выдавали в нем воина. Он походил на ветерана сипая[7], который после долгой службы в армии какого-нибудь деканского владыки возвращается в родную деревню.

На спине у одного быка болталась торба с нехитрым скарбом хозяина. Усталые животные едва шли, низко опустив головы с выкрашенными охрой рогами. Хозяин тоже устал, и ему тяжелее обычного казались сабля и длинная бамбуковая палка.

Солнце уже начинало клониться к западу. Вершины далеких горных цепей окрасились в сине-фиолетовый цвет.

— Чало, бете![8] — покрикивал путник на быков и колол их острым концом палки или крутил им хвосты. Быки нехотя убыстряли ход, почти бежали, отчего начинали громко звенеть подвешенные у них на шее колокольчики, но вскоре снова переходили на прежний тяжелый шаг.

Где-то неподалеку разместился военный лагерь. На отдаленных холмах маячили конные дозоры. По обе стороны дороги в поле маршировали сипаи — в белой форме и таких же белых тюрбанах. На всех были пояса с перекинутыми через плечо кожаными ремнями, которые поддерживали сумки с боевым припасом. Некоторыми отрядами командовали французские унтер-офицеры. Их голубые брюки и красные мундиры резко выделялись среди одетых в белое сипаев. Французы посвящали сипаев в таинства европейского военного строя, учили их ходить в штыковые атаки; команды на персидском языке перемежались крепкими галльскими выражениями.

Путник зорко наблюдал за всем, что происходило вокруг. Вдруг он услышал цоканье множества копыт и заливистое ржание, и из-за соседнего холма появился большой конный отряд. Щетинясь длинными пиками, колонна всадников стремительно двигалась прямо на восток. В голове колонны развевалось зеленое знамя.

— Знамя Хайдара Али! — пробормотал путник. — Они направляются к Мадрасу...

Путник невольно схватился за саблю, но тотчас же отдернул руку, увидав, что слева к нему скачут совары[9] боевого охранения. Их командир круто осадил коня.

— Кто ты и откуда? — спросил он.

— Я бывший сипай наваба[10] Мухаммада Али. Ушел со службы и иду наниматься к Хайдару Али, — сказал ветеран. — А быков хочу продать на базаре. Скажи, далеко ли до лагеря?

Командир оглядел мощную фигуру ветерана и не спеша ответил:

— Полтора коса[11], не больше. Сдается мне — ты хороший воин. Поступай ко мне в отряд. Я дам тебе доброго коня и положу хорошее жалованье. У меня не хватает соваров.

— Спасибо, хан! — сложив на груди руки, отвечал путник. — Но я уже договорился с одним джукдаром[12] Хайдара Али. И я держу свое слово...

— Ну, гляди...

С этими словами командир поправил на плече небольшой круглый щит, подтянул пояс с заткнутыми за него пистолетами и махнул рукой. Отряд взял с места в карьер, догоняя ушедшую колонну.

— Пронесло! — выдохнул с облегчением путник. — Слава тебе, святой Ранга! Хуже нет оказаться одному в открытом поле. Видно со всех сторон, как цаплю на болоте...

С недоброй усмешкой ветеран долго глядел вслед отряду.

— Нет, хан! Я тебе не слуга, и не горстку монет получу я за свою службу. Э, чало, чало! — вновь заторопил он быков.

На повороте дороги ветеран увидел, наконец, лагерь. С самого края, чуть в стороне от дороги, расположились батареи. Ровными рядами выстроились пушки и двуколки с боеприпасами. Тут же лежали крупные быки серой масти. Часть пушкарей возилась у орудий, остальные сидели на корточках вокруг костров, помешивая палочками варево в котелках. А дальше, то прячась под кронами могучих деревьев, то четко вырисовываясь на открытых местах, бесконечными рядами стояли палатки. Среди них выделялись своими размерами шатры военачальников. Они были разукрашены голубыми, красными и синими полосами, а над их полотняными куполами реяли на ветру клинообразные алые полотнища с зеленой окантовкой и бахромой. Возле этих шатров гуще был дым походных кухонь и больше сновало народу.

Вдалеке, в самом центре лагеря, высился огромный зеленый шатер с государственным знаменем Майсура.

— Вот ты где, могучий Хайдар! — невольно вырвалось у путника.

Быки прибавили шагу, почуяв запахи базара — неотъемлемой части каждого военного лагеря в Индии. Путник шел следом за ними, а навстречу ему с базара шли и шли совары и сипаи, слуги и водоносы с полными бурдюками, крестьяне окрестных деревень. На все лады расхваливали свой товар горластые продавцы всяческой снеди: круглые подносы они несли на головах. Приминая пыль тяжелыми колесами и отчаянно скрипя, ползли среди разноязыкой толпы неуклюжие арбы.

Ветеран привязал к рогам быков веревки и пошел впереди, то и дело оглядываясь на свой узел.

Базар шумел вовсю, хотя севшее солнце уже залило пурпуром западную сторону горизонта. Многолюдье здесь было такое же, как и на базарах больших городов. Путник с трудом прокладывал себе путь между тесно сдвинутыми арбами, лежащими быками и сваленными как попало грудами мешков и узлов. Из-за пологов на арбах выглядывали женские и детские лица. Люди лежали под арбами и рядом с ними — у костров, на которых в черных таганах варилась еда. Они толпились в базарных рядах, гомоня, торгуясь, чихая от пыли, споря и смеясь. Зазывали покупателей мусульманские и индусские купцы; перед их палатками сидели здоровенные работники, зорко охраняя хозяйское добро.

— Дада![13] — обратился путник к старому халваи — торговцу сладостями. — Где тут найти палатку купца Шетти?

Старик ответил не сразу. Он держал над кипящей водой половинку скорлупы кокосового ореха, из которой через узкое отверстие вытекало струйкой жидкое маслянистое тесто. Попав в кипяток, тесто ложилось на дно котла тонкими переплетающимися змейками — джелабис. Когда они всплывали, халваи брал золотисто-желтые, аппетитно пахнущие джелабис шумовкой и кидал их на деревянный поднос.

— Чего тебе? — поднял он, наконец, раскрасневшееся от пара морщинистое лицо.

— Мне нужен купец Шетти из Шрирангапаттинама[14].

— Ищи его вон там, на другом конце лагеря, — махнул рукой халваи в сторону шатра, над которым развевалось знамя Майсура, и снова принялся священнодействовать над своим котлом.

Путник направился было в обход главного шатра, как вдруг дорогу ему преградил высокий молодой совар-мусульманин с орлиным носом. Его сопровождали несколько товарищей, тоже мусульман. Они только что расплатились с толстым сумрачным купцом, который торговал шербетом и европейскими винами в больших темных бутылках. Молодой совар был слегка навеселе. На его лице играла улыбка.

— Откуда пожаловал? — спросил он.

— Издалека, — ответил путник, стараясь боком обойти совара и его приятелей.

— Зачем тебе палка? Отдай мне. Я буду бить ею ангрезов[15].

Молодой совар потянул палку к себе, но в тот же миг, словно щенок, был отброшен в сторону. Путник схватился за рукоять сабли.

— Отстань, хан! — проскрежетал он. Глаза его мрачно сверкнули из-под густых бровей. — Не на слабого напал...

Совар опешил. С него мигом соскочил весь хмель, и он тоже схватился за саблю. Отовсюду начали сбегаться любопытные, чтобы не пропустить интересной схватки. Однако вмешался старший из соваров — благообразный пожилой мусульманин с рукой на перевязи.

— Стой, Садык! Разве ты забыл о том, что в армии Майсура запрещены раздоры между мусульманами и хинду? — Он обернулся к путнику. — Прости, брат, и ступай своей дорогой. Садыку вино ударило в голову...

Путник и его быки быстро затерялись в базарной толчее, а Садык, теребя короткую смоляную бородку, все старался что-то припомнить.

— Клянусь Кораном, я где-то уже видел этого человека! Только одет он был совсем по-другому. Может, он попадался мне в Шрирангапаттинаме? Надо бы его задержать на всякий случай...

Товарищи подняли Садыка насмех.

— Откуда тебе его знать‚ — заметил пожилой мусульманин. — А потом не годится лезть в драку с каждым встречным и поперечным. Видел, какие у него плечи? Он бы вмиг разрубил тебя надвое — как гроздь бананов...

Садык пошел вместе со всеми дальше, то и дело посматривая туда, где исчез случайный встречный.

А путник, которому удалось так счастливо отделаться от соваров, гнал своих быков мимо главного шатра. Этот громадный зеленый шатер со множеством крытых переходов и примыкающих к нему пестрых навесов был сердцем лагеря. Его стерегли рослые сипаи, вооруженные длинными пиками, и французские солдаты в красно-голубой форме. Ко входу в шатер один за другим прибывали курьеры и ординарцы. Навстречу им выходили степенные бородатые мунши[16].

Не спуская глаз с шатра, ветеран обошел его стороной и после недолгих расспросов остановился у просторной серой палатки, стоявшей на краю лагеря в окружении целого табора арб. Навстречу ему поднялся с земли слуга.

— Кого тебе?

— Позови хозяина.

Работник нырнул в палатку, и оттуда тотчас же вышел полный лысый купец. Он пристально посмотрел на пришельца, который низко ему поклонился, коснувшись пальцами земли.

— Здравствуйте, Шетти-сааб!

— Здравствуй. Отведи быков за палатку. Работники зададут им корм.

Путник снял со спины быка узел и прошел в палатку. Хозяин пододвинул гостю горку вареного риса, блюдца с расамом[17], простоквашей. Пока пришелец утолял голод, оба не проронили ни слова. Повинуясь знаку хозяина, работники вышли наружу и заняли места по углам палатки.

— Кругом джасусы[18] Хайдара Али, — пробормотал купец. — Давно из Мадраса?

— Недели полторы...

— Видел Тирумаларао?

— Видел. Я делал все так, как было велено. По дороге пришлось дважды менять обличье. Отпустил космы, чтобы кто-нибудь не вспомнил ненароком джетти[19], который боролся по праздникам на аренах Шрирангапаттинама. Шел то следом за банджарами, то с паломниками. Прибил джасуса, который начал приставать в дороге. Раза два попадал в крупные переделки. Но добрался до лагеря, и вот она, моя бамбуковая палка...

— Ты молодец, Мурти! — похвалил хозяин.

— Что нового в лагере, Шетти-сааб?

— Нового? — подумав, купец наклонил голову почти к самому уху Мурти. — Хайдар Али при смерти — мне это доподлинно известно...

Мурти вскочил на ноги, словно его ужалила оса.

— Мне нужно в Шрирангапаттинам! Как обрадуется махарани![20] Ведь сколько лет мечтала она услышать эту новость...

Купец остановил его.

— Сядь! Махарани уже уведомлена. Пойдешь завтра. Мне еще нужно приготовить письмо.

— Жаль, что не я первый принесу махарани эту новость! Пойду тогда послушаю; о чем толкуют люди на базаре. Уже темно, и меня никто не узнает. Палка пусть останется у вас.

Купецкивнул головой.

— Буду беречь ее пуще глаза. Ступай. Но накинь все-таки вот это одеяло. В лагере каждый десятый — житель Шрирангапаттинама...

Мурти ничего не ответил. Он принял из рук купца темное одеяло и, выскользнув из палатки, направился туда, где шумел и светился огнями базар.