Нас ленинская партия вела... Воспоминания

Домой, домой!

Французская печать продолжала помещать разноречивые, порой нелепые сообщения из России. В то время, когда солдаты в массе своей выступали за мир, газеты кричали: «Фронтовики — за войну до победы!»

Но нам удавалось узнавать правду от товарищей, живущих в Швеции и Швейцарии. Мы напряжённо следили за борьбой в России, мысленно были там, каждый эмигрант социал-демократ стремился каким-то образом выехать на родину.

...В Россию! В Россию! Туда, где революция, она зовёт нас, она требует длительной, упорной борьбы, будут жертвы, муки, страдания... Надо ехать! Но как? С одной стороны «наши враги» — немцы, с другой — «наши союзники», которые если пропустят в Россию, то лишь некоторых, по своему усмотрению, тех, кто пообещает выступать за войну. Интернационалистам нечего было и мечтать о поездке в Россию через этот кордон.

И вот Ленин выехал с первой группой эмигрантов 27 марта 1917 года.

Теперь наш черёд. Вторая группа отъезжающих, в которой была я, собралась вечером в нашей библиотеке. Попрощались с провожающими — и на вокзал. Там снова прощания, крепкие рукопожатия, поцелуи, пожелания. Поезд трогается, увозя большевиков в Берн на сборный пункт. В первых числах мая мы покинули Швейцарию. Прощай, седой Монблан и ты, покрытая лесами, иссиня-чёрная Юра!

Мы в Цюрихе. После тихой, спокойной Женевы Цюрих кажется крупным центром. Пролетарии устраивают торжественные митинги в рабочих клубах. На следующий день, в воскресенье, громадный перрон был запружен рабочими, пришедшими с красными знамёнами приветствовать нас. Поезд стал отходить, все запели «Интернационал».

За каких-нибудь пять дней из южной, жаркой Швейцарии мы попали в страну холодных ветров, где население кутается в шубы и платки. Пробыв в Стокгольме три дня, двинулись дальше. Нас опять провожали тысячи рабочих со знамёнами, с пением «Интернационала». Наконец доехали до крайней северной железнодорожной станции Швеции.

Подъезжаем к Торнео, к России, к стране революции. «Здесь уж нас поприветствуют русские революционные солдаты», — думали мы. Но довелось разочароваться. Послышались недружелюбные выкрики:

— Большевики ехали через Германию, пусть едут обратно тем же путём!

Много неприятного пришлось выслушать от представителей Временного правительства. Нас грубо допрашивали, заставляли раздеваться, искали... Чего? Сами не знали. Затем погрузили в грязные, недезинфицированные вагоны...

Но радость пришла.

...Ночь. Все спят в нашем вагоне. И вдруг — шум, топот ног... Слышим голос:

— Товарищи! Скорее вставайте, приехали!

Все проснулись, заволновались. Видим, что к нашему поезду, стоящему на запасном пути, бегут рабочие, солдаты и матросы со знамёнами. Играет музыка.

Наконец-то мы в Питере, на Финляндском вокзале. Питерский пролетариат встречает нас!

Казалось, сердце не выдержит волнения. После четырнадцати лет подполья, тюрем, ссылок, эмиграции, слежки, скитаний по чужим странам открыто, свободно вернуться на родину.

От счастья кружилась голова...

Вместе со мной приехали более 250 человек, в том числе Луначарский, Мануильский и другие.

На Финляндском вокзале я увидела своих старых друзей. Пришла встречать нас и Вера Слуцкая, с которой я работала в Московском районе Петербурга в годы реакции.

Мы поспешили ко дворцу Кшесинской, в Петербургский комитет. Я ехала на линейке, запряжённой парой лошадей. В руках бережно держала развёрнутое Красное знамя.

Это было знамя Парижской секции большевиков, простое и скромное. В Париже на нём были вышиты буквы: «РСДРП». По пути на родину мы, женщины, вышили на этом знамени два лозунга: «Да здравствует социалистическая революция!» и «Да здравствует III Интернационал!»

Вместе с нами дорогое знамя прошло долгий, нелёгкий путь. Тем радостнее было держать его теперь как символ освобождения.

По всему городу, до самого дворца Кшесинской, где расположился штаб большевиков, мы проехали с этим знаменем, надеясь вручить его Центральному Комитету большевистской партии. У дворца увидели охрану: матросов, солдат и рабочих-красногвардейцев. Начальник караула проводил нас на второй этаж, в широкую, светлую комнату с окнами, выходящими на две улицы. Здесь помещался Петербургский большевистский комитет. Народу в комнате было много. Я сразу заметила В. И. Ленина, Я. М. Свердлова, К. Н. Самойлову, И. Ф. Арманд. Сердце моё опять радостно забилось. Дома! Теперь и я приехала домой!

Ко мне подошёл Свердлов, я отдала ему знамя. Это было совсем не торжественно, однако я почувствовала смысл и огромное значение происшедшего мгновения. Знамя Парижской секции в Питере! В сердце революции! В штабе большевиков!

Свердлов передал знамя Ленину. Владимир Ильич посмотрел на полотнище, сказал:

— С этим знаменем мы пойдём в бой за диктатуру пролетариата.

Он поинтересовался, как приехавшие устроились. Узнав, что мы прямо с вокзала, обратился к Свердлову:

— Во-первых, надо товарищей накормить, а затем... Я думаю, они сильно нуждаются в отдыхе. Не так ли? — обратился он ко мне.

Я выступила вперёд и заявила:

— Мы приехали не отдыхать, а работать, прежде всего работать, это — главное. Владимир Ильич. Прошу дать мне какое-нибудь поручение.

Теперь, вспоминая эту минуту, я понимаю, что была настроена слишком восторженно, мною руководил порыв. Лицо Ленина озарилось ласковой улыбкой.

— Работу дадим, не беспокойтесь, но с первой же минуты ринуться в бой для вас немыслимо. Отдохните, это вам сейчас нужно.

На следующее утро открываю газету «Русская воля» и вижу заметку о прибытии в Петроград из-за границы через Германию в «запломбированном» вагоне русских большевиков со знаменем, на котором якобы начертано: «Да здравствует Вильгельм III» Ещё через день в газете «Петроградский листок» какой-то борзописец, перепевая клевету «Русской воли», сообщил, что на большевистском знамени было написано: «Да здравствует Германия!»

— Не обращайте внимания, — сказали мне товарищи. — Буржуазные писаки всеми силами стараются очернить нас, не имея доводов против наших лозунгов, нашей программы. Перед вашим приездом они подняли страшный вой. Враги стараются любым способом оклеветать нас. Хотят восстановить против нас народ. Ничего у них не выйдет!

— У вас неважно с лёгкими, поедете в Москву, там климат для вас более подходящий, — распорядился Владимир Ильич. — Да и работы там непочатый край.

И я поехала в Москву.