Нас ленинская партия вела... Воспоминания

Учиться, учиться!

2 октября 1920 года открылся III съезд комсомола. Я узнала, что на нём предполагается выступление Ленина, и решила обязательно побывать там. Для этого лишь следовало присоединиться к делегации моего района. Сама я ещё была относительно молода, ведь при желании в тридцать три года можно горы ворочать. Потому в душе я чувствовала себя комсомолкой.

Прекрасны были отношения юношей и девушек, вступивших в комсомол в двадцатые годы! На их долю выпали тревоги и опасности гражданской войны, тиски голода и разрухи. Но им помогала большая, открытая, искренняя, неповторимая для каждого коллективная дружба, приносящая радость.

Как жаль, что в мои шестнадцать лет не было комсомола! Вступив в партию я сразу ушла в подполье, порой зная лишь троих — пятерых товарищей, — ведь нам беспрерывно приходилось остерегаться врагов, провокаторов.

А юноши и девушки двадцатых годов сражались плечом к плечу в отрядах ЧОНа и Красной Армии, шли на борьбу против разрухи, пели звонкие песни в комсомольских клубах. Я любила быть вместе с этой молодёжью.

И вот комсомольский съезд! Сияющие лица, радостные встречи, гомон, массовые песни, энтузиазм, который выплёскивался через край...

Я шла по Москве с комсомолией своего района, вспоминала недавние бои, радовалась тому, что Москва наша — красная, Советская. А то, что не было ещё асфальта и высотных зданий, метрополитена и троллейбусов, огромных жилых массивов, и спутников — всего, что появилось в последующие годы, нас не очень огорчало. Всё это ещё впереди...

Приезжие ребята устроились в третьем доме Советов, широком, приземистом здании. Шумные комсомольцы-делегаты заполнили его коридоры и комнаты. Они получали по осьмушке хлеба, чай с сахарином, суп и жаркое из воблы и ещё что-то, обозначенное в меню как сладкое. Подкрепившись, спорили о чём-то шумно и весело, а собравшись в зале заседаний, запели разное: кто про кузнецов, дух которых молод, кто задорную про попа Сергия. Но никто не мешал друг другу.

Съезд состоялся в помещении Коммунистического университета им. Я. М. Свердлова, в доме 6 по Малой Дмитровке, где теперь театр имени Ленинского комсомола.

Зал был переполнен. Заняты все проходы. Люди сидели на подоконниках, стояли вдоль стен. Самые энергичные ребята взобрались на сцену. Их просили уйти, но они делали вид, что не слышат.

Всюду виднелись серые шинели и чёрные кожанки. Гардероба не было, большинство делегатов сидело в верхней одежде, в папахах и кепках.

Вид у всех был боевой — ведь многие делегаты только что прибыли с фронтов или готовились отправиться на фронт. Немало было участников продотрядов. Мужественные, исхудалые лица, вихрастые чубы, крепкие, ловкие руки...

Мои ребята устроили меня в уголке, недалеко от сцены, и я сразу увидела Владимира Ильича. Вот ведь виделись не раз, всё равно сердце как-то встрепенулось от одного предчувствия: что-то сейчас будет! Он был в своём тёмном пальто с чёрным бархатным воротником. Уже за кулисами Ленин, улыбаясь, здоровался с членами президиума. Ребята ждали его у дверей, но Ленин приехал так внезапно, прошёл на сцену так быстро, что дежурившие не успели опередить его. Находившиеся в зале заметили оживление на сцене и поняли: приехал! В едином порыве все зааплодировали, закричали:

— Ленин! Ленин! — и дружно по слогам: — Ле-нин! Ле-нин!

Владимир Ильич пробирался сквозь ряды делегатов к столу президиума, на ходу снимая пальто. Вот он положил пальто на стул, достал из кармана пиджака листок бумаги, очевидно конспект речи, хотел начать, но овация не прекращалась. Комсомольцы неистово аплодировали, выкрикивали на разные голоса в одиночку и группами что-то своё, дорогое, заветное, идущее от самого сердца.

Несколько раз оборачивался к президиуму Владимир Ильич, прося утихомирить аудиторию. Председатель заседания поднял над головой колокольчик, начал усиленно звонить. Но и этот звон тонул в шуме овации. Ленин стоял в ожидании, делая правой рукой, в которой был конспект речи, успокоительные жесты. Это не помогало.

Тогда он вынул часы, показал на них.

Председатель, перегнувшись через стол, крикнул так громко, что и я услышала:

— Владимир Ильич! Как объявить ваше выступление? Доклад о международном положении? Доклад о текущем моменте?

Ленин приложил ладонь к уху, председатель повторил вопрос. Владимир Ильич отрицательно качнул головой:

— Нет, нет... Не то... Я буду говорить о задачах союзов молодёжи. Но объявлять это — лишнее. Да, да, лишнее.

Ленин решительно поднял руку, все замолчали. И он начал говорить.

Председатель заседания так ничего и не успел объявить. Он опустился на своё место, стал слушать, подперев голову рукой, казалось, забыв всё на свете, кроме того, что говорил Владимир Ильич.

Ленин говорил так спокойно и просто, как будто давным-давно беседует со съездом.

Я стояла в толпе молодёжи, переживая то же самое, что и они, хотя знала Ленина давно. Я кричала и аплодировала вместе с делегатами, находясь в счастливом состоянии великого сердечного порыва. Потом я следила глазами за Владимиром Ильичём, за тем, как осторожно он расхаживал по крохотному свободному пространству сцены, и физически чувствовала, как он должен напрягать своё внимание во время речи, чтобы не наткнуться на сидевших ребят. И для меня были неожиданными слова, произнесённые им на съезде комсомола:

— Задачи молодёжи вообще, союзов коммунистической молодёжи и других молодёжных организаций в частности можно было бы выразить одним словом: они состоят в том, чтобы учиться.

Да, да, надо учиться! Я видела недоумение на лицах делегатов. Многим казалось, что Ленин вспомнит, как били белых гадов, интервентов, и призовёт дальше сражаться с врагами, а он — учиться... Но ведь это сказал Владимир Ильич! И как сказал! Строго, внушительно! Ленин сказал, что надо учиться коммунизму, что коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество.

Он сделал паузу, и в зале стало тихо-тихо. Все думали. И я тоже вспомнила мою неуёмную жажду знаний: как я начала учиться ещё в первых кружках, училась в тюрьмах, в эмиграции, читала запрещённые книжки в подполье и вот теперь снова мечтаю об учёбе после долгих напряжённых лет борьбы... Как должна быть счастлива эта молодёжь, которую вождь партии и всех трудящихся призывает браться за книжки! Они будут учиться открыто, не боясь полиции, никого не страшась, и государство ещё обеспечит их стипендиями!

Делегаты были возбуждены. Я следила за тем, как молча, сверкая горящими глазами, писали они записки, передавали в президиум. Ленин, не прерывая речи, принимал их, клал или в карман, или на угол стола.

— Мало того, что вы должны объединить все свои силы, чтобы поддержать рабоче-крестьянскую власть против нашествия капиталистов, — продолжил Ленин. — Это вы должны сделать. Это вы прекрасно поняли, это отчётливо представляет себе коммунист. Но этого недостаточно. Вы должны построить коммунистическое общество.

И эти слова Владимира Ильича взволновали меня. То, что казалось очень далёким, чего ждали долгие годы, — новая жизнь, радостная и счастливая, о которой мы мечтали, ради которой столько людей отдало жизни, казалась рядом, близко. Ленин заражал всех нас верой в грядущую победу коммунизма.

Потом Владимир Ильич деловито вынимал из кармана и раскладывал записки. Все делегаты неотрывно смотрели на него.

Вдруг Ленин забеспокоился, начал искать что-то, опустился на колено, заглянул под стол, под стулья...

— Что случилось, Владимир Ильич? — спросил находившийся близко Безыменский.

— Записку потерял, — ответил Ленин. — Хорошая была записка. Хороший товарищ писал. Ответить надо...

Все находившиеся на сцене стали помогать Владимиру Ильичу и нашли записку. Он поблагодарил.

Ленин обстоятельно ответил на записки, на устные вопросы. Он вышел из здания в сопровождении делегатов, которые потом стояли у парадного и смотрели вслед машине Ленина...