Лев Майсура

В лесах Курга

Осенью 1785 года начали поступать тревожные вести с западной границы. Фаудждар Курга слал с джасусами донесения, что кодагу завалили тропу долга и преданности шипами и колючками непослушания. Меркара — столица страны — осаждена. В крепости не хватает воды и продовольствия, и в ожидании нового приступа сипаи даже днем не покидают ее стен...

Вольнолюбивые раджи и махараджи Курга никак не желали подчиняться правительству Майсура. А тут еще их подталкивали к бунту бомбейское правительство и франки. Кодагу издревле были великолепными воинами. В военном походе, в поле или на празднике они никогда не расстаются с ружьями и широкими боевыми ножами «киркутти». Им не новость меряться силами с суровой природой своей родины, хищными зверями и слонами. Невест им приходится добывать в жестоких схватках с соперниками.

Кург давал казне большие доходы от торговли перцем, кардамоном, лесом и слонами. Но самое главное — от него до Шрирангапаттинама всего несколько дневных переходов. Кург — словно пистолет, приложенный к виску Майсура. И пистолет этот в руках у ангрезов и франков...

Типу забеспокоился. Приходилось снова идти походом на непокорную страну, усмиренную лишь нынешней весной. И как раз в то время, когда с севера того и гляди хлынут неисчислимые орды маратхов и хайдарабадцев!

Возле Султан-Петтаха — нового военного городка к западу от столицы, уже давно был разбит большой зеленый шатер, над которым развевались знамена с изображениями тигров и слонов. Кругом шатра ульем гудел военный лагерь. Из Бангалура, Савандурги, Читталдруга и других крепостей прибывали запыленные отряды сипаев.

Первым двинулся в Кург сипахдар Зайн уль-Абедин Шастри. Он вел несколько тысяч сипаев и большой обоз с продовольствием для голодного гарнизона Меркары. Однако дойти до Меркары ему не удалось. Возле самой столицы Курга на него навалились тысяч пять кодагу и так крепко потрепали его отряд, что он спешно вернулся к горному проходу, которым вступил в Кург, и засел в крепости Беттанур.

Харкара, который привез в Шрирангапаттинам эту тревожную новость, едва ушел от преследовавших его кодагу. Он был ранен в голову, а верблюд его качался от усталости. Звонкие бубенчики, которые подвешивают на верблюжьих ногах, чтобы отгонять с дороги тигров и змей, пропали где-то в дороге, и харкаре даже некогда было их искать.

Вскоре Типу с большим войском появился на кургской границе. Возле городка Сиддапур он оставил часть войск и с несколькими кушунами и артиллерией вступил в густые леса, в которых исстари живут воинственные кодагу.

«Что можно сказать об этой дикой лесной стране? — писал майсурский историк. — Перо мое дрожит при одном упоминании о ней. Глухие бамбуковые заросли Курга перепутались и сплелись, словно буйные кудри эфиопа. Дороги его и тропы сложнее линий Млечного пути. Реки и ручьи Курга всегда переполнены водой, а небо там постоянно закрыто темными дождевыми тучами».

Майсурцы, привыкшие к каменистым равнинам Декана, видели одни только горы, сплошь заросшие лесом. Кругом стояли деревья — такие высокие, что вершины их царапали небо. Приходилось с великим трудом продираться сквозь густой колючий подлесок. А из лесной чащи нередко гремели выстрелы и летели стрелы...

В одном из горных ущелий, по которому идет дорога на Меркару, майсурский авангард наткнулся на серьезное препятствие. Перегораживая ущелье, высился крепкий деревянный частокол; перед ним был вырыт глубокий ров. По ту сторону частокола поднимались бревенчатые укрепления, на которых мелькали белые с золотым шитьем тюрбаны знатных кодагу и кожаные шлемы их слуг и крестьян. Оттуда доносились гортанные возгласы и вдохновенное пение жрецов.

Авангард с ходу бросился вперед, но загремели ружья кодагу, тучами полетели стрелы. Атакующие откатились, оставив несколько десятков убитых и раненых...

Майсурской армии пришлось стать в лесу на ночлег. Измученные тяжелым маршем по горам и раскисшим рисовым полям, сипаи не в силах были разжечь костров и кое-как промаялись ночь в палатках, насквозь продуваемых холодным ветром. Наутро два кушуна развернули знамена и под барабанный бой пошли на штурм частокола. Однако кодагу, не имея никакого понятия о воинской дисциплине, контратаковали с такой решительностью и злостью, что майсурцам пришлось еще раз отступить.

Но штурм частокола велся вполсилы. Пока возле него шли бои, Типу с отборным отрядом чола проник в Кург другим проходом. Тайными тропами, которые знают, наверно, лишь ветер да дождь, он зашел в тыл кодагу и ударил им в спину. Этот неожиданный удар решил дело. Мужественных кодагу охватило смятение. Они не в силах были сдерживать напора майсурских кушунов. Страшные киркутти не годились для битв с регулярными войсками. Немало лесных воинов полегло под ударами штыков и сабель, еще больше попало в плен. Без особого труда Типу дошел до Меркары и выручил отчаявшийся гарнизон...

Крошечная Меркара, которая затерялась среди лесов и гор, надолго превратилась в столицу Майсура. Тесный и душный дворец кургских махараджей в крепости стал резиденцией Типу. Фаудждар был сурово наказан за то, что не глядел как следует за амилами. Немало было среди них лихоимцев и вымогателей. Потому так легко и поднялись на восстание свободолюбивые кодагу. Сколько ни делается попыток искоренить вымогательства амилов — напрасно!

Изо дня в день отряды саперов валили и жгли лес, пока вокруг Меркары не образовалась большая пустошь. Вскоре из сырых нездоровых лесов начали выходить и сдаваться измученные войной жители. Увидав, что дело проиграно, кургские раджи рассыпались по окрестным лесам, спрятались с семьями и слугами в родовых неприступных гнездах, надеясь переждать гнев правителя Майсура.

Лалли, сипахдары Хусайн Али Хан, Мир Махмуд и другие полководцы просили Типу:

— Хазрат! Прикажи, и мы изловим раджей! Проучим их так, что неповадно будет...

В одну из ночей в Меркару явилось несколько джасусов. В помещении главного мунши они рассказали, что главные виновники восстания Манмейт Наяр и Ранга Наяр укрываются среди дремучих лесов. Сердца их полны ненависти, и они клянутся отомстить Типу за свое поражение. У них есть еще несколько сотен испытанных в сражениях отважных воинов.

В прохладный ноябрьский день из Меркары выступил Лалли. Ему велено было пробиться в глубину Западных Гат, где затаились Манмейт Наяр и Ранга Наяр.

Идти глухими незнакомыми лесами было необычайно трудно. Чуть не до полудня горы и леса были укутаны сырыми туманами. С травы подолгу не сходила роса. Прохладные ветры заставляли босоногих сипаев ежиться, кашлять и чихать.

Днем было легче. Туман редел. Клубясь в глубоких низинах над рисовыми полями, он быстро рассеивался под солнечными лучами. Становилось теплее...

Отряд все шел и шел вперед. Во время марша по редким просекам Лалли часто подымался на ствол какого-нибудь поваленного ураганом лесного великана и глядел на то, как проходят джуки[144]. При виде коренастой фигуры франка сипаи выравнивали ряды, шли бодрее. Среди смуглых темнолицых сипаев авангардного джука французский полководец с неудовольствием увидел двух молодых англичан. Он был твердо убежден в том, что доверять англичанам нельзя. Многие из них поступают на службу в майсурскую армию только для того, чтобы избавиться от томительного сидения в тюрьме. При первом удобном случае они дезертируют и становятся проводниками и шпионами. Морока с ними!

Но Джеймс Батлер и Томми О’Брайен не замечали хмурых взглядов француза. Вдали уже виднелись хребты Гат.

— А там за горами — море! — говорил Томми, мечтательно глядя на синие вершины. — Вот бы перевалить через них...

— Охота домой?

— Еще бы! Соскучился я по своим.

— Ничего, вернемся домой...

— Как бы не так! Ведь мы — дети Султана, и значит — служить нам вечно. А могли бы давно быть в Мадрасе или Бомбее, как другие солдаты...

— Ну вот! В тюрьме ты говорил другое.

Ирландец тяжело вздохнул:

— Верно, говорил. Но мне все равно охота домой. Что в этом плохого?

Джеймс молчал. Томми прав. Они здесь случайные люди. Зачем им эти бесконечные войны? Грязное дело, недостойное честных людей.

— Давай убежим! — продолжал Томми. — Когда представится другой такой случай? Перейдем через горы, а там...

— Надо подождать, — медленно сказал Джеймс.

Томми обрадовался:

— Значит, ты не против? А я уж думал, что нам не вырваться...

Чем ближе к цели, тем труднее становилось идти. Дорогу загораживали бесконечные заросли бамбука. Деревья были опутаны лианами, плющом и ядовито-зелеными лозами перца. Куда ни сунься— всюду болота. И в довершение всего над этим мрачным зеленым царством, полным сырости, колючек и скорпионов, то и дело начинал моросить дождь.

В непролазной чаще перекликались звериными и птичьими голосами кодагу. Вдалеке то и дело мелькали смутные фигуры в черных балахонах. Однажды на лесной прогалине перед колонной вдруг дерзко появилась дюжина кодагу. Майсурцы кинулись было в штыки. Но едва первые из них достигли края леса, как на землю стали валиться деревянные колоды. Из колод с грозным гудением взвилась туча пчел и атаковала колонну. Искусанные разъяренными пчелами, с распухшими лицами, майсурцы в панике отступили. Многим пришлось искать спасения в ближних болотах. А по окрестным лесным чащобам долго перекатывался сатанинский хохот...

У самого подножия Западных Гат лес стал особенно дик. По ночам ревели тигры. Ухали нечистые птицы. Все тропинки были тщательно замаскированы, а в проходах устроены завалы. Нередко какой-нибудь сипай проваливался в глубокую яму и умирал страшной смертью, напоровшись на острый кол. Случайно задетая ветка спускала тетиву искусно спрятанного лука, и стрела насквозь пронзала неосторожного...

Наконец, преодолев все трудности, отряд оказался вблизи заросшей лесом горы. На ее вершине, как говорили джасусы, затаились мятежные вожди Курга. Лалли выслал дополнительные отряды боевого охранения, приказал подтянуться отставшим.

Джуки начали обтекать гору справа и слева.

Джеймс и Томми осторожно шли по лесистому склону. Их джук двигался внизу по открытой лощине. В случае опасности нужно было предупредить Сагуну, который шел со своими людьми в голове колонны.

В лесу стояла неестественная, пугающая тишина. Что-то подсказывало друзьям, что из чащи леса за ними неотступно следят чужие зоркие глаза. Мушкеты у обоих были наготове. Нервы напряжены до предела...

Поминутно оглядываясь, Джеймс и Томми собирались было перевалить через вершину лесистого пригорка, как вдруг с противоположного склона загремели выстрелы. Из леса стремительно выскочили дикого вида воины в голубых и черных халатах, подпоясанные красными кушаками и серебряными цепями. Выкрикивая имена своих богов, кодагу с невиданной отвагой ударили по джуку. Засверкали ужасные киркутти.

Майсурцы были захвачены врасплох. Кодагу мигом расправились с авангардом колонны. Под ударами киркутти сипаи валились на землю, словно гроздья бананов. Уцелевшие обратились в бегство. Дольше других продержался Сагуна. Один среди своих поверженных сипаев, весь в крови, он молотил вокруг прикладом, раскалывая черепа лесных воинов. Но и он пал под ударами киркутти. Кодагу бросились за отступившим джуком.

Потрясенные ужасной сценой англичане с трудом пришли в себя.

— Бежим! — прошептал Джеймс.

Пригнувшись, они юркнули в чащу и побежали на запад, где расступались горы. Наверное, там был перевал. На открытых местах приходилось ползти, рискуя нарваться на змею или ядовитого паука. Во второй половине дня вдалеке послышались частые выстрелы и глухие боевые возгласы. Видимо, Лалли брал приступом последнее убежище кургских махараджей.

Добравшись до светлой лесной опушки, вконец измученные, Джеймс и Томми бросили мушкеты и подсумки под деревом и растянулись на траве.

— Французу теперь лучше не попадаться, — сказал Джеймс, — наверняка расстреляет.

— Расстреляет! — эхом подтвердил Томми. — Тут же на месте...

Путь на запад, к морю, был полон трудностей. Леса чередовались с топкими болотами. То и дело приходилось рубить штыками неподатливые лианы и перелезать через стволы поваленных деревьев. Взобравшись на гору, беглецы видели внизу очередную долину, а дальше — бесконечные вершины. Труднее всего было переходить рисовые поля. К голым ногам тотчас же присасывались громадные черные пиявки; их приходилось отдирать ножами. Тучами налетали комары. Нередко по краям полей можно было видеть большие черные ямы. Любопытные слоны, которые являлись сюда в надежде полакомиться свежими рисовыми ростками, спешили убраться подобру-поздорову, едва вытаскивая ноги из жидкой грязи.

Хуже всего было то, что по всем направлениям двигались отряды майсурцев и кодагу. Приходилось затаив дыхание ждать, пока они пройдут. Попадались целые таборы кургских женщин и детей, которые прятались в лесах. В глухих долинах нередко можно было видеть одиноких пахарей. Закутанные в черные одеяла, они работали в поле, то и дело оглядываясь по сторонам. За спинами у них висели киркутти. Неподалеку лежали длинные ружья и поднимались сизые дымки от горящего трута...

Беглецы упорно шли на запад. От голода их спас случай. На краю леса вдруг возникло несколько высоких конических крыш за частоколом. Деревня казалась вымершей. Ни дымка, ни человеческого голоса, ни петушиного крика. Осмелев, они осторожно обошли вокруг. Ни малейшего признака опасности!

— Стой здесь, — шепнул Джеймс ирландцу.

Пройдя к узким деревянным воротам, он надавил на них плечом и заглянул внутрь. Тут же поманил Томми. Деревня была оставлена жителями. На круглой площадке в середине деревни произошла, очевидно, жестокая схватка. Тут и там виднелись бурые пятна засохшей крови. Вокруг площадки сиротами стояли приземистые хижины под шапками крыш с почернелыми от дыма дверными лазами. От хижин и пустых хлевов пахло горьким дымом, прелой рисовой соломой и навозом.

Ничего съестного найти не удалось. Как видно, жители унесли с собой в лес все зерно и жалкие пожитки. Сунувшись в последнюю хижину, Джейме отскочил от нее, будто его хлестнули по ногам кипятком. Из дверного лаза донесся хриплый стон.

— Там кто-то есть!

Джеймс и Томми разом вломились в хижину, готовые выстрелить или ударить штыками. Однако тревога их была напрасна. В углу на рваной циновке умирал тяжело раненный старик кодагу. Кожаный шлем свалился у него с головы, обнажив пучок длинных седых волос на бритой голове. Рядом валялись пояс с кинжалом, лук и колчан со стрелами. Сумка у него была пуста.

Оставаться в деревне было опасно. С минуты на минуту могли явиться хозяева. Беглецы уходили с пустыми руками. Горсть риса, собранная вокруг очага в одной из хижин, — вот и вся добыча.

— Зерно где-то тут, — сказал Томми. — Разве все унесешь с собой? Наверняка закопали где-нибудь поблизости...

Проходя мимо старого развесистого дерева на краю деревни, Томми вдруг разглядел в листве большое дупло. Не колеблясь, он отстегнул подсумок и бросил мушкет.

— Ну-ка, нагнись!

Взобравшись Джеймсу на спину, Томми ухватился за толстый сук, закинул ноги и полез вверх. Усилия его были не напрасны. Дупло было доверху заполнено сухим чистым рисом...

Находка была дороже золота. Укрывшись в чаще, Джеймс и Томми целый день варили рисовое зерно. Даже без соли рисовая каша казалась им неправдоподобно вкусной.

Последние мили подъема по восточному склону Западных Гат уже не казались столь тяжелыми. Недалеко был гребень гор. Вот-вот должна была блеснуть синяя гладь моря... Забыв об осторожности, беглецы быстро шли по самому краю леса.

Но вдруг Томми вскрикнул, упал лицом вниз и забился в агонии. Из спины у него торчала оперенная стрела. Ошеломленный Джеймс не успел ничего предпринять. Из-за кустов выскочили скуластые усатые воины в кожаных шлемах. Они мигом накинули на него мешок, завернули руки за спину. От сильного удара по голове Джеймс потерял сознание...