Лев Майсура

Дерзость Мухаммада Али

Перемирие под Мангалуром было мучительным для англичан. Не хватало продовольствия. Бомбейские купцы сбывали гарнизону майора Кемпбелла гнилую свинину, червивую муку и никуда не годные овощи. Проклиная жуликов, измученные сипаи и солдаты с отвращением ели всю эту гадость.

Но комиссары Стаутон и Сэдлиер, посланные лордом Макартнеем подписать мир с Типу, не торопились. Обстановка была неясная. Генерал-губернатор в далекой Бенгалии требовал отставки Макартнея за то, что лорд решился пойти на столь унизительный мир. Войны до победного конца требовали старшие офицеры всех президентств. Комиссары медлили. Они то жаловались на трудности пути, то вдруг отправлялись в долгие бесцельные прогулки. И вакиль Типу никакими силами не мог ускорить их движения к Мангалуру.

Типу не терял времени даром. Конные его отряды рассыпались по всему побережью, и вновь побежали прятаться в Бомбей мятежные палаяккары, раджи и махараджи. Харкары развозили по всей стране приказы фаудждарам и амилам[137] ремонтировать каналы, плотины и строить новые. Узнав о перемирии, на Малабар начали вновь прибывать иноземные купцы.

Иногда Типу устраивал охотничьи прогулки в горы. На охоту выезжали большими партиями, утроив сторожевые посты.

Вот и сегодня оживился майсурский лагерь: засновали всадники, запели рога, забили барабаны. Сипаи надеялись — может, ускачет сейчас начальство и тогда можно будет ненадолго избавиться от его докучливого догляда и хоть немного развлечься.

Красочная кавалькада неслась по узкой дороге между выветренными скалами и могучими деревьями. Все радовались предстоящей забаве. Тесной гурьбой скакали седой Гази Хан, сипахдар Лютф Али Бег, молодой богатырь Саид Ахмед из Аркота. Пригорюнясь, ехал хитроумный пехотный командир Зайн уль-Абедин Шастри. Трудную задачу задал ему Типу Султан — написать устав для майсурской армии, — а это куда сложнее, чем драться с любым противником.

За частоколом копий скакал на Таусе сдержанно улыбающийся Типу. Везли в закрытых клетках охотничьих гепардов. У соколятников на плечах сидели боевые охотничьи птицы в расшитых колпачках. А в самом конце шли кони с подушками и коврами, котлами, медными кубками и блюдами. Тучный мир-матба, начальник всех поваров при ставке, морщил лоб, обдумывая, что же ему сегодня готовить для почтенных охотников.

Особняком ехал фаудждар Мухаммад Али. Странно вел себя последнее время прославленный полководец. Стал молчалив и замкнут. Удвоил охрану возле своей палатки. Ночами надолго уезжал куда-то. Даже сейчас он был хмур и задумчив.

Вдоль всего пути, в ста-двухстах шагах друг от друга, стояли часовые. Они салютовали Типу и его приближенным. Когда до места охоты оставалось совсем немного, случилось непредвиденное. Передовые охотники уже миновали узкое горло горного прохода, по обе стороны которого вздымались дикие каменные глыбы, заросшие кустарником и корявыми деревьями. Когда в проход вступил Типу, стоявший неподалеку часовой вдруг вскинул мушкет и, как показалось всем, выстрелил в Типу.

Возникло замешательство. Телохранители заслонили собой удивленного Типу. Из рук часового был мгновенно выбит мушкет, а в грудь ему нацелен добрый десяток копий. Жизнь сипая висела на волоске, но сам он глядел на край каменного взлобья и показывал куда-то рукой. И вдруг все увидели, как, гремя мушкетом, оттуда катится человек. Бессильно раскинув руки, он затих у подножия утеса. Вот в кого стрелял часовой!

Несколько телохранителей бросились к упавшему и перенесли его поближе к Типу. Другие поскакали в объезд утеса, полезли на вершину.

Типу пристально глядел на молодого мусульманина в форме майсурской армии. Тот тяжело и хрипло дышал, на груди у него расплывалось большое красное пятно.

— Кто ты? — спросил Типу.

Раненый не отвечал. Глаза его тускнели. Вдруг он заметил Мухаммада Али и дернулся, словно желая что-то сказать. Фаудждар вздрогнул, но тут же облегченно вздохнул — смерть вовремя заткнула рот молодому мусульманину...

— Чей это сипай?

Приближенные и полководцы разводили руками Это не их человек. То же самое мрачно сказал и Мухаммад Али. Подбежал начальник охраны.

— Хазрат! На утесе было несколько человек. С другой его стороны найден свежий конский помет. За негодяями ушла погоня...

— Кто-то решил устроить на меня охоту, — негромко сказал Типу, разглядывая убитого. — Где стрелок?

К Типу тотчас же подвели сипая-тамила. Сипай был бледен, но держался бодро. Вины за собой он не чувствовал.

— Как тебя зовут?

— Рамасвами, хазрат.

Зайн уль-Абедин сказал обрадованно:

— Это мой человек, хазрат! Мои сипаи — молодцы!

— Расскажи, как ты заметил стрелка.

— Наверху вдруг сверкнуло дуло, хазрат. Я подумал — наверно, кто-то хочет выстрелить в тебя. Я приложился и...

— Проси награду, сипай.

Тамил удивленно поглядел на Типу. Он на миг задумался, и вдруг в глазах у него заиграли веселые огоньки.

— Освободи мою деревню от налогов, хазрат. Мы из Карнатика — переселенцы. Пока поля очистим, сады разведем — сколько времени уйдет. А амил знать ничего не хочет — плати ему налоги, да и все тут.

Все кругом засмеялись. Улыбнулся и Типу. Ловкач этой сипай!

— А сколько дворов в твоей деревне?

— Да около сорока, хазрат.

— И на какое время освободить вас от налогов?

— Пока служу...

Кругом раздался хохот. Словно ничего и не произошло. Словно минуту назад жизнь Типу и не висела на волоске.

— Пусть будет так, сипай. Но смотри, воюй хорошо. Узнаю, что плохо служишь — отменю!

— Постараюсь, хазрат!

Сипай бегом вернулся на свое место. А кавалькада помчалась дальше в долину, где зеленели посевы.

— Может, вернуться, хазрат, — осторожно предложил Лютф Али Бег. — Начало недоброе...

Типу был спокоен:

— Наоборот, хорошее. Пусть все мои люди будут так же преданы мне, как этот Рамасвами.

— Верно! — воскликнул Лютф Али Бег. — Верно, хазрат!

Вопреки обыкновению вначале решено было провести избиение кабанов, о чем слезно молили крестьяне соседних деревень. Кабаны расплодились за войну и беспощадно травили посадки сахарного тростника.

У края поля Типу и Лютф Али Бег вслушивались, как хрустит под грузными кабанами сахарный тростник. С отчаянным шумом и воплями, стуча в железные листы и котлы, крестьяне прямо на охотников гнали своих заядлых врагов. Белые тюрбаны мелькали там и тут над зелеными посевами.

Из посадок вдруг вылез громадный кабан с желтыми кривыми клыками. Он ощетинился при виде всадников и побежал через поляну к ближним зарослям, которые сулили ему спасение.

— Пошел! — махнул рукой Типу.

Кони широким махом поскакали по кочкастой равнине. Свита и телохранители с интересом наблюдали издали за травлей. Типу заходил слева, Лютф Али Бег скакал чуть позади справа от кабана. Сипахдару было не с руки бить зверя.

— Давай!

Через гриву коня Лютф Али Бег с силой ударил копьем, целясь кабану в сердце. Мимо! Острие лишь зацепило бок. Кабан вдруг метнулся к сипахдару и, подпрыгнув, словно собака, лязгнул клыками. Сипахдар отделался потерей чувяка. Каурый его конь, ослепленный ужасом, взвился на дыбы и диким галопом помчался прочь.

Кабан бросился искать спасения. Но рядом был уже Типу. Таус сам знал, что надо делать. Он подскакал к кабану и тут же резко свернул в сторону. Высоко занеся копье, Типу изо всей силы всадил острие в грузную кабанью спину.

Смертельная боль взметнула раненого зверя. В его маленьких глазах сверкал мстительный огонек. С яростным хрюканьем он кинулся на преследователя, решив дорого отдать свою жизнь. В руках Типу не было ничего, кроме поводьев. Все зависело от коня. И благородный Таус решил исход поединка: скачком повернувшись задом к кабану, он изо всех сил лягнул его прямо в ощеренную пасть и галопом поскакал от темной безжизненной туши.

Когда Типу подъехал к свите, все хвалили его мастерский удар и удивлялись стремительности, с которой зверь напал сначала на сипахдара, а потом на Типу.

— У тебя железная рука, хазрат! — говорил Лютф Али Бег, с восхищением глядя на Типу. — Я сроду не видел такого проворного зверя. Еще немного, и он оставил бы меня без ноги.

Типу ласково трепал Тауса:

— Не я, а Таус победил это нечистое животное. А твой конь не годится болыше для травли. Он ранен.

— Да. Ему уже не забыть никогда кабаньих клыков, — согласился сипахдар.

— Возьми любого коня из моей конюшни.

— Спасибо, хазрат! А Тауса вели подковать серебряными подковами...

Убитых кабанов охотники оставили крестьянам, а сами принялись за оленей.

Привал был устроен на холме, у самого моря. Охотники отдыхали в тени деревьев на коврах, ожидая, пока мир-матба приготовит трапезу. Типу глядел в сторону моря. Спокойное и могущественное, оно простиралось до горизонта, где виднелись паруса чужих кораблей. Приближенные почтительно молчали, слушая его слова:

— Шесть месяцев в году ветры дуют с запада, и идут к нашим берегам корабли ангрезов с солдатами и пушками. Другие шесть месяцев ветры дуют с востока, и ангрезы увозят домой богатую добычу. Нам нужен сильный флот, чтобы противостоять им. Как-то Бахадур сказал: правитель, имеющий сильную армию и хороший флот, непобедим. И он был прав.

— Погляди, какой лес растет вокруг, хазрат! — широко повел рукой Лютф Али Бег. — Из него можно построить отличные корабли. А наши пушки и порох не хуже, чем у ангрезов...

Гази Хан с сомнением взглянул на Типу и сипахдара.

— Не нравится мне море, — сказал он. — Нет в нем правды.

— Почему? — спросил Типу.

— Родной дом майсурца — леса и равнины Декана. На коне или пешком — он грозный противник ангрезам, Маратхам и хайдарабадцам. А что ему делать в море? Ни спрятаться от погони, ни найти удобного места для засады...

Все невольно заулыбались. Старый Гази Хан был по-своему прав. Он знал как свои пять пальцев все тропы, леса и равнины Декана. В открытом море он чувствовал бы себя неуютно.

— А потом, у нас нет хороших моряков...

— Но ты забыл о жителях Малабара, отважный Гази Хан, — возразил Типу. — Они плавают как рыбы и не страшатся выходить в море на своих катамаранах даже в шторм! Кажется, один только Аллах помогает им держаться на этих бревнах, перевязанных веревками. О, из них получатся храбрые моряки!

— Им нельзя доверять, — убежденно ответил старый Гази Хан. — В свое время твой отец поручил командовать флотом Майсура ангрезу Станнету. И когда тот увел его в Бомбей, малабарцы не воспротивились. А в эту войну адмирал ангрезов сжег все новые корабли, которые были заложены на Малабаре. Что толку от флота? Один перевод денег.

— Нет, Гази Хан. Флот необходим, — с не меньшей убежденностью сказал Типу. — Вместо сожженных кораблей мы построим новые — сами или с помощью иноземцев. У нас будут мореходные школы в Оноре, Каннануре и Мангалуре. Ты еще услышишь об отважных майсурских моряках!

Типу помолчал.

— Ты рожден для конных схваток, засад и атак, отважный Гази Хан. Скоро я прикажу тебе ехать в Шрирангапаттинам и учить военному искусству моего сына Фатх Хайдара, как выучил ты меня.

— Спасибо! — с чувством сказал польщенный старик.

— А ты, Лютф Али Бег, поедешь вскоре в Константинополь, предложишь султану нашу дружбу и попросишь помощи.

— Для меня это великая честь, хазрат! Но неужто не суждено мне стать мир-бахром твоего будущего флота?

— В свое время. А пока посольства будут направлены также шахиншаху Ирана, эмиру Афганистана и королю Франции. Опытный вакиль поедет и к королю Англии с просьбой, чтобы Компания не натравливала на меня маратхов и низама. Думается мне, что король ангрезов не знает, что делают на Декане его слуги.

— Ночью шакалы дружно лают на луну, — скептически заметил Гази Хан. — При дворе правителя ангрезов торговцев Компании поймут скорей, чем твоего самого красноречивого посла.

— Все равно — нужно попытаться. Иначе скоро опять надо будет воевать с Компанией и ее союзниками.

Приближенные молчали. Главный мунши Хабибулла, поверенный тайных дум правителя Майсура, добавил:

— В новых войнах у тебя будет на кого положиться, хазрат. Смелые и опытные полководцы возглавляют твою армию. А вспомни о том сипае, который спас сегодня тебе жизнь... Сколько у тебя таких молодцов! А ведь он даже не коренной майсурец.

Типу пытливо поглядел на Хабибуллу:

— Да, это так. Но что нужно сделать для того, чтобы все до одного мои подданные поддерживали меня в борьбе с ангрезами, чтобы мои войны стали их войнами? Знаю, крестьянам нужна земля и умеренный налог. Ремесленникам нужны дом и хорошая работа. Воинам — добрый конь, острый меч и хорошая плата. Майсур должен стать прибежищем для тех, кого обижают и разоряют ангрезы. Пускай приходят в Майсур крестьяне из соседних государств. И как этому Рамасвами и его землякам, я дам им льготы, чтобы они могли подняться на ноги, защищу их от палаяккаров. Сплоченность — вот сила государства!

Приближенные слушали Типу затаив дыхание. Но почему он не сказал ничего о старых семьях Шрирангапаттинама, Бангалура и других майсурских городов, на которые искони опирались все правители Майсура? Что народ? Народ слеп!

Арзбеги доложил, что трапеза готова. Слуги расставили на дастархане котлы с пряным мясом, подносы с приправами и лепешками, медные кубки. Типу, как всегда, ел мало. Мухаммад Али, который за весь день не проронил ни слова, вдруг спросил:

— Хазрат, ты все-таки казнишь Касыма?

— Да, — сухо ответил Типу. — И при всем войске, чтобы впредь никому неповадно было вступать на тропу измены.

— Мир Касым происходит из старого и славного мусульманского рода!

— Тем хуже для него. Изменник!

— У него была старая крепость и мало людей...

— Людей у него было вдвое больше, чем сейчас у коменданта ангрезов. Город и крепость были полны провианта и боеприпасов. А он сдал их без боя. За это панчаят и приговорил его к виселице — не я! Во всем виноват Касым, которого ты держишь в своей палатке. Один ты ничего не видишь.

— Не вижу! — резко, почти вызывающе сказал Мухаммад Али. — Касым ни в чем не виновен!

Приближенные с изумлением глядели на Мухаммада Али. Никто еще не осмеливался говорить в таком тоне с Типу. Конечно, сипахдар — великий воин. Он пролил реки вражеской крови. Но разве может Типу в самом начале своего правления отменить приказ? Его тогда никто и в грош не будет ставить.

Лицо Типу оставалось бесстрастным, только полезла вверх и круто изогнулась правая бровь:

— Мне известно, что Касым — твой приятель, сипахдар. Однако неужели ты не видишь страшного урона, который нанес этот предатель? Врагу бессовестно отдан богатейший город. Сожжен новый флот. Нарушена вся торговля. Я несколько месяцев топчусь здесь со всей армией. Что дороже тебе — Майсур или предатель?

Мухаммад Али молчал. Весь его вид выражал непреклонное упрямство. Он вдруг вскочил с ковра, яростным рывком затянул пояс, надел чувяки и ушел, не спросив разрешения и не попрощавшись. Все ждали, что молодой правитель властным окриком остановит дерзкого упрямца. Типу даже не посмотрел ему вслед.

— Горячая голова, — сказал он. — Вздернут завтра предателя, сразу остынет...

Все молчали. Только Гази Хан, пользуясь привилегией бывшего наставника Типу, с сомнением покачал седой головой. Умудренный опытом старик знал сипахдара лучше Типу. Мухаммад Али разговаривал как человек, который ставит на карту все и сжигает за собой пути к отступлению...