Первый год

ГЛАВА 42

Говорят, что школьные дни похожи один на другой. Это неверно. Сегодняшний день отличается от вчерашнего уже тем, что какой-нибудь ученик Иванов, сделав ошибку в понедельник, вторник и среду, не повторит ее в четверг; что сложная таблица Менделеева, бывшая для ребят загадкой в феврале, в марте представится им ясной и простой, как таблица умножения; что злостный хулиган, будораживший всю школу в начале учебного года, к концу его станет примерным учеником.

На детях особенно заметно, как быстро мчится неутомимое время. Они растут вместе со всей нашей страной, как наша страна растет вместе с ними…

Вихрем пролетела зима. На полях, правда, еще держался снег, еще гнулись под холодным ветром продрогшие деревья, и солнце скрывалось в облаках. Но где-то на юге, за синими туманами, уже зрели весенние дни. Пока неслышно, тайно весна пробиралась на север, начинала двигать живые соки сначала в корнях, потом в стеблях и ветках растений, наконец вливала их в набухающие почки. И вдруг лопались тугие почки, и крохотные листья и нежные цветы, как дети, радовали наши глаза своей новорожденной чистотой.

А весна все больше, все смелее переделывала мир. Вот она урезала долгую зимнюю ночь и дню прибавила света; вот распахнула над землей просторное молодое небо и солнечным ливнем затопила поля; вот ручьи превратила в реки, а реки сделала морями; лишь моря удержались в своих берегах.

Но зеленый апрельский разлив устремился дальше: он захлестнул кустарники, рощи, сады, юные лесопосадки и старые дремучие леса.

Чернели только вспаханные поля. Там, похожие на огромных жуков, с деловитым жужжанием ползали бесчисленные тракторы и бригадиры по-хозяйски замеряли свежие борозды.

Весна обходит всю землю. Но нет ничего краше нашей русской, советской весны! Так бывает, видимо, потому, что ежегодные весны дополняются у нас той неотцветающей, бессмертной весной, которую мы обрели осенью семнадцатого года.

Пришла весна и в шахтерский городок. Огромные терриконы по-прежнему курились; только синеватый дымок над ними побелел от пара: таял последний снег. На окраинах еще прилипала к ногам загустелая грязь, а шоссе и улицы в центре уже подсохли. Там, где не было асфальта и мостовых, виднелись недавно протоптанные дорожки. Выходя из дворов, они разбегались в самых различных направлениях. Но больше всего таких дорожек вело к школе.

Резвая детвора давно почуяла весну. Ребятам никак не сиделось в комнате: сначала они мастерили скворешни, прибивали их на деревьях или высоких шестах; потом, просыпаясь ранним утром, выбегали каждую минуту за дверь: не появились ли в дощатых домиках пернатые гости? И сколько было радости, сколько веселья, когда, наконец, в зеленый терем прилетала голосистая семья!

Когда же солнце высушило последнюю грязь, мальчишки стали бегать на «футбольное поле» где-нибудь на задворках или играли на дороге в лапту.

Девчонки чертили на асфальте классы, выбирали плоский камешек и, прыгая на одной ножке, умудрялись за несколько минут заканчивать десятилетку и попутно побывать в «раю».

Виктор Петрович рано освободился в школе и пошел домой не обычным кратчайшим путем, а окраинными переулками: хотелось хоть издалека взглянуть на весеннюю степь, хоть раз полными легкими вдохнуть ее целебного аромата. Но сделать это ему не удалось, потому что по дороге он встретил Геннадия Максимовича.

— О! Привет юному коллеге! — воскликнул Белов. — Вот кстати! Зайдемте ко мне на часок.

— Благодарю, но мне… сочинения вот нужно проверить, — возразил Виктор Петрович, указывая на раздутый портфель.

— Отставить сочинения! Отдыхаете же вы когда-нибудь?

— Трудный вопрос… Я давно собираюсь поговорить с вами, Геннадий Максимович.

— Вот и поговорим!

— Как-то так у меня получается, что я почти не отдыхаю. Сплю четыре, самое большее — пять часов…

— Ну, это уж слишком!

— Да, и все-таки времени не хватает. Я даже газеты читаю не каждый день.

— Вот что, Виктор Петрович, работа у нас, конечно, большая и трудная, но спать по четыре часа, повторяю, это уж слишком. Пойдемте, пойдемте! Поговорим.

Они свернули за угол. Впереди, на противоположной стороне улицы, стояло двухэтажное кирпичное здание.

— Вот тоже школа, — сказал Белов. — Сразу видно, что плохая.

— Откуда же это видно?

— А посмотрите: ни одного целого фонаря, деревья вон обломаны, двор запущен. Можно даже не входить в самую школу и сказать, какие в ней учителя, а значит — и ученики.

— Действительно. Я сразу не заметил.

Просторный отдельный дом Геннадия Максимовича находился в трех кварталах от школы. Во дворе прямо от ворот начинались аккуратные грядки. В глубине усадьбы, под старыми фруктовыми деревьями, виднелось несколько ульев.

— Хозяйствую вот помаленьку, — говорил Белов. — Надоест гнуться над тетрадками, так я в огород.

— Удивляюсь, как вы только находите время, — покачал головой Виктор Петрович.

Через веранду, заплетенную еще негустым, только начинающим выбрасывать листву виноградом, через коридор и кухню они прошли в большую светлую комнату. У одного окна стоял огромный письменный стол, на котором, однако, не поместились все тетради и книги. Они лежали и на подоконнике, и на стульях, и на старинной конторке, придвинутой к другому окну. Справа, вдоль стены, выстроились четыре книжных шкафа; слева, также вдоль стены, были поставлены кушетка, приемник и шахматный столик.

— У вас прекрасный кабинет! — сказал Виктор Петрович, подходя к шкафам с книгами. — И библиотека богатая.

— Что, что, а книги люблю, — улыбнулся Геннадий Максимович. — Да и как нашему брату без книг? Вы садитесь! Так, говорите, у вас времени для отдыха не остается? Какая же работа требует особенно много времени?

— Труднее всего сочинения проверять, — признался Логов.

— Да, это действительно трудная работа.

— Ведь пока перечитаешь их, пока выправишь все стилистические ошибки…

— Погодите, погодите! А кто вам сказал, что их все нужно выправлять?

— А как же? Ребята часто не могут найти нужные слова.

— Вот оно что! С вами есть проверенные работы?

— Есть. — Виктор Петрович достал из портфеля несколько тетрадей и передал их Белову.

— Так, так, — задумчиво говорил Геннадий Максимович, просматривая сочинения. — Ну, конечно! Я удивляюсь, как у вас остается для сна хоть четыре часа.

— А что?

— Это же не проверка, а полная переработка сочинений. Вы делаете то, что должны делать ваши ученики. Перестарались, одним словом.

Логов молчал.

— Почему вы раньше со мной не посоветовались? И я-то хорош! Эх, голова! — Подвижное лицо Белова выразило крайнее сожаление, потом стало строгим. — Так вот, Виктор Петрович, такую переработку, как ваша, можно делать в исключительных случаях, когда вы хотите показать ребятам, как следует править стиль. Вообще же неудачные фразы или не подходящие по смыслу слова только подчеркиваются. А дорабатывать или перерабатывать сочинения должны сами ученики. Признаться, я думал, что вы это знаете. В университетах, правда, методика преподавания почему-то не пользуется уважением. Научных работников готовят, как будто науку от практики собираются отделить.

Геннадий Максимович взял со стола кипу тетрадей.

— Смотрите, к чему я пришел в конце концов.

Логов с удивлением увидел, что в текстах сочинений не было исправлено ни одной не только стилистической, но и грамматической ошибки. Лишь на полях стояли редкие птички и змейки, указывающие, где и какие ошибки нужно искать.

— И находят? — спросил Виктор Петрович.

— Почти всегда! Я очень редко исправляю, лишь в тех случаях, когда ошибка сделана на правило, еще незнакомое ученикам. Разумеется, поначалу этих самых палочек, птичек и змеек будет много, потом все меньше, и, наконец, красные чернила понадобятся вам лишь для того, чтобы ставить пятерки да четверки.

— Просто не верится!

— Освоите со временем и эту премудрость. Между прочим, такой способ проверки нам подсказал Иван Кузьмич, когда работал школьным инспектором. Стрелец все-таки хороший специалист. Вероятно, поэтому в школе не торопились проверять его работу: мол, Иван Кузьмич чуть ли не лучший математик в городе, он и сам знает, что и как делать. А этот лучший математик, видите ли, за наживой погнался. Вы же знаете, какие нынче конкурсы в вузах? Стрелец этим и воспользовался, большие деньги за подготовку брал… Впрочем, я отвлекся. Может, вы еще о чем хотели спросить?

— Да это, собственно, главное. Я понял теперь. Правда, еще подготовка к урокам. На конспекты много времени уходит.

— Ну, тут, милый мой, пока ничего не сделаешь: первый год! Потом легче будет. У меня, например, подготовка минимальная, наизусть знаю весь материал. Только новые сведения подчитываю да примеры освежаю. И вы к этому придете годика через три. А насчет отдыха… Что вам сказать? Учитесь отдыхать так, как отдыхает наше сердце: не переставая работать.