Лев Майсура

Лягушка и мангуст

Мурти, который не доходя до Шрирангапаттинама отстал от бхатаи его племянника, прошел в город через северные Водяные ворота: там было меньше народа. Спустя некоторое время он появился возле храма Шри Ранги. Голова у него была досиня выбрита, и одет он был совсем по-другому.

Возле приземистого темного гопурама было полно прокаженных, нищих и паломников. Отбиваясь от них, Мурти вошел в храм. Перед алтарем молился высокий седой жрец с белыми полосами на лбу. Мурти прилег рядом с ним на теплых камнях и прошептал:

— Важное письмо для махарани...

Жрец словно ничего и не слыхал. Закончив молитву, он неторопливо пошел к выходу. Мурти последовал за ним. Через полчаса оба они оказались на площади в центре города, у старого дворца Водеяров. Веранда дворца была затянута широкими полосами разноцветных тканей. У заднего входа перед ними скрестили пики два чернобородых стражника.

— Кто такие?

Жрец указал на Мурти:

— Это джетти — новый банщик при семье махараджей.

Сипаи зорко осмотрели мощную фигуру Мурти и не спеша убрали пики. Великие любители смотреть на поединки гладиаторов — джетти, что происходят по праздникам перед дворцами Водеяров и Хайдара Али, сипаи отлично знали, что джетти с незапамятных времен служили еще и банщиками при Водеярах. Знали они также и то, что не один член правящего рода пал от руки подкупленного джетти, когда во время омовения тот внезапно резким движением свертывал голову жертве, ломая шейные позвонки.

Жрец прошел по коридору, в котором толпились приживальщики и челядь, и стал перед дверью, ведущей во внутренние покои.

— Тс-с-с! — приложил к губам палец страж у двери. Махарани молится и размышляет. К ней нельзя...

Жрец и Мурти беспрекословно повиновались.

За дверью, в роскошно убранной комнате, сидела на ковре еще молодая красивая женщина. Неподвижный взгляд ее был устремлен на темную статуэтку, по бокам которой курились палочки агрбатти[93], источавшие сладкий дурманящий аромат. Она сидела так уже не один час, погруженная в глубокие раздумья.

Это была Лакшми Аннаманни — махарани Майсура.

Двадцать два года назад юная Аннаманни — дочь киладара крепости Тируччираппалли, вместе с еще одной девушкой была выдана замуж за Кришнараджа Водеяра, когда у того умерла жена. Кришнарадж Водеяр, слишком слабый душой и телом, не мог и мечтать о борьбе с Хайдаром Али. Мало чем отличался от него и нынешний махараджа — Чамрадж Водеяр VIII. И Лакшми Аннаманни, женщина непреклонной воли, наделенная на редкость гибким умом, мало-помалу стала душой интриг и заговоров против Хайдара Али, которые без конца плелись во дворце махараджей.

Все эти годы в махарани жила жажда мести. Она неустанно молила бога Вишну, чтобы тот ниспроверг узурпатора Хайдара Али. В своей молельной комнате, глядя на лежащую на боку фигурку божества — точную копию идола в храме Шри Ранги, — махарани нередко в исступлении шептала: «Восстань же, наконец, великий Вишну! Пробудись ото сна! Порази Хайдара Али и его семью стрелами гнева за оскорбление моего древнего рода! Ввергни в огонь, затопи водой дерзкого наика за унижение Водеяров, за то, что он посмел отнять у них власть и самодержавно править Майсуром!» Однако Вишну был глух к этим страстным призывам. И словно злой рок преследовал Водеяров. Все попытки свергнуть Хайдара Али оказывались тщетными. Мыльными пузырями лопались заговоры. Хайдар Али был неуязвим.

О, как ненавидела Лакшми Аннаманни презренного наика! Выглядывая тайком из-за занавесей, она видела, как в стоящем напротив дворце Хайдара Али кипит жизнь, как к его порогу прибывают гонцы со всех концов государства. Еще больше негодовала махарани, видя, как Хайдар под приветственные клики народа поднимается по лесенке на слона, отправляясь в очередной военный поход. Все нити управления Майсуром сходились к нему, а не к ее дворцу. И махарани, задыхаясь от ненависти, лихорадочно изыскивала все новые и новые пути свержения узурпатора.

Хадар Али не считал нужным уничтожать Водеяров. Зная о древней слепой преданности майсурцев Водеярам, он не желал восстанавливать народ против себя. Да и зачем? Он был регентом и далаваи. Вся власть была сосредоточена в его руках, хотя государственные дела он вел от имени махараджей.

Поэтому Водеяры могли спокойно жить в Шрирангапаттинаме. Поэтому в дни досехры[94] махараджа Чамрадж Водеяр VIII, восседая на своем мишурном троне, мог наблюдать с веранды дворца, как мимо проходят майсурские войска и пышные процессии. Сипаи и народ кричали Чамраджу слова преданности. Сам Хайдар Али складывал к его ногам очередные военные трофеи. Но махараджа был лишь жалкой игрушкой в руках узурпатора. Сипаи Хайдара Али стерегли все входы и выходы его дворца. Водеярам принадлежали какие-то жалкие сто тысяч хунов — доход от их личного джагира[95], а не вся казна.

При народе Хайдар Али низко кланялся махарадже, но, раскрыв очередной заговор против себя, он с таким холодным презрением выговаривал ему, словно тот был провинившимся мальчишкой. И махарадже не оставалось ничего, как молча глотать оскорбления да мысленно жестоко казнить дерзкого наика.

Порой, помимо своей воли, махарани восхищалась успехами Хайдара Али на полях битв, его дипломатическим талантом. На ее памяти майсурские сипаи, которым истощенная казна не платила по многу месяцев подряд, не раз толпами приходили к дворцу Водеяров, проникали во внутренние покои и даже в спальню самого махараджи, требуя уплаты жалованья. Это было невероятным унижением для правящего рода. При Хайдаре Али такого не случалось ни разу.

И сам Майсур расцвел и окреп. Жить в нем стало легче и безопаснее. Маратхи и войска низама, которые раньше то и дело подступали к стенам города с требованием уплаты старых долгов, боялись армии Хайдара Али. Казна была полным-полна. В тихом доселе Шрирангапаттинаме ключом била жизнь — он становился поистине столичным городом. На острове вырастали дворцы, разбивались прекрасные сады. Окрестности расцветали. И все — благодаря узурпатору.

Хайдар Али не разрешал Водеярам выезжать за пределы города, и они могли встречаться с верными людьми лишь в старинном храме Шри Ранги. Чернотелый идол мог бы, вероятно, немало рассказать о том, сколько раз собирались у его алтаря заговорщики, сколько планов уничтожения Хайдара Али замышляли они и какая лютая ненависть клокотала в их сердцах. Право, не бога Вишну, созидателя и охранителя, почитали эти люди, а свирепую богиню Кали или самого бога смерти Яма.

Но вот как будто бы блеснул луч надежды для Водеяров. Из далекого Читтура купец Шетти прислал гонца с известием о болезни и возможной смерти Хайдара Али. Махарани ликовала: «Наконец-то! Старая хитрая собака издыхает!» И в ее красивых, подведенных каджалом[96] глазах впервые засверкали торжество и жестокая радость: «О Вишну! Наконец-то ты услышал мои молитвы!»

Между тем с Малабара спешно прибыл новый фаудждар Саэд Мухаммад — бывший начальник личной гвардии Типу. Все поняли в столице, что Хайдар Али свел последние счеты с жизнью. По городу поползли тревожные слухи. Невесть откуда взявшиеся кликуши начали предвещать конец мира...

Самое бы время для решительных действий! Но Саэд Мухаммад железной рукой быстро навел порядок в столице. Караулы у дворца Водеяров были утроены, и махарани оказалась отрезанной от всего мира. Не в силах предпринять что-либо, она рассчитывала на приход маратхов, низама или англичан, с которыми была в деятельной переписке. Все последние дни она провела в напряженном ожидании вестей. И вести эти, как всегда, пришли из храма Шри Ранги...

Слуга доложил, что главный жрец храма Шри Ранги явился с важной новостью. Через минуту жрец и Мурти распластались на полу перед легкой занавеской, за которой сидела махарани. Древний запрет не позволял ей появляться перед мужчинами.

— Поднимитесь! — властно приказала махарани. — Рассказывай, Мурти.

Джетти, встав на одно колено, заговорил:

— Я прибыл сегодня из Мадраса от твоего верного прадхана[97] Тирумаларао, махарани. Он велел доставить тебе важную бумагу, которая, по его словам, дороже Кох-и-Нура[98]. Я нес ее в бамбуковом посохе. Вот она!

И Мурти с поклоном передал махарани тугой свиток с сургучной печатью канцелярии Мадрасского президентства. Махарани приняла свиток, проверила, целы ли печати, и, не вскрывая, положила рядом.

— Хорошо! Что говорил Шетти?

— Шетти говорил, что дни Хайдара Али сочтены. Вазиры Пурнайя, Мир Садык и Кишан Рао твердят, что наваб поправляется, но все это только для отвода глаз и успокоения армии...

На смуглых щеках махарани вдруг пробился румянец. Надежда горячей волной прилила к ее сердцу.

— Ты был в хайдаровом лагере, Мурти. Скажи, помнят ли сипаи Майсура о своем законном господине?

У Мурти захватило дух, однако он сумел сказать вполне искренним тоном:

— Помнят, махарани. Им надоело служить Хайдару Али. Они все с Чамраджем Водеяром...

Махарани испытующе поглядела на него.

— Что ж! Как бы там ни было, я довольна тобой, Мурти. Не однажды отправлялся ты в Мадрас и Бомбей, в Пуну и Хайдарабад и всегда верно выполнял все наши приказы...

Махарани протянула руку к красивой резной шкатулке и достала из нее небольшой туго набитый кошелек.

— Вот награда за твою верность. Ты уже стареешь, и тебе нелегко будет биться с молодыми джетти на аренах столицы. Ступай! Нужно будет, я пошлю за тобой...

Прижимая к груди кошелек, Мурти попятился к двери и исчез. После его ухода махарани обратилась к жрецу:

— Может, пора его уничтожить? Он слишком много знает.

— Не стоит, махарани. Он предан тебе, словно собака, и не выдаст даже на плахе.

Махарани принялась за свиток, из которого на колени ей выпали два плотных густо исписанных листка бумаги. По мере того как махарани читала эти листки, на лице ее отражались то радость и надежда, то сожаление и разочарование.

— Вот он — договор с Компанией о восстановлении Водеяров на троне Майсура! — сказала она, указывая на листки. — Губернатор согласен поддержать нас. Теперь дела пойдут по-иному! Ты помнишь, как бесплодно оканчивались все наши попытки опрокинуть Хайдара Али? Сколько раз возвращались ни с чем наемные убийцы, устрашенные бдительностью охраны Хайдара Али! Сколько заговоров было открыто его джасусами! Семнадцать лет назад мы призвали маратхов, чтобы они разбили узурпатора. Хайдар Али был разбит, но он сумел перехитрить пешву Мадхава Рао и заставил его подписать мир. В первую войну с Компанией мы ожидали, что ангрезы, маратхи и низам общими силами уничтожат Хайдара Али. Но он победил их всех, а ангрезов принудил к позорному миру. Он даже развесил на дверях мадрасского форта карикатуры на губернатора. И ангрезам ничего не оставалось, как проглотить оскорбление. Годом позже мы снова пытались натравить на него маратхов, но он чуть не повесил за это нашего верного прадхана Тирумаларао, и тот едва сумел бежать в Мадрас. Сколько неудач!

— Да, махарани, — качнул головой жрец. — Будем молиться, чтобы было покончено с этой мусульманской семьей. Хайдар Али был хитер, как лиса. Его можно было разбить на поле боя, но не обмануть. А с Типу справиться будет легче. Он молод и не так опытен в интригах. Думается, с помощью ангрезов его удастся в конце концов затравить, словно зверя на охоте...

— На это я и рассчитываю. Я обещала губернатору Макартнею четыреста тысяч золотых пагод[99] за взятие Шрирангапаттинама. Кроме того, обещала джагир, приносящий ежегодно сто тысяч золотых пагод, — махарани улыбнулась. — Помнишь ты притчу о лягушке, которая, желая спасти своих детей от поселившейся рядом змеи, приманила к змеиной норе мангуста? Она наловила рыбы и разбросала ее от болота до змеиной норы. Поедая рыбешек, мангуст добрался до змеи и растерзал ее. Так и я. Я усыплю золотом всю дорогу от Мадраса до Шрирангапаттинама, чтобы ангрезы пришли и покончили с богопротивными мусульманами!

Красивое лицо махарани исказила гримаса ненависти. Ее руки судорожно сжались и разжались, словно она душила своего лютого врага.

Умудренный опытом и годами жрец молча слушал махарани и думал про себя: «Смотри, моя махарани! Мангуст может разорвать и саму лягушку!» Однако он не сказал ничего. Не дело путаться под ногами боевых слонов, когда их стравливают на потеху толпе. Одурманенные бешеные слоны и не заметят, как сомнут неосторожного смельчака! По правде говоря, брахманам отлично жилось и при Хайдаре Али. Хиндуистские храмы он не трогал, а брахманов не облагал налогами. От имени наваба храму то и дело преподносились богатые дары. Хайдар Али был не дурак. Он знал, что брахманы — большая сила! Не глупее Хайдара Али и его наследник Типу. Но если Водеяры изгонят мусульман — брахманы все равно не окажутся в накладе...

— Ангрезы падки на золото, — продолжала между тем махарани. — Ради него они пойдут на все.

— Что же они собираются делать сейчас? — спросил жрец.

Лицо махарани омрачилось:

— Видимо, ничего. У Компании мало сил — Хайдар Али основательно ее измотал. И когда они придут к Шрирангапаттинаму — неизвестно. Но я все равно буду ждать их прихода — хоть десять, хоть двадцать, хоть сто лет, чтобы дождаться гибели семьи ненавистного узурпатора!

Жрец придвинулся ближе к занавеске.

— Кто знает, махарани. Возможно, все решится вскоре и без ангрезов. Тебе известно о заговоре, который зреет в столице. Заговорщики — люди самого Хайдара Али, они все занимают высокие посты. И большинство их — хинду. Они помогут Водеярам снова утвердиться на троне Майсура. Только подожди немного...

— Ждать! Опять ждать! — стоном вырвалось из груди махарани. — До каких же пор? Кажется, можно умереть от ненависти...

А про себя подумала: «Еще одна банда узурпаторов! Как бы не так! Лучше иметь дело с ангрезами, чем с хитрыми вазирами, которые спят и видят, как бы захватить место издохшего Хайдара Али...»