Лев Майсура

Пиверон де Морла потирает руки

Захватив в плен армию Мэттьюза, Типу спустился к Аравийскому морю и осадил Мангалур.

На Малабаре свирепствовали ливни невиданной силы. С неба низвергались гремящие водопады, и по целым дням нельзя было высунуться наружу. По всему побережью вспухли топи и болота. Земля расступалась под ногами. Кругом валялись вздутые трупы лошадей и тягловых быков, распространяя тяжкий смрад. Безнадежно отсыревал порох. Трудно было подвозить провиант и боеприпасы. Среди сипаев было много больных.

Однако, несмотря ни на что, тупорылые мортиры с тяжкими вздохами швыряли на крыши Мангалура камни весом до полутораста фунтов. При падении камни крушили все вокруг, раненым и убитым не было числа. А у пробоин в стенах крепости то и дело появлялись из-за ливневых завес штурмовые майсурские колонны. Сущий ад был в Мангалуре!

Гарнизоном Мангалура командовал майор Кемпбелл — опытный офицер, человек незаурядного мужеста. Кемпбелл ясно видел, что развязка приближается. Все труднее становилось сдерживать напор майсурцев и французов. Однако нежданно-негаданно фортуна повернулась к нему лицом.

На пятьдесят шестой день осады майор выстроил весь свой гарнизон. Трижды рявкнули в пасмурное небо английские пушки. Солдаты и сипаи трижды прокричали «гип-гип-ура!» Майсурцы были повергнуты в изумление — что за причина для торжеств?

Вскоре, однако, все стало ясно. Без всякого предупреждения французы оставили свои позиции и отошли в сторону. Снялись и французские батареи. Более того, французы тотчас же прочно окопались неподалеку, фронтом к майсурцам. Коссиньи очень боялся, как бы Типу не ударил по его отряду. Такая возможность не была исключена. У Коссиньи было гадко на душе — столько лет он воевал вместе с майсурцами, и вдруг — на тебе! Но таков был приказ Пиверона де Морла — французского посла при ставке Типу Султана.

А у Пиверона де Морла хватало забот. Когда он потребовал свидания с майором Кемпбеллом, тот впустил его в крепость, даже не завязав ему глаза. Кемпбеллу было уже известно, что французский посол явился с вестью о мире между Англией и Францией. Отсюда и торжественное построение гарнизона, и салют.

Когда же завитой, словно пудель, посол явился объясняться с Типу, ему было трудно смотреть в глаза майсурскому властелину.

— Увы, ваше величество, это факт. В Европе — мир! — разводил посол руками. — Пришлось остановить военные действия...

Типу был взбешен. Французы никогда еще не обращались с ним столь бесцеремонно. Приближенные с опаской глядели на Типу, расхаживающего по палатке. Ни дать ни взять — разъяренный тигр: за медленными, пружинящими шагами того и гляди последует страшный прыжок. И один Аллах знает, чем кончится дело...

— Не потрудились даже сообщить мне, своему союзнику, о сепаратном мире с противником! А ваши клятвы о победной войне до конца? Все ложь!

— Обстоятельства, ваше величество... — бормотал посол. — Как было договорено, маркиз прибыл с армией...

— Чтобы тут же заключить мир с Компанией? За хлеб и соль Майсура вы расплачивались одними обещаниями! Сколько их пришлось выслушать моему отцу и мне! Десять тысяч закаленных в битвах французских солдат! Деньги! Военные инструкторы! Пушки! Или маркиз полагает, что необязательно считаться с Майсуром? Или Майсур для него — разменная монета в крупной игре?

Пиверон де Морла был в болыном затруднении. Что тут возразишь? Маркизу в самом деле наплевать на Майсур. Он жаждет мира между Майсуром и англичанами, чтобы последние вернули ему французские владения на Декане. Прижимая ладони к груди, посол изворачивался как мог:

— Война чересчур затянулась, ваше величество. Франции нужен мир. Да и всем — разве вы не хотите мира?

— Верно! Но союзнические обязательства? До падения Мангалура остались считанные дни. И мы бы покончили с господством Компании на Декане...

Посол снова развел руками.

Типу не скрывал презрения к бывшим союзникам. Опять срываются завещанные Хайдаром Али планы изгнания ангрезов из Декана. Этот трусливый маркиз! Он даже не постеснялся прислать ему письмо с советом заключить мир с ангрезами! Наглец!

— Что ж! Когда союзник покидает поле битвы, ничего не остается, как воевать в одиночку...

Однако Пиверон де Морла был искусным дипломатом. Маркиз прозрачно намекал в письме, что в случае быстрого заключения мира между Типу и англичанами он не видит лучшего кандидата на пост губернатора Пондишери, чем Пиверон де Морла! При одном воспоминании об этом намеке посол проявил необыкновенное красноречие.

— О! К чему такие слова, ваше величество! Поверьте, маркиз не в силах преступить повеления христианнейшего короля Франции. Но что, как не лучшие чувства, диктует ему сообщить вам о том, что против Майсура затевается новая война? Наши резиденты сообщают из Пуны и Хайдарабада, что англичане сколачивают против вас коалицию. Новая война с маратхами и низамом, в которую непременно ввяжется Компания, может оказаться для вас гибельной! — посол сделал широкий жест. — Оглянитесь вокруг, ваше величество! Есть ли у вас еще друзья на Декане, кроме французов? Заключите мир. Наберитесь новых сил. Этот мир не разрешит старых споров Англии и Франции. Мы поможем вам обучить армию на европейский манер. Король и Франция будут всегда на вашей стороне в вашей справедливой борьбе с англичанами.

Пиверон де Морла приберег этот последний аргумент под самый конец разговора. Он помнил о наказе маркиза: испытывая личную неприязнь к Типу, де Бюсси тем не менее не желал гибели Майсура. Разбей англичане Типу, силы английской Ост-Индской компации на Декане сразу же удесятерятся...

По лицу Типу Пиверон де Морла видел, что говорил не напрасно. Посол откланялся.

Никогда еще Типу не чувствовал себя столь одиноким. Ангрезы многочисленны и деятельны. Их войска заняли незащищенный Карнатик и подбираются к горным проходам. Вскоре они могут оказаться под Шрирангапаттинамом. На берегах пограничной реки Кришны неспокойно. Там шныряют крупные конные отряды маратхов. Опытные вакили шлют из Махараштры и Хайдарабада письма о военных приготовлениях против Майсура.

Через слюдяное окошко шатра Типу смотрел на вспененное неприветливое море. В гуле его слышалась угроза. Серые тучи то и дело низвергали на море и землю потоки воды. Сипаи тогда бросали пушки и спешили к укрытиям. Пока он возится у Мангалура, на плато Декана с часу на час могут явиться ангрезы. А тут еще заговор в столице, предательство Касыма!

Был созван военный совет. Рассказав о состоянии дел, Типу потребовал у приближенных ответа: как быть — воевать или согласиться на мир?

— В Мангалуре положение тяжелое, хазрат, —вздыхая, говорил Пурнайя. — Но и у нас не лучше. Много больных. Подвоза почти нет. По всему побережью замерла торговля. Казна несет огромные потери. Ты не поступишься своей честью и честью Майсура, заключив мир с ангрезами. Мир расстроил бы опасную коалицию низама и маратхов.

Типу поглядел на Гази Хана — своего военного наставника времен молодости. Тот покачал седой головой:

— Ангрезы сейчас ослабли и поэтому науськивают на Майсур маратхов и низама. Так было всегда и при Хайдаре Али, да славится его имя! Лучше пойти на мировую...

То же самое говорили и остальные приближенные.

Ничего не сказал лишь сипахдар Мухаммад Али — фаудждар Малабара. Он больше молчал последнее время.

Положение создалось тяжелое. Мангалур защищает сильная армия, которая получает подкрепления с моря. А воспользоваться помощью опытных французских инженеров и артиллеристов было теперь невозможно.

— Неужели не видят маратхи и низам, что ангрезы натравливают нас друг на друга? Неужели не понимают, что, погибни Майсур, погибнут и они? Что с низамом? Или у него помутился разум? Или оба мы не мусульмане?

В голосе Типу слышалась горечь. Маратхи с вожделением смотрят на трон в Дели, на котором сидит бессильный падишах — пленник ангрезов и раджи Синдии. Дели для них — символ верховной власти в Индии, хотя он разграблен и почти дотла сожжен сначала Надир-шахом, а потом афганцем Ахмед-Шахом. А Майсур в их глазах — непокорный вассал. То же и низам, который чванливое свое презрение к Хайдару Али перенес на Типу. Он мечтает завладеть казной Шрирангапаттинама и тем вдохнуть новую жизнь в свое одряхлевшее государство.

Гази Хан словно подслушал мысли Типу:

— Низам жаждет мести, хазрат. А кто думает о мести, тот всегда живет прошлым и не умеет видеть будущего.

Участники военного совета заговорили наперебой:

— Вах! Хорошо сказал Гази Хан!

— Накличет низам беду на Хайдарабад...

— Ангрезы — первые советчики при его дарбаре[135]...

Слушая приближенных, Типу и сам понимал, что нужно идти на мир. Со всех сторон враги. Деканские владыки словно забыли о чести и рады вступить в сговор с общим противником. Траванкурский махараджа подкармливает батальоны Фуллартона и строит на границе с Майсуром мощную оборонительную линию. На Малабаре — восстания...

Не порвешь и с вероломными франками. В будущих неизбежных битвах с ангрезами они — естественные союзники Майсура. Надо слать вакилей к государям Турции, Ирана и Афганистана. За Гималаями лежит могущественное государство руссов. Руссы не всегда ладят с ангрезами. Без союзников — разорвут Майсур враги!

Типу решился. Через полмесяца после выхода французов из войны канонада у стен Мангалура смолкла и ветер отнес в горы пушечный дым. Смолкли боевые возгласы майсурцев, «гип-гип-ура» ангрезов и «хох» немцев. На берегу моря Типу встретился с майором Кемибеллом и подписал с ним перемирие. Майсурцы и англичане обменялись заложниками и стали ждать парламентеров из Мадраса для заключения мира.

Пиверон де Морла довольно потирал руки. Он был, по сути дела, главным посредником в заключении перемирия. Ему мерещились новые чины, титулы и звезды.

И потянулись дни перемирия — ни мир, ни война, — одинаково тяжелые для армии Ост-Индской компании и для Типу.