Первый год

ГЛАВА 2

Прежде чем переступить школьный порог, Виктор помедлил у входа. Радостное волнение, которое сопровождало молодого учителя во все время пути, теперь еще больше усилилось: он, по его собственному выражению, «стоял у дверей в будущее».

А это были самые обычные школьные двери, широкие и высокие, с двумя створками, выкрашенными свежей масляной краской. Но юноше они показались необыкновенными, и он робко взялся за ручку.

«Да что я, в самом деле, топчусь на месте!» — досадуя на себя, подумал Виктор, сильным толчком распахнул дверь и остановился в недоумении. Молодой учитель увидел совсем не то, чего ожидал. Школа, когда он войдет в нее, представлялась ему нарядной, праздничной, потому что сам Логов был в праздничном настроении. И вдруг недобеленный вестибюль, множество опрокинутых парт, которые на время ремонта вынесли из классов, деревянные козлы, облитые известью и краской, доски, ящики со стеклом, ведра, корыта и всевозможные банки; по зданию гулким эхом разносится стук молотка и визг циркульной пилы.

Виктор зашагал по коридору. На первой же двери он увидел табличку «Учительская». В просторной комнате со светло-голубыми стенами, еще не везде просохшими после побелки, сидели две женщины и мужчина.

— Здравствуйте! — громко поздоровался Логов и сам почувствовал, что говорить следовало тише и спокойнее, что все это от смущения, которое он так не любил в себе, но часто не мог пересилить.

Женщины ответили ему, а старик с бритой головой только кивнул, не поднимая лица от газеты.

Из соседней комнаты, хотя дверь ее была наглухо закрыта, ясно слышался чей-то плотный раскатистый бас. Когда Виктор, не обращаясь ни к кому в отдельности, спросил, где можно найти директора, ему указали на эту дверь. Логов постучал, и тот же плотный бас ответил:

— Да!

Юноша, как был, запыленный, измятый, с чемоданом и кепкой в руках, вошел в кабинет. Навстречу Виктору встал из-за письменного стола очень высокий мужчина лет сорока и, положив телефонную трубку, вопросительно посмотрел на него. Потом на лице незнакомца наметилась улыбка, пропала и снова появилась, готовая исчезнуть (так улыбаются люди, когда они о чем-либо догадываются, не будучи уверены в своем предположении).

— Если не ошибаюсь, вы товарищ Логов, — не то спрашивая, не то утверждая, сказал, наконец, высокий мужчина.

— Да-а… — удивленно протянул Виктор. — Я к вам по назначению.

— Знаю, знаю, — теперь уже решительно улыбнулся незнакомец. — Значит, приехали? Добро! Ну, здравствуйте, дорогой! Я директор школы, и зовут меня Иван Федорович Рудаков.

— Здравствуйте. Виктор Логов.

— А по батюшке?

Логов знал, что его непременно спросят об этом, но не сказал сразу: как всем очень молодым людям, которых прежде так величали только шутя, ему казалось странным и смешным собственное имя-отчество.

— Виктор Петрович, — смутился юноша.

— Ну вот и добро, Виктор Петрович! Прошу садиться.

Есть люди, которые как-то сразу привлекают ваше внимание. Вы еще не успели сказать им двух слов, вы лишь случайно встретились глазами, а уже невольно чувствуете уважение к ним. И это первое впечатление редко обманывает вас. Иван Федорович относился к таким людям. Лицо директора, худощавое, с широкими скулами и подбородком, сначала могло показаться суровым. Но стоило только заглянуть в его светлые глаза, прищуренные добродушной усмешкой, как это впечатление тотчас рассеивалось.

— Стало быть, начинаем педагогическую деятельность, — продолжал Иван Федорович, с задумчивой улыбкой поглядывая на Логова. — Очень хорошо! Славное время начинается для вас, Виктор Петрович! Вы, как говорится, выходите на жизненный путь. И какой путь! Школа!.. Вот где развернутся любые ваши таланты, сколько б их ни было у вас! — Директор явно волновался. Он закурил, как-то странно зажав папиросу в кулак, сел, потом снова встал и принялся ходить вдоль стола. — Виктор Петрович, вы не удивляйтесь, что я так горячо об этом… Да, молодость!.. А вы знаете, мой дорогой, что учителя не стареют?

Логов улыбнулся неопределенно.

— Не знаете? Учителя не стареют потому, что посвятили себя детству и юности. Они всегда молоды, как их ученики. Да, да! Когда-нибудь вы это поймете… Впрочем, что это я разговорился? Пойдемте ко мне: отдохнете с дороги, маленько подзакусите…

Директор жил при школе.

Просторная светлая квартира из трех комнат с кухней и ванной. Мебель самая разнообразная: в столовой — старинный ореховый буфет с тонкой резьбой и рядом — новенький раздвижной стол под белой скатертью; в зале — большой книжный шкаф красного дерева и тут же сбоку — дешевенькая этажерка тоже с книгами. Всюду порядок и чистота.

Из кухни вышла к мужчинам хозяйка, маленькая, кругленькая женщина в голубом халате и яркой штапельной косынке.

— Танюша, знакомься: наш новый учитель литературы, Виктор Петрович Логов, — представил гостя Иван Федорович.

Жена директора с улыбкой протянула Виктору Петровичу свою крошечную ручку.

— Татьяна Ксенофонтьевна.

— У моей благоверной такое мудреное отчество, — пошутил Иван Федорович, — что я сам его никак не выучу наизусть. Называйте ее проще: Тата Саксофоновна.

— Вот я тебе! — пытаясь нахмурить лоб, погрозила кулачком женщина. Но так как хмуриться ей было трудно (вместо бровей над ее глазами чуть виднелся белый пушок), то не вышло и сердитого выражения.

Это вызвало новые остроты директора:

— Тебе самой природой не дано сердиться… Ну, ладно. Ты, милая, пока приготовь нам чего-нибудь закусить, а мы с Виктором Петровичем пойдем в наше чистилище.

Логов направился за Иваном Федоровичем в ванную.

Через некоторое время все трое сидели за столом.

Логов ел мало и молчал. Рудаков, напротив, не прожевав как следует один кусок, тянулся за другим, что, впрочем, не мешало ему говорить. Скоро Иван Федорович отодвинул тарелку.

— Вы, Виктор Петрович, совсем приехали или так, познакомиться? — спросил он, откидываясь на спинку стула.

— Совсем.

— Добро. Квартиры у вас, конечно, нет?

— Нет.

— Ну, с этим мы уладим: тут поблизости я держу хорошую комнатушку. Вы женаты?

— Нет.

— Так, может быть, вам квартиру с невестой подыскать или невесту с квартирой?

Оба они рассмеялись: директор басисто, с кашлем; Логов мелко и звонко.

Татьяна Ксенофонтьевна, которая успела принести из кухни большой арбуз, глядя на них, тоже улыбнулась:

— Мой-то благоверный не может на холостых смотреть спокойно. Он бы всех переженил.

— Что правда, то правда, — отвечал Иван Федорович. — Имеется такая слабость у твоего благоверного. Это, Виктор Петрович, моя вторая специальность. Так что опасайтесь.

Директор закурил. И снова он взял папиросу как-то странно, в кулак.

— Я даже на фронте сватом бывал.

«Так вот откуда у него эта привычка прятать папиросу, — догадался Логов, — с фронта! Ну да, чтоб огня не было видно».

— Эх, дела наши грешные! — вздохнул Иван Федорович. — Ну, ладно. Значит, вы, Виктор Петрович, будете работать с восьмыми классами. Их у нас шесть. Вы получите четыре. Это выходит шестнадцать часов в неделю. Нагрузка хорошая. Дальше. Начинайте помаленьку готовиться к занятиям: проштудируйте программу (у завуча возьмете), план составляйте на полугодие. Сегодня уже поздно, а завтра — приходите часам к трем, — завтра я вас познакомлю с нашими, так сказать, лингвистами. У них узнаете, что и как делать. Штука не мудрая. С классным руководством решим так: возьмете восьмой «В». Группа вообще неплохая, но отдельные ребятишки… — директор выразительно закусил губу и покачал головой. — Как бы вам это сказать… в общем крепкие орешки. Я бы дал вам другой класс, полегче, однако Василий Борисович, ваш университетский парторг…

— А он вам писал? — удивился Виктор Петрович.

— Писал. — Рудаков с лукавой улыбкой поглядывал на учителя. — Потому-то я сразу и узнал вас.

— Значит, вы с ним знакомы?

— Знаком?! Чудак человек! — Иван Федорович добродушно рассмеялся. — С вашим Василием Борисовичем мы еще такими вот карапузами, — наклонившись, директор показал рукой, какими они были в те отдаленные времена, — вот такими малышами ленинские листовки клеили на заборах. Да-а, на наших глазах много воды утекло. Если все вспомнить да описать…

Рудаков не договорил и задумался. Виктор Петрович тоже не проронил ни слова, ожидая услышать повесть об одной из тех простых и вместе героических жизней, какие прожили многие наши отцы. Но Иван Федорович молчал.

Со школьного двора доносились в комнату детские крики, смех и глухой топот десятков ног. Логов поднял голову и увидел за окном просторную площадку, окруженную высокой решетчатой изгородью, за которой густо зеленели деревья и кусты. По площадке стаями носились мальчишки. То там, то здесь взлетал к небу футбольный мяч и, на секунду остановившись в солнечной высоте, стремительно падал в самую гущу ребят.

— Вот они, наши герои, — проговорил, наконец, Иван Федорович. — Славный, но и беспокойный народец! — Директор встал, подошел к окну и некоторое время с улыбкой смотрел на учеников. — Вы заметили, Виктор Петрович, что среди ребят обязательно находится вожак, организатор? — Логов тоже подошел к окну. — И здесь вон тот рыжий, в сиреневой майке, Костя Скворцов, всеми верховодит. Ишь, ишь, что делает! И все за ним… Дети вообще легко поддаются влиянию, особенно сильных людей. Они, понимаете, всегда ищут себе, ну, руководителя, что ли, и до определенного возраста слепо подражают ему. Вот ваша задача, мой дорогой, в том и будет состоять, чтобы стать центром такого влияния, стать руководителем детей. Как этого добиться — вопрос большой и сложный. Но для начала могу вам сказать, что очень важно первое впечатление, какое вы произведете на учащихся, первый урок. Нужно сразу, буквально с первых минут зарекомендовать себя полным хозяином класса. Вы ведете урок, и никто не смеет мешать вам! — Директор сказал это таким грозно рокочущим басом и так внушительно бухнул по подоконнику своим тяжелым мосластым кулаком, что Виктор Петрович вдруг почувствовал себя маленьким провинившимся мальчишкой, которого сейчас накажут. — А ведь найдутся сорванцы — и, заметьте, как раз такие вот, как этот Скворцов, вожаки, организаторы! — что начнут дебоширить, станут испытывать вас, на что вы годитесь. Их-то в первую очередь и старайтесь взять в руки: через них очень хорошо можно воздействовать на остальных ребят…

Старый и молодой педагоги не замечали, как летело время. Часы где-то за стеной пробили три, потом четыре и пять, но беседа их все продолжалась. Больше говорил директор, а Логов слушал и чувствовал себя счастливым: он яснее прежнего понял, что школа — это яркий и богатый мир, которому стоит посвятить жизнь.