У Логова не было первых часов, но он пришел в школу рано, чтобы посетить урок Ивана Кузьмича.
Стрелец уже сидел в учительской.
— Здравствуйте, Иван Кузьмич!
— Мое почтение, Виктор Петрович.
— Вы разрешите мне пойти к вам на урок?
— С полным моим удовольствием, Виктор Петрович!
— Вы сейчас к моим?
— Да, да, к вашим. Великолепный становится класс! Бывает, конечно, что и шумят и пошаливают, но на то они и дети. А работают хорошо, работают хорошо… Виктор Петрович, будьте настолько добры, закройте форточку.
— А не душно?
— С пару, как говорится, костей не ломит. А сквозняк, знаете ли, может прохватить — и не заметишь. Вам-то, молодым, это что с гуся вода, а вы с мое поживите. Годы, милый мой, не те.
Логов захлопнул форточку.
— Покорно благодарю. — Иван Кузьмич вынул из портфеля свой термос, налил в стаканчик чаю. Потом он взял из аптечной коробки пилюлю, положил в рот и запил чаем. Все это он делал не торопясь и с таким видом, будто совершал какой-то торжественный обряд. — Вот и прекрасно! Вот и прекрасно! А то, понимаете ли, на улице сырость и здесь сквозняки…
В учительскую своей торопливой походкой вошел заведующий учебной частью, поздоровался.
— Я к вам на урок, Иван Кузьмич, — сказал он и, не останавливаясь, так быстро проскользнул в кабинет директора, что Стрелец не успел даже рта раскрыть. Но не прошло и минуты, как он вернулся говоря: — Ваш план?
— Есть, есть! Видно, я сегодня именинник: Виктор Петрович тоже ко мне идет. — Иван Кузьмич порылся в своем огромном портфеле и, не найдя нужной тетради, стал выкладывать на стол промасленные свертки, вероятно с завтраком, книги, перчатки, тетради, кашне.
— Вы и на уроке так ищете? — спросил Заруцкий.
Логов отвернулся, чтобы скрыть невольную улыбку.
— Что вы! Что вы, Валерий Дмитрич! — испуганно запротестовал Стрелец. — Ведь приготовил… А, вот он!
Заруцкий просмотрел план, что-то быстро записал в блокноте.
Со звонком все трое пошли в класс.
Ребята уже были на своих местах, перед ними лежали на партах тетради, карандаши, линейки, циркули, транспортиры — все нужное для урока геометрии.
Поздоровались. Валерий Дмитриевич и Виктор Петрович заняли последние парты. Иван Кузьмич встал за столом и звучным взволнованным голосом (не таким, каким он говорил в учительской) сказал:
— Теорему Пифагора докажет Федотов. Минская решит задачу. Вот условие. Доску разделите пополам.
Логов удивленно поднял голову и не узнал старого учителя: глаза его молодо сверкали из-под седых высоко вскинутых бровей, распрямились плечи и спина, движения стали быстрыми. Поразительно легкой для его возраста и комплекции походкой Иван Кузьмич пошел вдоль парт.
— А мы пока проверим домашнее задание. Храмов, прошу.
«Учителя не стареют: они всегда молоды, как их ученики», — вспомнились Логову слова Ивана Федоровича. — Да, я начинаю это понимать».
Вадик, всегда вялый и ко всему равнодушный, вдруг довольно резво поднялся со своего места и, не читая условия задачи, которое было всем известно, стал объяснять решение.
«Что это с ним?» — Виктор Петрович посмотрел на других ребят: Гулько водил пальцем по тетради, следя за решением; Маруся Приходько исподлобья, но с улыбкой, редкой для нее, поглядывала то в тетрадку, то на Ивана Кузьмича; только Степной посмеивался недоверчиво.
«Какие-то они сегодня не такие — хорошие. Наверно, потому, что завуч здесь», — решил Виктор Петрович.
Когда задание было проверено и ответили вызванные ученики, Иван Кузьмич начал доказательство новой теоремы. Он без линейки, но быстро и точно сделал на доске чертеж и стал объяснять. И чем дальше шло объяснение, тем ярче блестели глава учителя, тем полнее звучал его голос.
Старый педагог не только сам говорил. Он задавал вопросы ребятам, и те, волнуясь вместе с учителем и радуясь тому, что новый урок дается им так легко и просто, весело отвечали с мест.
«Передалось! От него передалось! — догадался Логов. — Вот почему они работают с интересом».
Кончился урок. Виктор Петрович вслед за Иваном Кузьмичом вышел из класса, глядя на старого педагога влюбленными глазами и стараясь рассмотреть вблизи его чу́дно преобразившееся лицо. Но странное дело: как только Иван Кузьмич покинул ребят, он снова стал прежним стариком, снова, придя в учительскую, глотал свои пилюли и скучным голосом говорил скучные вещи. И Логов подумал, что, может быть, настоящий педагог вот так и должен жить: гореть, гореть в полный накал, когда он с детьми, а в остальное время лишь готовиться к этому горению. Читает ли педагог новую книгу, смотрит ли в театре новую пьесу, слушает ли новую лекцию или концерт — все это он делает не только для себя, но прежде всего для своих учеников. И еще одно важное открытие сделал Виктор Петрович: оказывается, мало передать ученикам свои знания — нужно передать ученикам и свою великую любовь к знанию.