Первый год

ГЛАВА 7

И Виктор Петрович «пошел в люди», как выразился Белов. С помощью того же Геннадия Максимовича молодой учитель начертил план городка (он не хотел тратить время на долгие расспросы и поиски неизвестных ему улиц) и отправился сначала в самый отдаленный район.

Логов шагал по обочине дороги, присматривался и к прохожим, и к строениям, и к тому, что было во дворах. Людей он встретил мало: старика, двух женщин да команду босоногих мальчишек с удочками на плечах.

«Речка близко, — определил Виктор Петрович, — значит, скоро приду».

Дома здесь все были новые: то выглядывала откуда-нибудь свежая доска, то ярко-красный, еще не потемневший кирпич бросался в глаза, то слышался запах олифы.

«Растет городок! А вот и Загородная…»

Это была последняя улица. Дальше начинался пологий спуск к неширокой и мелководной Каменке. Берега ее были усеяны крупными камнями, которые попадались и на дне реки. Между камнями зеленела сочная трава. В воде, у берега, кое-где щетинился камыш, под ним плавали широкие листья кувшинок, похожие на лепешки, да извивались длинные водоросли. Середина Каменки оставалась чистой, и там светлыми всплесками играла голубизна.

Высокое солнце жгло нестерпимо. Логову казалось, что оно остановилось в небе, собрало в пучок и направило на него все свои лучи.

«Ну и жара! — покачал головой Виктор Петрович. — Может, окунуться?»

Быстро сбежал к реке, разделся под камышами и плюхнулся в воду. Вынырнул он уже на той стороне. Отдышался немного и донскими саженками замахал обратно.

— Да тут мелко. Во! — Загорелый подросток, выйдя на середину реки, поднял над головой руки. Вода была ему по грудь.

— Так это же чемпион по лягушиному плаванию! — услышал Виктор Петрович другой голос и лишь теперь заметил в камышах рыжего парня лет семнадцати. Он сидел на корточках, курил, часто сплевывая в воду. Возле него торчало несколько удочек.

— Эй ты, обормот! — закричал парень. — Ну-ка, сматывайся отсюда! Не видишь — мои крючки стоят.

Обида и возмущение помешали Логову ответить сразу. Виктор Петрович встал на дно и, сжав кулаки, сделал несколько шагов навстречу грубияну:

— Я вижу только наглеца, которого плохо учили!

А мысли были другие:

«Что же я делаю? Я, учитель!..»

Однако угроза, прозвучавшая в словах Виктора Петровича, подействовала на парня.

— Ну, ты потише, — сказал он с меньшим пылом и стал насаживать на крючок червяка.

Логов неторопливо оделся, натянув брюки прямо на мокрые трусы, и пошел своей дорогой.

«Неприятный субъект, — думал он о рыжем парке. — За мальчишку меня посчитал! Видно, я совсем не похож на учителя, никакой солидности нет. Туго тебе придется, Виктор Петрович!.. Так, это Загородная, девятнадцать, а мне нужно тридцать один».

Логов пересек маленький проулок, отыскал нужный дом, постучал. Ему открыла девочка.

— Здравствуй. Здесь живет Федотов Сергей?

— Здесь, только его дома нету.

— А мама?

— Дома.

— Позови.

Вышла высокая худая женщина.

— Я новый учитель вашего сына. Здравствуйте. Хочу с вами поговорить.

— Пожалуйста, заходите! — приветливо и в то же время смущенно улыбнулась женщина. — Только у нас не убрато… Рита, отнеси ведро. Заходите, заходите! Вот сюда…

Виктор Петрович через кухню прошел в другую, более опрятную комнату. У правой стены примостился старинный перекошенный комод, накрытый кусками одного большого стекла и уставленный глиняными статуэтками с отбитыми носами, пластмассовыми шкатулками разных цветов, рамками с фотографиями. Фотографии были и под стеклом и на стене. Прямо, между двумя окнами, стоял однотумбовый письменный стол. Справа от него — туго набитая книгами этажерка, слева — приемник. У третьей стены наспех застланная голубым покрывалом бугрилась высокая постель.

— Садитесь, пожалуйста! — суетилась женщина, придвигая учителю стул и на ходу поправляя постель и коврик на полу.

— Спасибо. — Логов сел возле комода и, пока хозяйка выносила в кухню какую-то вещь, пряча ее от гостя, стал рассматривать фотографии. Со снимков глядели на него простые рабочие лица, умные, честные глаза. Виктор Петрович знал: в таких семьях обычно вырастают хорошие дети.

— Вы уж меня извините, что задержала вас, — проговорила женщина и, наконец, опустилась на стул, сложив на коленях большие жилистые руки.

— Не за что извинять. Давайте знакомиться: меня зовут Виктор Петрович.

— А меня — Мария Наумовна. Спасибо, что пришли.

Учитель ощутил в своей ладони сильные шершавые пальцы.

— Очень приятно, Мария Наумовна. Так расскажите мне, пожалуйста, о вашем сыне: как он учится, как ведет себя, как вам помогает — в общем все.

— Сережа-то? Я на него не жалуюсь. По учебе он повсегда успевал. Конечно, не то чтобы как есть отличники, но и не последний. Опять же смирный, худого про него никто не говорит. Как послушаешь, другие и хулиганют, и курют, и всякими последними словами, а мой нет. Насчет этого молодец. Еще других остановит. Да вот, недалеко ходить, Семка… Как его?.. Рыжий такой…

— Семка? Рыжий? Здесь по соседству живет еще один мальчик… — Виктор Петрович, не доставая списка, захотел по памяти назвать фамилию. — Семен Гулько?

— Гулько, Гулько, хай его грец!.. Это ж наказанье, а не мальчишка! Курит, ругается всякими последними словами и по учебе никуда. Опять же, чтоб матери помочь — это не его дело. От зари до зари на речке с удочками торчит, а проку…

«Стой, стой! — мелькнула у Логова догадка. — Не тот ли грубиян? Рыжий, с удочками, ругается, курит… Конечно, он!»

Мария Наумовна продолжала:

— А что поймает — на базар, папирос да семечек накупит и ходит расплевывается — тошно смотреть! Весь в батьку.

— А кто у него отец?

— Пьяница, вот кто! Ну и, известное дело, драки, ругань повсегда. Через то и дети такие.

— Ясно, ясно, — задумчиво проговорил учитель. — А Сережа вам помогает?

— А как же! Отец наш как придет сморённый с шахты, так ему не до хозяйства. Только Сережа, спасибо ему, и выручает: дров наколоть, печку растопить, починить что — все делает. Остальные-то у меня девчонки — четверо, мал мала меньше — какой с них спрос?

— Когда Сережа дома бывает?

— Вечером будет. Работает он, устроился на лето, пока до учебы. Сказать по правде, семья-то у нас большая, а работник, считайте, один. Вот и приходится парню…

— Ничего плохого в этом нет, что работает.

— И то верно: труд, говорят, кормит, а лень портит.

Не больше часа просидел Виктор Петрович у Федотовых, а сколько он узнал! Жизнь целой семьи открылась ему в такой полноте, какой не найти ни в одной, даже самой подробной анкете.