Нас ленинская партия вела... Воспоминания

Сквозь строй

У меня до сих пор хранится тоненькая школьная тетрадь — мой неизменный спутник семнадцатого года. На её потрёпанных страничках кратко записаны события более чем полувековой давности. Загляну в неё сегодня — словно в калейдоскопе развёртываются предо мной дела того времени.

Читаю: «Собрание рабочих фабрики „Дукс“. Не забыть». Я не забыла его и буду помнить всегда. Оно произошло вскоре после событий 3 июля.

В одном из цехов гудела возмущённая толпа. С трибуны надрывным голосом призывал к порядку председатель завкома. На него никто не обращал внимания. Волнами прокатывалось движение в бурлящем море голов и плеч, люди спорили между собой. Вдруг по цеху пронёсся оглушительный звон: кто-то ударил несколько раз молотком по висячему железу. Толпа утихла.

— Так вот, — сказал председатель, — мы выбрали в Московский Совет Белова, Чадушкина, Иванова, а они проголосовали за наступление на фронте и скрыли это от рабочих...

С разных концов цеха кричали:

— Отозвать!

— Переизбрать соглашателей! — крикнул большевик Веселов, и его поддержали другие.

— Белов и Чадушкин — эсеры, Иванов — меньшевик, вот они и гнут свою линию. Отозвать!

— Зачем отзывать! Ребята — наши! Свои, рабочие. Чего там, исправятся, — послышалось с другой стороны.

Я предвидела борьбу и заранее попросила бывших рабочих фабрики «Дукс» большевиков Ганчукова и Григорьева присутствовать на митинге. Ганчукова мы рекомендовали на пост председателя райсовета, он там показал себя очень хорошо в борьбе с эсерами и меньшевиками, сделал Совет большевистским. Член райкома Григорьев был начальником штаба Красной гвардии.

Рабочие вначале их не заметили, они стояли со мной в сторонке. Слушали спор, в котором участвовали сотни людей. Увидев, что усиливаются эсеро-меньшевистские выкрики, они пробились к трибуне. Григорьев первый взял слово. Толпа притихла.

— Буржуи хотят воспользоваться нашей революцией и вместо царя сесть нам на шею. Они организуют свою милицию вместо полиции, — говорил Григорьев. — Мы выбрали свою рабочую милицию. Почему дирекция завода отказывается оплачивать наших выборных? Им не нравится, когда оружие в руках рабочего класса, вот почему! На внешнем фронте хотят воевать с немцами и австрийцами, а на внутреннем — с безоружными рабочими. Так? — Люди молчали.

— Видно, что так. Теперь дальше. Почему дирекция не хочет установить минимум зарплаты? Почему тянет с этим? Предлагаю объявить забастовку, не работать до тех пор, пока не удовлетворят наши требования! Вот это и будет им наша война!

— Верно! Правильно! Чего там! Надо защищаться! — раздались возгласы.

— Это ещё не всё, — сказал вслед за Григорьевым Ганчуков. — В Питере вышли на мирную демонстрацию рабочие, солдаты, матросы. Временщики встретили их пулемётным огнём и ружейными залпами!

Крик возмущения прокатился по цеху.

— Бастовать! Всем на демонстрацию протеста! — призвали большевики, и народ хлынул вслед за ними на улицу.

Весть об июльской трагедии в Питере всколыхнула пролетарскую Москву, вызвала бурю протеста на заводах, фабриках, в воинских частях. Тысячи рабочих, солдат стройными рядами двинулись на Скобелевскую, ныне Советскую площадь, неся плакаты и транспаранты с лозунгами: «Вся власть Советам!», «Долой империалистическую войну!» Демонстранты пели:

И далее:

Контрреволюционеры предвидели это шествие, мобилизовали юнкеров и офицеров, призвали на помощь лавочников и охотнорядских молодцов из чёрной сотни, выставили шпалерами вдоль Тверской, других улиц и переулков свою «гвардию». Колонны демонстрантов шли буквально сквозь строй правительственных войск.

— Вот она, буржуазия, показывает своё истинное лицо, — сказал шедший рядом со мной в ряду Лихачёв. — Эти либералы уже не цепляют на себя красные бантики, как в феврале. Я не удивлюсь, если они возьмут в руки оружие, надо быть к этому готовыми.

Благовоспитанные господа в котелках и щегольски наряженные дамы старались расстроить ряды демонстрантов, пытаясь вырвать из наших рук плакаты с ненавистными им лозунгами, провоцировали столкновения.

— Разойдитесь! Куда идёте? Зачем? Расстреляют, как в Питере, — увещевали нас испуганные обыватели, шныряя по рядам.

А демонстранты шли и шли, через Скобелевскую площадь, туда, где помещался Московский комитет партии большевиков. Там их встретили члены комитета. Они предупреждали, что время для решительного выступления ещё не пришло, но оно скоро-скоро настанет.

— Сами ничего не предпринимайте, на провокации не поддавайтесь, ждите сигнала товарища Ленина! — говорили нам.

Читаю в тетрадке:

«Бутырский райсовет присоединился к требованию питерских рабочих о передаче власти Советам, вынес резолюцию о недоверии Временному правительству».

«Общерайонное собрание в Народном доме также потребовало перехода власти к Советам».

«На фабрике „Дукс“ и других предприятиях — митинги протеста против введения Керенским смертной казни на фронте...»

После июльских дней размежевание сил заметно ускорилось. Вот ещё одна запись в тетрадке о смотре наших сил, ещё об одном районном партийном собрании в августе 1917 года. На собрании восемьдесят шесть представителей тридцати партийных организаций выступали с рапортами.

Прохоров говорит, что парторганизация Военно-артиллерийского завода насчитывает триста человек, а сочувствуют ей более половины рабочих. В завкоме теперь сплошь большевики. На организацию партийной типографии собрано свыше двух тысяч рублей.

Григорьев с фабрики «Дукс» сообщает: у нас девяносто большевиков и около трёхсот сочувствующих...

— На заводе Суздальцева тридцать большевиков, сто сочувствующих. На «Изоляторе» двадцать большевиков, — рапортуют товарищи.

Коммунист с завода Ильина молчит, насупился. Я обращаюсь к нему:

— Что у тебя, товарищ Васильев?

— У нас не всё ладно, товарищ секретарь, — отвечает Васильев. — У нас всего двенадцать большевиков, и ведётся отчаянная травля, мы вынуждены работать подпольно. Конечно, духом не падаем, уверены, что наша возьмёт, а всё-таки врагов со счетов не сбросишь...

Подводим общие итоги:

— Число сочувствующих растёт с каждым днём, в большинстве завкомов большевики занимают прочные позиции.

Читаю в старой тетрадке строки:

«Общерайонное партсобрание. Не посылать Ильича в суд!»

Мы вынесли резолюцию против травли большевиков, против кампании лжи и клеветы, против требования Временного правительства о привлечении к суду Владимира Ильича. «Просим Вас, дорогой наш товарищ Ленин, не идти на суд буржуазии», — писали мы в приветствии вождю.

Когда горком получил резолюции VI съезда партии, к большевикам нашего района приехал секретарь МК Лихачёв. Он рассказал о решениях съезда, о том, как обсуждался вопрос о явке Ленина в буржуазный суд. Посыпались вопросы:

— Где сейчас товарищ Ленин?

— Хорошо ли его укрывают и охраняют?

И реплики:

— Заманивают! Не надо поддаваться на их провокации, не пускайте Ленина в суд палача Керенского!

— Моё предложение, товарищи, — встал Прохоров, — давайте напишем самому Ильичу, предупредим его, чтобы он ни в коем случае не являлся на суд, а товарищ Лихачёв пускай передаст это письмо, он уже найдёт способ...

И коммунисты района стали составлять послание Ленину...