Первый год

ГЛАВА 4

Петр Сергеевич Логов, уроженец донской станицы, приехал в Р. после ранения на Закавказском фронте в 1921 году. Полтора месяца пролежал он в госпитале. Выздоровел, окреп, но в родную станицу больше не вернулся. Не к кому было и некуда: мать давно умерла, отца повесили калединцы за то, что он сочувствовал ревкому, а курень сожгли. Петр Сергеевич так и осел в городе. Зная печное дело, он легко нашел работу: первым советским стройкам нужны были миллионы умелых рук.

В то время молодой красивый парень, отличный рассказчик и песенник, Петя Логов скоро стал душой бригады каменщиков. Бывало, не бросая мастерка, заведет он грустную казачью песню, негромко так, душевно — горланить он вообще не любил, — все притихнут и слушают. И тяжелые корыта с раствором кажутся легче, и кирпичи под песню ложатся веселей.

Многие девчата заглядывались на Петю. А молодой казак приметил одну — самую тихую и скромную девушку на стройке Полю Красных. Не похожа она была на остальных работниц: лицо чистое, светлое, нежные руки, темно-карие глаза с грустинкой, а губы строгие.

Хороша была Поля, да и Петя не плох. Полюбились они друг другу и недолгое время спустя сыграли свадьбу. Никогда Петя так хорошо не пел, как в тот счастливый вечер:

А когда невеста под гармонь танцевать пошла, гости да и сам жених еще больше подивились: не видали они такой красоты.

Поселились молодые у знакомых, что вместе с ними работали. Жили сначала не ахти как: кирпичи — вместо стульев, доски — вместо стола, а весело.

И не знала новая семья, что бригада о ней позаботилась. Пошли рабочие к начальству, рассказали. Так, мол, и так, поженились наши товарищи, а жить им негде. Дозвольте нам кой-какие отходы взять: доски-недомерки, обрубки всякие, битый кирпич и прочее. Мы на досуге дом будем строить молодым, стало быть. Ну, начальство не какие-нибудь «благородия», свой же, рабочий народ — разрешило. И через пять, не то шесть недель вырос на окраине города хороший особняк (сообща да в охотку любое дело спорится).

Логовы так и ахнули, когда товарищи привели их в новый дом. Поля на радостях заплакала, Петя тоже чуть слезы удержал: людская-то доброта в добром сердце всегда отзовется.

Славно зажили молодые на новоселье. Мебель Петя сам сделал, Поля вышила занавески, скатерти, коврики (она и на это дело мастерица была) — и стал их дом нарядным да уютным. Логов, бывало, пройдется по комнатам, посмотрит и скажет:

— Вот она какая, наша советская власть! Один раз я за нее воевал, сколько белопогонников сничтожил — и не упомню… Поквитался с гадами за батю с лихвой. Не хочу того, а неравно ишо полезут, опять на фронт пойду. А зараз, люба моя, для родной власти работать будем да чадунюшек годовать…

Через год, и вправду, родились у них дети, сразу двое хороших ребят. Одного назвали Георгием, другого — Леонидом. Третий сын, Виктор, появился через пять лет. Старшие, как две капли воды, походили на отца, младший — на мать. Родители их не различали. Пасынков не было.

Виктор не только лицом, но и характером походил на мать. Бывало, старшие братья затеют веселую кутерьму, все в доме вверх дном поставят. А он сидит себе в уголке, строит из кубиков башни или книжку смотрит. Книжки он особенно любил, поминутно приставал к матери: почитай да почитай. Часами мог сидеть и слушать.

Когда Петр Сергеевич в первый раз повел Жору и Леню в школу, Витя молча вытряхнул из отцовской кожаной шапки спавшего в ней кота, сложил туда свои книжки и пошел следом, так что и мать не заметила. Отца с братьями он, конечно, не догнал и брел наугад по улице. Один прохожий, увидев трехлетнего «ученика», не обратил на него внимания, второй — только улыбнулся, третий — спросил:

— Мальчик, мальчик, ты куда идешь?

— В школу.

— А ты знаешь, что там спросят, как тебя зовут?

— Витя.

— И фамилию.

— Логов.

— И еще спросят, где ты живешь.

— Степная, трицать двацать.

— Тридцать два?

— Да.

— Ну, пойдем, я покажу тебе школу.

И догадливый прохожий отвел мальчика домой.

Этот случай в семье Логовых и теперь помнят.

Учились Леня и Жора не то чтобы очень хорошо, но и не последними в классе считались. Уроки дома готовили вместе, за одним столом. Только, бывало, сядут — и Витя тут как тут. Братья крючки выводят — и он выводит крючки, братья за букварь — и он за азбуку. Так незаметно и научился писать и читать (шести лет ему не было). С тех пор Виктор с книгами не расставался: хлебом не корми, а книжку купи.

И еще любил он отцовские сказки и песни слушать. А сказки у отца особенные: не было в них ни прекрасных царевен, ни страшных драконов, ни добрых волшебников, ни злых колдунов, о которых дети в книжках читали, а были отважные кавалеристы, краснозвездные бойцы, что прогнали со своей земли белых атаманов, и был добрый и мудрый дедушка Ильич…

Когда Вите настало время идти в школу, он знал наизусть десятка четыре стихотворений, бойко читал и решал задачи за первый класс. Его приняли сразу во второй.

В школе Витя еще больше пристрастился к чтению. Но теперь он ходил за книгами в детскую библиотеку и брал не все, что на глаза попадалось, а что советовала учительница. И мало было прочитать повесть или рассказ. В классе о каждой книге большой разговор шел, чтобы все ребята верно ее поняли.

Мальчику очень нравились рассказы о героях гражданской войны. Бывало, размечтавшись, он видел себя в атаке рядом с Чапаевым, Котовским или Буденным. И отец обязательно был где-то поблизости, восхищался его подвигами и гордился им.

Потом новые книги, новые писатели и герои стали его учителями. Солнечная поэзия Пушкина и широкая, как сама Русь, гоголевская проза; мятежные лермонтовские строки и гневная муза Некрасова; нержавеющая рабочая правда произведений Горького и закаленное, как сталь, слово Николая Островского — все это и многое другое было знакомо Виктору уже в пятнадцать лет. Книга стала для него чудесным живым родником, который одновременно и утолял и возбуждал его жажду.

В знании художественной литературы Витя далеко перегнал старших братьев. Те больше увлекались техникой: чинили электрический утюг и чайник, после чего приходилось чинить счетчик; сделали радиоприемник, но никак не могли найти в эфире подходящей для него волны; наконец построили паровую машину и приладили ее к мясорубке. Однако мать не решилась воспользоваться их изобретением, и недаром: однажды машина взорвалась, окатив своих создателей кипятком.

Братья-близнецы после семи классов поступили в Р-ский автодорожный техникум и окончили его в грозном сорок первом году.

Петр Сергеевич сдержал слово, данное много лет назад: в первый же месяц войны он пошел на передовую добровольцем.

Леня с Жорой попали в танковое училище и через год в составе одного экипажа тоже отправились на фронт.

Витя остался с матерью.

Мальчик завидовал старшим братьям и отцу.

— Мама, — спросил он однажды, — почему ребят не пускают на войну?

— Воюют большие и сильные, — сказала мать, — а детям учиться надо.

— А Гаврош? Ты же сама мне читала. И Павка Корчагин воевал, и Брузжак…

Женщина не знала, что ответить, потом проговорила тревожно и строго:

— Не вздумай бежать! Слышишь? За нас трое воюют. Если и ты уйдешь… я умру.

Промолчал мальчик, нахохлился.

С фронта шли печальные вести. Виктор забросил учебники, читал только газеты, слушал по радио сводки Информбюро и все думал и думал о том страшном, безумном, нечеловеческом, что называют войной.

Однажды в сознании мальчика возникли слова:

«За что они убивают людей? Ведь мы же не злые. Мы не трогали их…»

В этих словах было что-то новое, необычное. Мальчику захотелось их записать, просто чтобы не забыть. Под руку попался узкий листок из блокнота, так что каждое предложение укладывалось в одну строку:

«Стишки получились! — удивился Виктор. — Здорово! Только нескладно. Вот бы научиться как Пушкин!..»

С тех пор мальчик стал увлекаться поэзией. Теперь он брал в библиотеке только стихи. А однажды у него появилось желание «самому придумать что-нибудь складное». Целый день просидел он за столом и написал четыре строчки:

— Войне — мне, остался — сражался — все складно! — торжествовал Виктор, и незнакомая до того радость поднималась в его душе.

И вдруг письмо: отец тяжело ранен. А через неделю — новое, еще более страшное горе: в бою под Москвой погибли братья-близнецы. Вместе родились они, вместе жили и вместе умерли за Родину. И теперь они лежат рядом, не разлученные даже смертью, лежат в той священной земле, которую сумели защитить: враги не прошли дальше их могилы.