Лев Майсура

Шейх-Аяз распахивает ворота

На Малабарском побережье высадился новый крупный десант. Возглавлял его бригадный генерал Мэттьюз — главнокомандующий войсками бомбейского президентства.

В начале кампании бравый генерал занял город Онор и свирепо расправился с его жителями — настолько свирепо, что удивились даже видавшие виды английские офицеры. Некоторых из них генерал даже наказал за недостаточное усердие во время расправы с безоружными людьми. Когда на месте Онора остались лишь дымящиеся развалины да виселицы с гроздьями повешенных, Мэттьюз направил свою армию вдоль берега навстречу Маклеоду. Скоро оба десанта объединились. Как раз в это время был получен приказ немедленно захватить крепость Беднур — богатейший город Хайдара Али. До бомбейского правительства дошли слухи о смерти майсурского владыки, и было решено, что плод вполне созрел, чтобы сорвать его.

Получив приказ, Мэттьюз вскипел. Бездарный и честолюбивый, он тем не менее отлично понимал, чем пахла авантюра, на которую его толкал Бомбей, и боялся ответственности. Генерал немедленно послал своего денщика Джорджа за Маклеодом и Хамберстоном.

Когда полковники явились, Мэттьюз, обратив к ним бурое от солнца и ветров морщинистое лицо, с негодованием сказал:

— Джентльмены! Эти денежные мешки, которые ничего не смыслят в военном деле, велят мне идти на Беднур!..

Генерал вскочил из-за стола, на котором была разложена карта побережья, и забегал по комнате, нервно приглаживая ладонью ершик седых волос.

— Даже с вашими людьми у меня недостаточно сил для выполнения подобной задачи. Гнать армию во вражеские горы без снаряжения и боеприпасов, не закрепившись как следует на берегу, — это же черт знает что! И это тогда, когда я вынужден занимать деньги у малабарских христиан, чтобы прокормить солдат!

Маклеод и Хамберстон молчали. Желчный служака Мэттьюз, которого не любила вся бомбейская армия, был прав. Для успешных операций на Малабаре находившихся в его распоряжении сил было явно недостаточно.

— Взять Беднур очень заманчиво, — сказал Маклеод. — У нас сразу бы появились деньги, провиант и фураж. Потом, может быть, Бомбей пришлет обещанные подкрепления и боеприпасы...

Генерал раздраженно махнул рукой:

— Где там! Будто вы не знаете этих каналий, полковник. Им бы только дорваться до казны Беднура...

— А что сказано в депеше, сэр? — спросил Хамберстон.

Генерал взял со стола кусок плотной бумаги.

«В случае, если слухи о смерти Хайдара Али подтвердятся, свернуть все операции на побережье и немедленно овладеть Беднуром», — прочитал он вслух.

— Против приказа не пойдешь — Хайдара Али нет в живых, — угрюмо констатировал Хамберстон. Срывались его планы сбежать из Индии, чтобы вылечиться, наконец, от изнурительной лихорадки. — До подножий Гат — двадцать пять миль. Потом столько же горными дорогами, и мы в Беднуре...

— Итак, выступаем, джентльмены. И да поможет нам бог в этом безумном предприятии!

Через некоторое время верный Джордж ввел к генералу группу местных христиан с медными и серебряными крестами на бронзовых шеях. Старший из них снял широкополую соломенную шляпу, поклонился Мэттьюзу и заговорил на плохом английском:

— Святой отец конгрегации Марианской горы шлет вам свое благословение, генерал-сахиб! Он велел передать, что христиане Малабара будут рады оказать посильную помощь своим английским единоверцам. Святой отец прислал вам тридцать пять христиан — дезертиров из майсурской армии. Все они хорошие проводники и лазутчики, знают окрестные горы как свои пять пальцев и доведут вас до самого Беднура...

— Отлично! — сказал генерал, потирая руки и всматриваясь в темные лица христиан. — Как раз то, что мне необходимо. А почему эти люди дезертировали?

— Они признают своим владыкой португальского епископа в Гоа. А Хайдар Али — настоящий антихрист, как говорит его преосвященство.

— Отлично! — повторил генерал. Он несколько воспрянул духом. Поход на Беднур уже не казался ему авантюрой.

— А не поможет ли мне святой отец раздобыть еще немного денег у здешних купцов и банкиров?

— Не знаю, — задумчиво ответил старший из христиан. — Надо будет сообщить ему...

Через два дня бомбейские батальоны двинулись на восток — к горному проходу Хассангери. Хороших дорог не было и в помине; проводники-христиане вели бомбейцев по тропам через мирные рисовые поля и рощи кокосовых пальм. За войском плелся караван носильщиков, нагруженных провиантом, снаряжением, палатками и имуществом офицеров. Не желая расставаться с привычным комфортом, офицеры захватили с собой жен, всяческую домашнюю утварь и даже собак и кур...

Чем дальше армия уходила от узкой полоски серого прибрежного песка, тем величественнее становилась природа. Потянулись цепи красных латеритовых холмов. Редкие пальмовые рощи начали уступать место густым джунглям, которые тянулись до самых подножий Западных Гат.

Край словно вымер. Хозяева рисовых полей и черных долбленок на берегах горных рек при виде красномундирного бомбейского воинства прятались всей деревней во главе со своими гаудами в окрестных чащобах.

— Вот так красота! — невольно вырвалось однажды у Джеймса. Он был очарован дикой прелестью этого края, созданного, кажется, для безмятежного счастья.

— Красота красотой, а ухо держи востро, — ворчал Сандерс. — Тут тебе не бомбейский променад...

Сандерс оказался прав. Когда они помогали команде кули растаскивать большой завал при входе в густую рощу, сбоку вдруг раздался гром копыт, и майсурские всадники с криком «Аллах-о-акбар!»[107] ринулись на отряд.

Джеймс едва не погиб во время этой неожиданной атаки. Он растерялся, выронил мушкет и кинулся в сторону. Но чья-то длинная рука ухватила его за шиворот и бросила на землю. А в следующий миг над Джеймсом птицей взвился на дыбы храпящий конь. Быстрый как молния удар клинка, который должен был развалить череп Джеймса, обрушился на соседа-йоркширца.

— Балда! — гаркнул Сандерс, выпуская его воротник.

Джеймс поднялся на ноги. Лицо у него было белее мела. Майсурцы галопом уносились прочь. Солдаты беспорядочно палили им вслед, и один из всадников мешком свалился с коня на землю.

Вместе со всеми Джеймс побежал к вражескому совару. Тот был уже мертв. Тюрбан слетел с бритой головы. По черной бороде и усам изо рта текли струйки крови. На военной блузе из грубого серого сукна расплылось красное пятно.

— Ну, поразевали рты! — важно сказал Сандерс, расталкивая молодых солдат, которые сгрудились вокруг убитого. Он наклонился над мертвецом, выдернул у него из-под рубахи узкую полоску материи и развязал узелок посередине. Оттуда посыпались золотые и серебряные монеты.

— Немного! — огорченно резюмировал Сандерс. Поиграв монетами на ладони, он словно невзначай сунул их в карман. — Видно давно жалованье получил, бородач...

Кроме йоркширца, погибли еще с десяток солдат. Явился пастор. Кули тотчас же принялись копать у обочины рисового поля братскую могилу для зарубленных, а солдаты двинулись дальше, озираясь по сторонам и держа наготове мушкеты.

В бомбейских казармах Джеймс успел наслышаться от бывалых служак о том, как ведутся войны в Индии. Однако рота Топсфилда не участвовала в разгроме Онора, и это была первая в его жизни стычка с врагом. Джеймсу становилось не по себе, когда он вспоминал, какими глазами смотрели солдаты на горстку монет, отнятую у мертвого совара. Помимо воли, он то и дело поглядывал на карман Сандерса — ему казалось, что карман полон крови...

— Что глядишь? — усмехнулся тот, перехватив взгляд Джеймса. — В другой раз не зевай — твое будет. Хочешь — бери пару монет. Мне не жалко.

— Не нужны они мне, — отвернулся Джеймс.

— А, понятно! — снова усмехнулся Сандерс. — Небось думаешь — вот ограбили покойничка. Так ведь из-за этих самых денег здесь война-то и идет, чудак-человек! В Лондоне, если тебя застукают в чужом доме, то посылают на галеры или в каменоломни. А здесь другое дело. Денежки эти еще знаешь как пригодятся!..

Джеймс молчал. Сандерс спас ему жизнь. Если бы не Сандерс, лежать бы ему вечно под пальмами у края рисового поля.

— Спасибо, Билл, — сказал он.

Сандерс махнул рукой:

— Ладно, сочтемся. В другой раз дурака не валяй — от всадника не убежишь. Нашел отца в Бомбее?

— Нет его там. Лет пять назад он подрядился лить пушки какому-то навабу, а где сейчас — неизвестно...

Сандерс пожал плечами.

— У меня таких забот, слава богу, нет. Моя почтенная мамаша подкинула меня в младенчестве на порог одной важной даме, а та определила бедное дитя в сиротский приют. Эгоистки, не правда ли?

Батальоны все ближе подбирались к могучим сизым грядам Западных Гат. Одна за другой следовали короткие стычки с майсурцами. Донимали солдат и вражеские ракетчики. Из-за какого-нибудь ближнего пригорка с визгом летел металлический снаряд, оперенный бамбуковыми прутьями. В головке снаряда сверкало острое лезвие. Попадание такого снаряда означало смерть или тяжелое увечье. Иные из ракет с треском взрывались, взметая пыль и мелкие камни.

К концу третьего дня, преодолев множество засек, волчьих ям, завалов из колючего кустарника и рогаток, отбив все наскоки майсурцев, бомбейская армия подошла к форту Хассангери, который запирал одноименный горный проход.

На штурм невысокого бруствера, которым был опоясан форт, пошли сорок второй батальон шотландцев-хайлендеров и батальон полковника Маклеода. Суровые и бесстрашные хайлендеры развернули свое знамя и под пронзительные звуки волынок и барабанный бой ударили в штыки. Напор их был столь страшен, что майсурцы в беспорядке отступили и укрылись за стенами Хассангери. Под бруствером остались лежать триста фигур в белом. В действиях защитников форта чувствовалась какая-то неуверенность...

Следующим утром, когда на фоне темных гор стали различимы контуры Хассангери, бомбейцы подошли к его стенам. Но, странное дело, из форта не доносилось ни звука. Жерла пушек слепо глядели на атакующих, но прислуги на стенах не было видно. Несколько смельчаков перелезли через стену, пропали на миг и появились снова.

— Никого нет! — кричали они.

И не таясь более, солдаты и сипаи с радостными криками бросились к форту, над которым вскоре взвилось британское знамя.

— Не знаю, что и думать, сэр! — пожимал плечами полковник Маклеод, вглядываясь с боевой платформы форта в глубь ущелья, по которому вилась дорога к Беднуру. — Пятнадцать пушек оставлены незаклепанными. Странно!

— Что ж, очень кстати, — сухо заметил генерал. — Скорее доберемся до Беднура. Вы, полковник, отправитесь со своим батальоном в обход по другой горной дороге...

Наблюдая за тем, как роты пятнадцатого гренадерского батальона начали втягиваться в узкое горло горного прохода, Мэттьюз сказал проводникам:

— Пойдете впереди. Хоть мы и братья по религии, а за обман — расстрел на месте. Понятно?

Проводники мялись. Добрая половина их погибла в пути от пуль метких майсурских стрелков. За каждым бдительно присматривало по нескольку английских солдат.

Проход был до отказа начинен естественными преградами и фортификационными сооружениями, но никакого сопротивления бомбейская армия не встретила. Без конца тянулись извилистые каменные коридоры, чисто вымытые недавними ливнями. Солдаты осторожно выглядывали из-за скал и гигантских валунов, осматривая очередное колено прохода. И лишь изредка навстречу им летели пули. Выстрелы громом отдавались в окрестных горах.

Горстки решительных людей было бы достаточно для того, чтобы намертво закупорить тесный горный проход, но дорога оставалась свободной.

Мэттьюз, который следовал за авангардом армии, только пожимал плечами — до гребня Гат было уже рукой подать, а там и майсурское плато...

Удивление генерала достигло предела, когда пятнадцатый батальон без боя занял Хайдаргарх — мощный форт на самом перевале. Хайдаргарх был окружен глубоким рвом, на стенах его стояло двадцать пять отличных пушек майсурской работы, но защитники его, не приняв боя, поспешно отступили к Беднуру.

Мэттьюз не мог остановиться. Подобно коню, который тащит тяжелый воз вверх по узкой улице, ему оставалось лишь идти и идти вперед. Положение было отчаянным — провиант был съеден, на каждого бойца оставалось по пять зарядов. Выступая к Беднуру вслед за бежавшими защитниками Хайдаргарха, генерал надеялся лишь на чудо...

И чудо действительно произошло. К Мэттьюзу явился обросший рыжей щетиной высокий англичанин в мусульманской одежде. На запястьях у него явственно виднелись следы наручников.

— Кто вы? — спросил его Мэттьюз.

— Дональд Кемпбелл, сэр! — отрапортовал тот. — Капитан войск Компании. Попал в плен к Хайдару Али со своим туземным батальоном.

— Это неважно аттестует вас, капитан.

— Что поделаешь, сэр. Война — все равно, что игра в бридж. Никогда не знаешь наперед, когда выиграешь и когда проиграешь... Между прочим, фаудждар Беднура послал меня вам навстречу со своеобразной дипломатической миссией.

— Шейх-Аяз? — удивился генерал.

— Он самый, сэр. Беднур будет сдан вам без боя, если вы оставите Шейх-Аяза губернатором провинции...

— Странно. Мы не раз предлагали ему весьма приличные условия, и без всякого результата.

Капитан Кемпбелл объяснил:

— Шейх-Аяз знает о том, что Типу смертельно ненавидит его — любимчика Хайдара Али. А Хайдар Али мертв. В этом все дело.

— Скажите, а много ли сил у Шейх-Аяза? Имеет ли смысл вступать с ним в сделку?

— Около полутора тысяч опытных сипаев, сэр. Причем добрая половина их служила раньше в войсках Компании. Решившись сдать вам Беднур, он разослал по провинции части, наиболее верные Хайдару Али. Поэтому вы и не встретили сопротивления у Хайдаргарха. Но Беднур — крепкий орешек, сэр. Город опоясан прочными стенами. В центре его — мощная цитадель. Шейх-Аяз просил особо подчеркнуть это в разговоре с вами...

Судя по словам Кемпбелла, в Беднуре было множество провианта и боеприпасов. Там имелись обширные казармы. Война до сих пор обходила стороной этот город, населенный богатыми купцами и ремесленниками. И генерал принял решение:

— Хорошо, капитан. Поезжайте обратно в Беднур и передайте Шейх-Аязу, что я принимаю его условия. Надеюсь, вам не грозит опасность?

Капитан усмехнулся:

— Никак нет, сэр. Моя персона бесконечно дорога Шейх-Аязу. Я ведь крупный козырь в его игре!

Капитан Кемпбелл и его провожатые ускакали в Беднур. Вслед за ними двинулась и армия Мэттьюза. Батальоны шли среди величественных лесов, теряясь в них, словно муравьи, которые двинулись походом на соседний муравейник. По обеим сторонам дороги громоздились вековые деревья с подлеском, пробиться сквозь который было под силу разве что слонам. Густые дождевые тучи и раскидистые кроны лесных гигантов совершенно закрывали небо. Недаром говорили арабские купцы, которые издавна наведывались в эти места, что можно прожить год в Беднуре и ни разу не увидеть солнца.

Из чащи леса и с вершин окрестных скал с досадой и страхом глядели на бомбейскую армию крестьяне окрестных деревень. Уходило драгоценное время. Словно путешественникам на корабле, отправляющимся в дальнее плавание, крестьянам нужно было запастись провиантом на те шесть месяцев, в течение которых в этих краях свирепствуют муссонные ливни. А до этого времени оставалось совсем немного...

Наконец, усталая и голодная армия Мэттьюза доплелась до Беднура. При виде ее с городских стен не загремели майсурские пушки, не взвились боевые зеленые знамена. Ворота Беднура широко распахнулись, и оттуда навстречу Мэттьюзу выехал сам фаудждар Шейх-Аяз в сопровождении немногочисленной свиты и рыжего капитана Кемпбелла. Шейх-Аяз сошел с коня, изогнул свой стан в низком поклоне и с вымученной улыбкой на необыкновенно красивом лице произнес:

— Добро пожаловать в Беднур, генерал-сахиб! Все, что есть в городе и форте, принадлежит доблестным войскам Компании! Милости просим!

Генерал, который стоял под знаменем перед строем своих батальонов, ответил фаудждару милостивым кивком.

В нелепом положении очутился Шейх-Аяз! Он мог бы в пух и прах разбить зарвавшегося противника, но вместо этого без боя сдает ему сильнейшую крепость Декана, которая могла бы выдержать многомесячную осаду. А все потому, что нет больше в живых могучего Хайдара Али, который усыновил его — отпрыска мятежного палаяккара Чаркола. Не иначе как сам шайтан дернул его за язык, когда он проговорился однажды, что, если будет на то воля Аллаха, так не Типу, а он сам сядет на маснад Майсура!..