Лев Майсура

Мэттьюз теряет осторожность

Когда передовые роты войск Компании вступили в Беднур и двинулись по его узким улицам, кругом не видно было ни души. Двери и окна были плотно захлопнуты. На земле валялись оброненные в спешке пожитки.

— Эге! Здесь есть чем поживиться! — присвистнул Сандерс, обшаривая белесыми глазами пустынные кварталы. — Гляди, какой богатый город. И ни души...

— Попрятались по домам? — высказал предположение Джеймс. Его очень занимал своеобразный вид большого города, на базарных площадях, улицах и переулках которого были ясно видны следы недавней оживленной торговой деятельности.

— Убежали в леса, — со знающим видом сказал Сандерс.

И в самом деле — незадолго до прихода армии Мэттьюза многие жители города с плачем и стонами покинули родные дома. Целые семьи, со стариками и малыми детьми, взваливали на головы большие узлы со скарбом и едой и уходили в окрестные леса в поисках убежища от страшных белых дэвов[108], слухи о необыкновенной свирепости которых донесли до них беглецы из разгромленного Онора. Они обрекали себя на скитания по джунглям, на страдания от болезней и ядовитых колючек, на холод и сырость горных убежищ. Ночами их подстерегали хищники, но люди знали, что еще страшнее — подступающие к городу вражеские орды, что в сердцах бомбейцев нет ни капли жалости...

Рота уже заворачивала в казармы форта, отведенные ей квартирьерами, когда генерал Мэттьюз в сопровождении старших офицеров, Шейх-Аяза и небольшой группы его единомышленников спешно направился к стоящей особняком приземистой постройке с дверями, окованными широкими железными полосами.

— Пошли считать казну, — заметил Сандерс. — Эх, хоть бы одним глазком увидеть!

Дюжий солдат, шагавший рядом с Джеймсом, скрипнул зубами и с ненавистью поглядел вслед генералу и его свите. У солдата были обросшие рыжей шерстью руки, широкие скулы и глубоко запавшие злые маленькие глаза. Если бы не военный мундир, не тугие ремни поперек груди и не мушкет на плече — его можно было бы принять за беглого каторжника.

— Офицеры возьмут свое, а мы свое! — процедил он сквозь зубы.

Джеймс покосился на соседа.

«От такого пощады не жди», — невольно подумал он.

А генерал Мэттьюз уже спускался в подземелье казначейства Беднура. Впереди, бренча связкой ключей, шел Шейх-Аяз. Пламя факелов отбрасывало причудливые тени на закопченные стены из огромных каменных блоков, на низко нависшие потолки и забранные толстыми решетками окна-прорези.

Шейх-Аяз выбрал нужный ключ, отомкнул замок в тяжелой низкой двери и широко распахнул ее.

— Здесь! — сказал он.

Генерал прошел в сводчатое обширное помещение, сплошь заставленное коваными сундуками. Следом, тяжело дыша и напирая друг на друга, гурьбой ввалились офицеры. Шейх-Аяз открыл один из сундуков, достал из него увесистый мешочек, развязал... и к ногам Мэттьюза со звоном полилась струя золотых монет, при виде которых у всех захватило дух.

В подземелье тускло сверкали бруски драгоценного металла, золотая и серебряная утварь — плод тяжкого труда пахарей, ремесленников и торговцев Майсура. Возбужденные офицеры алчно разглядывали. сокровища; в их воспаленном воображении возникали картины одна заманчивее другой. Они уже видели себя хозяевами окруженных тенистыми парками аристократических замков старой Англии. Во все концы мира плыли их торговые корабли с трюмами, набитыми колониальными товарами. Расцветали их торговые конторы с филиалами, разбросанными по всему свету, принося все новые и новые барыши. Вместо скромных мундиров войск Компании, над которыми снисходительно подсмеивались офицеры королевских войск, они мысленно примеряли блистательные одеяния маркизов, баронов и виконтов. А почему бы и нет? Разве мало авантюристов протолкалось в среду надменных потомственных аристократов с помощью денег, добытых в Индии и Америке!

В подземелье царила благоговейная тишина, прерываемая лишь судорожными вздохами. Тишину эту нарушил вкрадчивый голос Шейх-Аяза, и толмач донес смысл сказанных им слов до опьяненных сказочными видениями Мэттьюза и его офицеров:

— Все это принадлежит вам, генерал! Здесь, в этом подземелье, собраны большие богатства — много утвари и десятки тысяч золотых пагод. Я счастлив, что с помощью Аллаха смог оказать великолепной армии Компании эту услугу. Надеюсь, вы не забудете об этом...

Генерал повернулся к Шейх-Аязу и словно впервые увидел его необыкновенно красивое женственное лицо, его халат из дорогой ткани, драгоценное оружие за алым кушаком.

— Дурак ты, приятель! — неожиданно вырвалось у него. — Не переводите этого, конечно, — тотчас же сказал он опешившему толмачу. — Скажите ему, что Компания не забывает тех, кто оказал ей услуги. Мы умеем ценить друзей...

Но Мэттьюза в этот миг терзали сомнения. Он не допускал и мысли, что Шейх-Аяз не присвоил крупной доли добычи, и чувствовал себя ограбленным. Сорвать бы сейчас с этого мерзавца блестящее оружие и под пытками заставить признаться, где спрятаны украденные деньги! Однако пока приходилось сдерживаться...

А вчерашний всесильный фаудждар печально размышлял о том, что сегодня ему пришлось стать предателем и своими руками отдать Мэттьюзу сокровища Хайдара Али! Что же еще оставалось ему? С одной стороны ангрезы, с другой — Типу, и нет никакой возможности выскользнуть из страшных тисков. Типу не простит ему того, что он взлелеял в сердце мечту стать наследником Хайдара Али, а ангрезы едва ли оставят его губернатором провинции. Это он почувствовал при первой же встрече с Мэттьюзом.

Отогнав свои невеселые мысли, Аяз сказал:

— Киладару соседнего Анантапурама я послал фирман[109] о сдаче крепости вашим войскам, генерал. Овладев Анантапурамом, вы станете хозяином всей провинции...

Бывшему фаудждару было тошно. Не так давно он с презрением отвергал домогательства бомбейских агентов, которые сулили ему золотые горы за сдачу Беднура. Но вот умер Хайдар Али, прекратились его милости, и счастливая звезда Шейх-Аяза закатилась...

— Отлично, дорогой Шейх-Аяз, отлично! — не глядя на фаудждара, быстро проговорил генерал.

Когда офицеры вышли вслед за главнокомандующим из подземелья, их трясла лихорадка. Неужто все эти сокровища уплывут из их рук и осядут в тугих кошельках и сундуках держателей акций Ост-Индской компании? Где же справедливость? Где, наконец, бог? Никто не решался спросить об этом Мэттьюза, но он сам ответил на общий затаенный вопрос:

— Золото это принадлежит нам с вами, джентльмены!

И все разом вздохнули с облегчением и надеждой.

А в самом Беднуре уже шел погром. Едва батальоны вступали в город, как власть офицеров над солдатами кончалась. Удержать в рамках дисциплины профессиональных солдат-наемников не было никакой возможности. Да офицеры и не стремились к этому. Их самих обуревала та же страсть, которая приводила в движение армии Компании. В силу вступал неписаный закон: взятый город принадлежит солдатам!

Генерал Мэттьюз распорядился выставить усиленные караулы у казны, военных складов и магазинов, назначил пару рот для охраны городской стены, а до остального ему не было дела. Пускай солдатня отведет душу! И в городе начался грабеж. Вспыхнули пожары. Затрещали выстрелы. Со всех сторон понеслись отчаянные вопли и призывы о помощи тех, кто имел неосторожность остаться в городе. Но призывы эти были напрасны, потому что помощи ждать было неоткуда...

Лейтенант Топсфилд, чертыхаясь, расставлял своих солдат по постам. Его, усердного служаку, возмущало, что добрая треть его людей разбежалась грабить город. Роту выделили на охрану городской стены, а им на это наплевать!

— Проверять буду каждые полчаса, — предупредил он солдат. — Если кто отлучится — расстреляю! А молодчикам, что сбежали в Город, не поздоровится. Выхлопочу для них виселицу или розги.

После ухода лейтенанта Джеймс, Томми О’Брайен и еще несколько молодых солдат остались, беспокойно топчась, на крайнем бастионе городской стены. За спинами у них полыхали пожары, гремели выстрелы и раздавались отчаянные крики и стоны, но им приказано было следить за окрестными полями и лесами...

На душе у Джеймса было неспокойно. «Разве это война? Самый настоящий разбой! Приехал искать отца, а попал в грабители, — с горечью думал он. — Подика найди его в чужой огромной стране!» И ему невольно вспомнилась только что виденная картина. Когда караульную роту разводили по постам, грабеж Беднура уже шел вовсю. Из двери в дверь с мушкетами наперевес перебегали солдаты и сипаи. За спинами у них болтались узлы и мешки. Вдруг откуда-то из-за угла наперерез роте выскочил молодой беднурец — почти мальчик. Тюрбан у него размотался, рубаха была порвана в клочья. Его скачками нагонял тот самый рыжий солдат с лицом каторжника, который еще недавно шагал рядом с Джеймсом в строю. Догнав свою жертву, солдат с размаху ударил прикладом. Беглец рухнул на землю. Солдат вырвал из его рук какой-то предмет и, прежде чем Топсфилд успел его окликнуть, юркнул в дверь ближайшего дома.

— Что же это делается, Джимми? — шептал Томми О’Брайен, со страхом прислушиваясь к доносившимся из города воплям. У ирландца дрожали губы. Конопатое лицо побелело. Он не успел еще очерстветь душой и пугался страшной действительности, с которой ему приходилось сталкиваться в этой чужой стране. Работа у аптекаря казалась ему сейчас сладкой мечтой.

А Сандерс сумел удрать из форта в город. Белесые его глаза сверкали от возбуждения. Сейчас-то он добудет, наконец, денег, которые никак не даются ему в руки!

Подстегиваемый шумом погрома, бранью солдат, воплями детей и женщин, Сандерс сунулся было в ближайшие богатые дома. Однако делать там было нечего. Первая волна грабителей уже схлынула отсюда. Дома были разбиты. Кругом валялись окровавленные бездыханные тела.

— Дьяволы! И когда только успели все подчистить! — негодовал Сандерс. Он побежал налево — в соседний квартал, победнее. Здесь тоже орудовали грабители, но шум был не так силен. Выбрав нетронутый с виду дом, Сандерс грохнул прикладом в ворота.

— Открывай!

За воротами стояла мертвая тишина. Изо всех сил лягнув низенькую дверцу в воротах — лаз для слуг, Сандерс сшиб засов и пролез во внутренний двор.

— Я вам покажу, собаки, как прятаться! — исступленно грозил он неизвестно кому, ибо кругом не было ни души. Зажимая ладонью ободранный лоб, Сандерс тщательно обследовал комнаты, выходившие дверями во двор. Никаких результатов! На полу валялся хлам и негодное тряпье. Заранее прихваченным железным прутом он обстучал все стены, прислушиваясь к звукам, обстучал полы. Ничего!

С каждой минутой Сандерс становился все злее и злее. Черт его дернул податься влево! Нужно было принять участие в общем грабеже, а не пускаться в рискованный одиночный поиск! Яростно ругаясь, солдат выскочил во двор с небольшим бассейном. Надежда не совсем еще покинула его. Налегая всем телом на прут, Сандерс исследовал каждый квадратный дюйм двора. И, наконец, нашел. На том месте, где земля казалась рыхлой, а трава блеклой, прут без труда ушел в пустоту...

Сандерс отшвырнул прут и мушкет и принялся разрывать землю. Руки у него тряслись в предвкушении добычи, когда показалась плетеная крышка, обмазанная слоем глины. Прерывисто дыша, он сорвал крышку с большой корзины... и проклятие сорвалось с его губ. Он плюнул на крупные, чуть желтоватые рисовые зерна, которыми была доверху наполнена корзина, и принялся с яростью топтать их ногами, проклиная хозяев дома. И зерна белым дождем усеяли потревоженную землю...

Неудача совсем взбесила Сандерса. Он бросился к соседнему дому в глубине квартала, который маскировали густые кусты. Инстинкт хищника подсказывал ему, что в доме кто-то есть. Сандерс с налету высадил плечом тонкую дощатую дверь и влетел в небольшую комнату, откуда из полутьмы на него полными страха глазами смотрели девочка лет восьми и полная седая старуха в выцветшем сари. Сандерс с сопением сорвал с обеих немногочисленные дешевые украшения, потом приставил штык к груди старухи.

— Сона кахан хе? — рявкнул он на хиндустани. — Где золото?

От ужаса лицо женщины посерело. Она еще крепче прижала к себе внучку. Сандерс вырвал у нее из рук девочку и отшвырнул в угол.

— Где золото?

Жало штыка стало медленно входить в тело жертвы, хотя старуха обеими руками пыталась остановить его неотвратимое движение...

— О Сагуна! Где ты? Кто защитит твою бедную мать и твою дочь! — вырвался у нее вопль.

Однако тот, кого звала старая женщина, был далеко. От боли она без памяти свалилась в угол. Отчаянный вопль заставил Сандерса обернуться к двери. Это была внучка. Она указывала грабителю на очаг в другом углу комнаты...

Сандерс в два прыжка очутился возле очага. От сильного пинка высоко взлетели и ударились о стену черные котлы и чугунки. Очаг был мигом развален. Сандерс штыком разрыл утрамбованный земляной пол, запустил руку в глиняную корчажку и извлек из нее клубок серебряных и золотых цепочек, браслетов и колец.

— Есть! — с торжеством заорал он, подняв над головой зажатую в кулаке добычу. И тут же рванулся прочь, не оглядываясь на ограбленных. Ему предстояла еще масса дел...

Наконец, солнце спряталось за горами. Над залитым кровью Беднуром опустилась непроглядная темень, и грабители начали собираться у ротных костров. Явился в свою роту и Сандерс. Осторожно выглянув из-за угла, он помахал рукой Джеймсу и О’Брайену, которые уже отстояли свое время на стене.

— Где Топсфилд?

— Ушел проверять караулы, — ответил Джеймс. — Смотри, Билл! Попадешь под трибунал...

От Сандерса, словно от землекопа, разило потом. Он поставил мушкет в пирамиду и сел в сторонку, подальше от костра. Довольная усмешка кривила его тонкие губы и горбила острый хрящеватый нос.

В отблесках пламени мимо шли и шли солдаты и сипаи, нагруженные добычей. Многие тащили кур, коз и овец. Они были похожи на охотников, которые возвращаются с удачной охоты. Слышались возбужденные разговоры, обрывки фраз:

— ...он не отдает. Я как двину его прикладом...

— Отличился, капрал!

— А мне не повезло...

Сандерс нервно вздрагивал, пожимал плечами и то и дело хватался за сумку, чтобы ощупать в ней увесистый тугой комок. Давнишняя его мечта разбогатеть начала обращаться в реальность. Без малого фунт золота и серебра раздобыл он в городе...

Резня шла трое суток. Генералу удалось остановить ее, лишь расстреляв с десяток обезумевших от крови мародеров.

— Так, говорите, в Анантапураме много золота? — расспрашивал Мэттьюз Шейх-Аяза.

Бледный, осунувшийся Шейх-Аяз угрюмо отвечал:

— Да, генерал. Кругом Анантапурама — золотые прииски. Золото там добывалось с незапамятных времен...

— Это далеко?

— Два или три перехода на северо-восток...

Чем дальше, тем яснее видел Шейх-Аяз всю пагубность затеянной им игры. Однако ничего не оставалось делать, как продолжать ее. Генерал уже не церемонился с бывшим фаудждаром. В ответ на его просьбу не свирепствовать без нужды в Беднуре и окрестных городах и деревнях Мэттьюз резко заметил, что ему лучше не совать носа не в свои дела. Иначе... И это «иначе» было столь многозначительным, что Шейх-Аяз понял — все проиграно.

Некоторые осторожные офицеры не советовали Мэттьюзу занимать Анантапурам. Армия и без того разбросана на большой территории, а пополнений почти не прибывает. Но генерал не желал ничего слушать.

— Такой успех, джентльмены! Им нужно воспользоваться в полной мере! Анантапурам — второй ключ к провинции, и он должен быть в наших руках...

Алчность закупоривала рты остальным офицерам. В Анантапураме их ожидают новые груды золота! Солдаты после грабежа Беднура будут драться как львы... Свои опасения они старались подавить мыслью о том, что авось обойдется как-нибудь и эта авантюра. И потом у генерала есть, видно, какие-то основания игнорировать доклады лазутчиков, что с востока к провинции подступают крупные силы майсурцев...

А у Мэттьюза голова шла кругом от успехов. Он надеялся на поддержку полковника Фуллартона, который воевал где-то на южных границах Майсура, и на генерала Стюарта, находившегося под Мадрасом. Осторожность совсем оставила его.

И повинуясь воле генерала, несколько рот в сопровождении обоза и десятки пушек двинулись к Анантапураму.