Нас ленинская партия вела... Воспоминания

Одесское кровопролитие

На следующий день после похорон Вакуленчука городские власти, напуганные ростом революционности масс, устроили небывалую кровавую расправу с народом, пытаясь таким образом напугать трудящихся, отвлечь жителей Одессы от надвинувшейся революции.

...Известной достопримечательностью города является грандиозная лестница, на самой верхней площадке которой стоит памятник Дюку — первому губернатору Одессы графу де Ришелье. Эта лестница так оригинально построена, что её ширина кажется одинаковой, откуда бы вы ни смотрели, а площадок не видно. Лестница эта соединяет с портом бывший Николаевский бульвар, на котором обычно прогуливались аристократы, местная буржуазия, постояльцы фешенебельной гостиницы «Лондон» и биржевые маклеры после заключения сделок за столиками в лучшем кафе Фанкони. Над лестницей предприимчивые коммерсанты открыли ресторацию с музыкой. Вечерами здесь гремели вальсы, фокстроты, чарльстоны, песенки бесшабашных куплетистов. Днём на лестнице гуляли матери с детьми.

В тот ещё не знойный, но уже по-летнему тёплый июньский день ярко светило солнце, синее море сливалось вдали с таким же синим и прозрачным небом. Изумрудными казались кроны деревьев в садах и парках города. В такую отличную погоду не хотелось сидеть дома. Лица прохожих были спокойны. Как и в предыдущие дни, с самого раннего утра устремился к порту трудовой народ Одессы. Тысячи молодых людей, стариков, женщин с детьми сходили с лестницы, чтобы поближе разглядеть это чудо — военные корабли на рейде с развевающимися красными флагами.

А мне, наоборот, нужно было срочно попасть в город. Я задержалась внизу лестницы, разглядывая прибывающую толпу. Я была очарована этим зрелищем, этим единым порывом тысяч одесситов. Но меня ждали в городе, я стала медленно продвигаться наверх, шаг за шагом, по краешку лестницы, чтобы не мешать людям. Подымаясь всё выше, я оглядывалась туда, где ширилась панорама моря. К мятежному кораблю продолжали подплывать одесситы на катерках, яхтах, шлюпках. Они приветствовали моряков, передавали им хлеб и фрукты, шутили и произносили пылкие речи. Я знала это и представляла радость тех, кто находился у самого борта «Потёмкина».

А солнце плыло уже в зените, казалось, оно ликовало вместе с людьми, играя ослепительными бликами на лёгкой морской зыби. Никто не предполагал, что с минуты на минуту здесь, на лестнице, разыграется кровавая трагедия...

Но что это? Почему верхнюю ступеньку лестницы во всю ширь заняли солдаты с винтовками в руках? Они оттеснили народ, вступили на лестницу. За ними показалась вторая шеренга. Печатая шаг, солдаты стали спускаться вниз. Послышался визгливый окрик молоденького офицера:

— Рррразойдись, кому говорено? Разойдись!

Никто ничего не понял. Люди, и я в том числе, никак не могли себе представить, что вот сейчас, среди тёплого солнечного дня, из этих направленных на нас винтовочных стволов грянут залпы, полетят смертоносные пули...

Недалеко от меня, ближе к середине ступеньки, шёл не спеша пожилой человек в изысканно аккуратном светлом костюме, в пенсне, с модной тросточкой в руке (я обратила внимание на узорчатый серебряный набалдашник). Только что он отдыхал на площадке лестницы, опершись на свою трость, задумчиво глядя на море. Может быть, он жалел, что годы ушли и он уже не может по-молодому принять участие в происходящем, в зарождении новой, свободной жизни? А может быть, ворчал, осуждал всех нас, ликующих, кто знает? В Одессе, особенно в праздничные дни, часто можно было встретить на улице такого старичка. Даже бедный человек хранил единственный выходной костюм для такого случая.

Вдруг — залп из винтовок. Началась паника, шум, крики. Люди падали на ступеньки лестницы к ногам солдат, те перешагивали через корчившихся в муках раненых и неподвижные тела, шли дальше, по команде заряжая винтовки и стреляя, оставляя за собой человеческое горе, жгучую ненависть беззащитных людей и смерть... Лёгкие дымки, такие же неправдоподобные, как и всё происходящее, вылетали из стволов винтовок и таяли, словно облака.

Пожилой человек снял пенсне, вновь одел, осмотрелся, видимо не понимая, зачем всё это. Увидев офицера, он закричал:

— Послушайте! Что это такое? Как смеете?!

В этот момент пуля пробила ему голову. Отлетела трость с серебряным набалдашником, хрустнули стёклышки пенсне под ботинками мечущихся людей... Вот подошли солдаты, один из них перешагнул через труп старика, пошёл дальше...

Ужас охватил людей, они не знали, куда бежать, где укрыться от смерти. Я вместе со всеми побежала вниз, у одной из площадок было расположено какое-то учреждение, обнесённое высокой металлической оградой. Я заметила, что в одном звене железные прутья изогнуты, очевидно здесь не раз лазили мальчишки, промежуток в решётке достаточный, чтобы просунуть голову. Расцарапав лицо, оборвав пуговицы, я протиснулась через решётку. И тотчас вслед за мной, спасая жизнь, ринулись другие люди.

А за оградой продолжалась кровавая бойня. Белые ступеньки величественной лестницы покрылись трупами, обагрились кровью ни в чём не повинных людей. Солдаты спустились в порт, и там продолжали неумолимое движение, стреляя на ходу из винтовок, вдоль быстро пустеющих причалов...

Расправа с мирным населением на одесской лестнице и в порту свидетельствовала о том, что власти решили перейти в наступление. Они объявили Одессу на военном положении. Нужно было и нам определить тактику в новой обстановке.

— Действовать решительно! — настаивали в горкоме Гусев, Левицкий, Ярославский и другие большевики. — Сейчас, когда войска колеблются, следует вооружить рабочих, высадить десант моряков и под прикрытием орудий броненосца занять город.

Но в горкоме к тому времени было засилье меньшевиков, они уговаривали:

— Погодите, не ищите геройской смерти, подоспеет вся эскадра, она, без сомнения, перейдёт на сторону революции, тогда уж наверняка...

Часы проходили в спорах. Была образована объединённая комиссия — из большевиков, меньшевиков, бундовцев. Но и она не могла прийти к единому мнению.

Между тем реакция собирала силы. Командующий войсками, видя, что гарнизон ненадёжен, телеграфировал военному министру, просил прислать в Одессу дополнительные войска. До их прибытия в гавани, на Николаевском бульваре, на других высотках вдоль берега моря, чтобы не допустить десанта матросов-черноморцев, были спешно установлены батареи орудий.

С каждым часом увеличивались военные силы царизма. Вот уже на улицах Одессы демонстративно маршируют прибывшая из Тирасполя артиллерийская бригада, драгунский полк из Белец, пехотный полк из Екатеринослава, три полка из Бендер...

Командующий Черноморской эскадрой вице-адмирал Кригер получил из Санкт-Петербурга приказ расправиться с восставшими кораблями, любым способом подавить мятеж, вплоть до расстрела и потопления красных кораблей.

Осмелела и наша одесская полиция, начала устраивать провокации, чтобы разгромить революционные силы. В порту шныряли шпики, появились банды черносотенцев. Увеличилось число пьяных, они бесчинствовали, пугали граждан.

— В чём дело? Кто их снабжает вином? — спросила я одного грузчика.

— Разве вы не знаете? Бандиты громят винные склады, раздают бутылочки всем, кто пожелает, вот и дебоширят.

— А полиция?

— Она заодно с ними.

Особенно страшно было, когда дебоширы подожгли один из винных складов. Пожар перекинулся на другие помещения, к полуночи весь порт был в огне. Словно черти в аду, метались меж огней пьяные компании, орали песни, бросались бутылками.

И тогда якобы для наведения порядка полиция и войска оцепили порт, начали облаву. Вместо дебоширов они арестовывали рабочих. Мы пытались организовать дружины самообороны, но, едва появлялась хоть маленькая группа людей, полиция и войска встречали её пулемётным и ружейным огнём.

Связной передал указание горкома партии: всем агитаторам, пропагандистам, организаторам — любыми способами вырваться из горящего, простреливаемого порта и других опасных районов, прибыть в условленное место для обсуждения создавшегося положения. Под прикрытием ночи это удалось сделать, хотя и с большим риском для жизни. Меня, в частности, перевезли в безопасное место на баркасе.

В городе я узнала, что подобная расправа творится на Пересыпи, на Дальницкой улице, в других рабочих районах Одессы. Всю ночь на 16 июня гремели залпы, бушевали пожары, убитых и обожжённых насчитывалось более шестисот человек.

— Как же мы допустили такое? — с болью в сердце спросила я Левицкого. — Ведь вчера ещё солдаты в нас не стреляли...

Заседание объединённой комиссии горкома было весьма бурным. Горячо, страстно выступил Емельян Ярославский:

— Потёмкинцы готовы примкнуть к рабочим. Пусть бомбардируют военные объекты города, мы захватим арсенал, и через каких-нибудь два часа Одесса будет в наших руках. Зачем вы мешаете нам, господа меньшевики? С вами никак нельзя договориться. Ещё не поздно действовать, начнём хотя бы с Пересыпи, там сгруппироваться нетрудно. Есть основание рассчитывать, что и крестьяне ближайших уездов нас поддержат...

— Революция ещё не созрела, — утверждали меньшевики. — Вашего большевика Вакуленчука нет в живых, Матюшенко колеблется. Прапорщик Алексеев, избранный командиром корабля, боится за свою шкуру...

— А вы за свою! — не выдержал Гусев.

— Потёмкинцы неустойчивы, на них положиться нельзя, — продолжали меньшевики. — Революция не делается, а возникает сама по себе в процессе исторического развития. Сейчас продолжать движение не имеет смысла, бомбардировка лишь принесёт вред, обозлит власти...

Так как меньшевиков в комиссии было больше, чем нас, план большевиков был отвергнут. Наша ошибка состояла в том, что мы не вышли из этой комиссии, не порвали с меньшевиками, не обратились к массам с призывом начать восстание.

Не было с нами Ленина, он находился в Швейцарии. Узнав о восстании на «Потёмкине» с некоторым опозданием, он немедленно вызвал большевика М. И. Васильева-Южина и направил представителем ЦК в Одессу.

— Постарайтесь во что бы то ни стало попасть на броненосец, убедите матросов действовать решительно и быстро. Добейтесь того, чтобы был немедленно высажен десант. В крайнем случае не останавливайтесь перед бомбардировкой правительственных учреждений. Город нужно захватить в наши руки. Затем немедленно вооружите рабочих, самым решительным образом агитируйте среди крестьян. На эту работу бросьте возможно больше наличных сил одесской организации. В прокламациях и устно зовите крестьян захватывать помещичьи земли и соединяться с рабочими для общей борьбы. Необходимо сделать всё, чтобы захватить в наши руки остальной флот, — давал наказ В. И. Ленин.

Васильев-Южин срочно выехал в Россию. Он был ещё в пути, когда на одесском морском горизонте показались боевые корабли эскадры Кригера. Адмирал передал «Потёмкину» приказ сдаться. С броненосца ответили: «Явитесь к нам на корабль, а все суда эскадры пусть станут на якорь». Адмирал не явился.

Мятежный корабль оставил рейд, с развевающимся по ветру красным флагом он прорвал строй эскадры. Команды кораблей высыпали на палубы, приветствовали потёмкинцев криками «ура», офицеры побоялись помешать этому. Кригер повернул эскадру обратно в Севастополь. А «Потёмкин» больше в Одессу не вернулся. Приехав в город, Васильев-Южин его не застал...

Лишь через неделю после того, как броненосец ушёл из Одессы, полиции удалось навести свой порядок в порту. Но, несмотря на провокации, многочисленные аресты, наша организация продолжала действовать. Экипаж мятежного корабля — броненосца «Потёмкина» служил для нас примером героизма и стойкости.