Первый год

ГЛАВА 13

Две недели ходил Виктор Петрович по квартирам своих ребят. Ставя в списке птичку против последней фамилии, учитель подумал: «Недаром они посылали меня «в народ»: теперь я начинаю понимать, что делать».

И Логов неожиданно быстро составил, как он чувствовал, вполне сносный план воспитательной работы с классом, чего не сделал бы прежде, не зная учеников и родителей. Когда он показал свои записки Геннадию Максимовичу, тот сказал:

— Для начала неплохо. У вас намечена работа со всем коллективом и в отдельности с каждым из ребят. Это правильно. А здесь что? «Формы перевоспитания некоторых родителей». Какой вы, однако, молодец! — Подвижное лицо Белова выражало сразу и одобрение, и удовольствие, и радость за первую удачу молодого учителя. — Откровенно говоря, даже старые педагоги, и те не всегда понимают, как это важно. А названия отдельных бесед вам следует продумать. Вот, например: «Как осуществить свою мечту». Хороший вариант, но не лучший. Если так: «Умейте», нет, «Учитесь мечтать!» Что?

— Да, кажется, лучше, — не очень охотно согласился Виктор Петрович.

— Понимаете, в чем разница? — ожидая возражений, с жаром продолжал Белов. — Во-первых, короче; во-вторых, заставит ребят задуматься: «Выходит, и мечтать нужно уметь… Как же научиться?» Ведь не всякая мечта хороша и не всякую мечту можно осуществить. Правильно? Мечтают же некоторые господа о войне, о мировом господстве. Но первое дико, бесчеловечно, а второму никогда не бывать. Наконец название «Учитесь мечтать!» активнее: оно звучит как призыв.

— Верно, верно! — воскликнул Виктор Петрович. — Как вы умеете доказывать и убеждать!

— Простой анализ, — скромно пожал плечами Белов. — А теперь пойдемте к Валерию Дмитриевичу: он хотел вас видеть.

Виктор Петрович вспомнил, как Заруцкий отчитал его при первом же знакомстве, и со смущенной улыбкой спросил:

— А он меня еще раз не выставит?

— Может, и нас обоих… — Веселые морщинки забегали по лицу Геннадия Максимовича. — Вы держитесь покрепче за меня.

Но заведующий учебной частью на этот раз был очень любезен.

— Здравствуйте, товарищи языковеды! Прошу, прошу! — зачастил он и, выхватив из шкафа толстую папку, передал ее Логову.

Виктор Петрович удивился, найдя в ней личные дела своих учеников.

— Теперь можете познакомиться с документами, — лукаво подмигнув Белову, продолжал заведующий учебной частью. — Это лишь дополнение к тому, что вы увидели своими глазами.

В самом деле, теперь Виктор Петрович совсем по-другому взглянул на так называемые «личные дела» своих будущих воспитанников. «Личные дела», если бы учитель начал с них, никогда бы не дали ему того ясного и верного представления о человеческих личностях, какое дали самые короткие встречи и беседы с живыми людьми. Читая характеристики, экзаменационные работы, табели успеваемости ребят, Логов увидел, что он знал об учениках гораздо больше, чем говорилось о них во всех этих документах.

В той же папке Виктор Петрович нашел групповую фотографию бывшего седьмого класса «В» с фамилиями на обороте. Среди выпускников не было только Степного и Гулько. Учитель часто разглядывал этот снимок и настолько изучил лица ребят, что при случае мог свободно узнать любого, даже того, с кем ему еще не удалось встретиться.

Закончив планы, Логов принялся за другую работу. В школьной библиотеке он пересмотрел все книги, журналы и брошюры. Нужные отобрал и целыми стопами носил домой. Читал обычно по ночам, многое выписывал или переносил в тетрадь названия и оглавления тех книг, которые могли пригодиться в будущем. Таким образом у молодого учителя составилась большая тетрадь-справочник по методическим и теоретическим вопросам, уже девятая по счету, кроме университетских конспектов. Словом, Виктор Петрович старался сделать все, чтобы прийти к ученикам не робким новичком, а твердым и умелым хозяином класса.

Но все, что делал молодой педагог, казалось ему мелким и недостаточным, потому что он еще не видел результатов своего труда.

В конце августа Логов получил несколько писем от родных и друзей.

Как приятно бывает взять в руки почтовый конверт, на котором знакомой или незнакомой рукой выведено твое имя! Ты еще не знаешь, о чем расскажут тебе неведомые строки, а уже волнуешься, уже кипишь и торопишься их прочитать, словно в каждом письме запечатано твое новое счастье.

Виктор Петрович вскрывал один конверт за другим. Родители писали, что дома без него, Виктора, стало пусто и скучно, что они ждут не дождутся его писем, и спрашивали, не сможет ли он приехать к ним хоть на денек. Университетские товарищи сообщали о дорожных впечатлениях, о новых людях и местах, задавали кучу вопросов.

У Логова была привычка: письма самых близких друзей читать последними.

«Родная!.. Ехать за тобой?.. Так это правда?!» — Логову вдруг показалось, что грудь его раздвинулась и стало в ней просторно и легко. Он услышал, как сердце, которое тоже как будто расширилось на всю грудь, забилось гулко и часто.

Переполненный нахлынувшим счастьем, Виктор Петрович весь этот день ничего не мог делать. Он дотемна бродил по городу, выбирая тихие закоулки, где не было прохожих, читал любимые стихи, напевал знакомые песни, улыбался и говорил сам с собой.

Когда учитель вернулся домой и лег в постель, ему вспомнилась последняя встреча со Светланой, накануне отъезда.

Логов зашел к девушке вечером и уже на пороге, через несколько комнат, услышал приглушенные звуки «Элегического полонеза»: Светлана грустила. Виктор, осторожно ступая, двинулся навстречу этой музыке и этой грусти, которые были до слез близки ему. Девушка продолжала играть, повторяя пьесу. А Логов как замер в дверях, так и остался стоять неподвижно. Но вот Светлана мягко взяла последние аккорды и уронила руки на колени.

— Играй, играй! Еще играй! — прошептал Виктор.

Девушка быстро обернулась, вскочила и подбежала к нему.

— Витя, ты здесь? Я так ждала тебя! — тоже шепотом говорила Светлана, и глаза ее радостно сияли.

Логов как будто проснулся. Выйдя из того сладкого оцепенения, которое навеяла на него музыка, он стал горячо и поспешно целовать милую, словно уже находился на перроне, у отходящего поезда, а Светлана провожала его. Виктор чувствовал на своем лице свежее дыхание девушки, прикосновение ее нежных пылающих щек и душистых волос к своим щекам. В эту минуту Логов, кажется, забыл обо всем на свете, кроме своего счастья. Но как ни странно, ему пришла мысль, что от него, наверное, пахнет плохим одеколоном, каким освежают в парикмахерских, и табаком, что Светлана, должно быть, слышит эти запахи и они неприятны ей.

— Все-таки завтра едешь? — спросила девушка с грустью и упреком.

— Да, уже билет взял, — ответил Виктор. — Работы много, Света, очень много работы.

— Понимаю, но неделю ты еще мог подождать.

— Если бы мог, разве бы я торопился. Поедем вместе! Квартиру мне должны дать. Я буду работать в школе, а ты — в больнице: медсестры везде нужны.

— Пока нельзя, Витя, маму жалко. Тяжело ей будет одной: папа недавно умер — и я уеду. Давай немного подождем.

— Пожалуй, ты права, — не сразу согласился Логов. — Я поеду, все устрою, тогда уже ты…

Так и решили. Они расстались на следующий день.