Первый год

ГЛАВА 21

Степной и Гулько не ходили в школу больше двух недель. Наконец они явились.

Виктор Петрович ни о чем не стал с ними говорить, а решил в тот же день провести классное собрание.

Заведующий учебной частью одобрил его план.

— Так, так, понимаю! — начал он, как всегда, быстро и горячо. — Вы хотите, чтобы сами ребята их распекли… — Валерий Дмитриевич наклонился к Логову, слегка тронув его за плечо, и вдруг резко выпрямился. — А вы знаете, это недурно, недурно! Сегодня собрание? Я к вам, пожалуй, загляну. Впрочем, не стоит: мое присутствие стеснит ребят.

Между тем Степной и Гулько как ни в чем не бывало вошли после звонка в класс. Алексей молча уселся на свое место, а его болтливый товарищ сделал «под козырек» и крикнул:

— Зубрилки, здорово! Наше вам! Припухаете?

Хотя все были в сборе, никто не ответил ему.

Гулько удивленно заморгал глазами.

— Степняк, ты смотри! Тут все, видать, в паиньки записались. Порядочек! Храм, ты обратно…

— Ну-ка, замолчи! — оборвал болтуна Федотов. Здоровенный неуклюжий переросток, был он выше и сильнее всех ребят в классе. — Пришел, так молчи.

Кому-нибудь другому Семка ответил бы дерзостью, а то и доброй оплеухой, но силача Федотова он боялся.

— Батя, ты не моги меня обижать. Я шутю… — Ученик не столько по незнанию, сколько из озорства искажал слова, видя в этом какой-то шик.

Прозвенел второй звонок, и в класс быстро вошел Валерий Дмитриевич (он вел физику). Все встали. Гулько, идя к своему месту, сделал испуганное лицо, комически затряс ногами, чтобы хоть этим рассмешить товарищей. Но заведующий учебной частью резко одернул его и вернул к доске решать сложную задачу. Начался урок.

В один из перерывов Логов объявил ребятам о классном собрании. Учитель опасался, что Степной и Гулько уйдут и таким образом нарушат все его планы. Поэтому Виктор Петрович дал некоторые поручения старосте и дежурным по школе, но дело приняло неожиданный оборот.

На последней перемене Степной, как обычно, стоял у окна, а Гулько, не найдя поддержки среди своих ребят, шептался о чем-то с шестиклассниками. Он подмигивал им, хихикал и делал какие-то знаки, указывая в сторону Любы Поярцевой. Девочка ничего не замечала: она повторяла по учебнику заданный урок. Семка, кивнув ребятам, которые не отставали от него, подошел к Любе.

— Цыпочка, лапочка, что вы читаете? — спросил он, как бы нечаянно кладя на плечо девочки свою руку.

Поярцева вспыхнула и резко оттолкнула мальчишку.

— Иди! Что тебе нужно?

— Ах, ах, простите! Дядя шутит. А где вы достали такой материи?

Прозвенела пощечина. Люба вырвалась из кольца ребят, подбежала к Степному.

— Алексей! — проговорила она, смело глядя ему в глаза. — Прогони этих… хулиганов!

И вдруг Степной, тот самый Степной, который еще вчера сам колотил девчонок и даже сегодня, всего лишь минуту назад, одобрительно посмеивался, наблюдая за Семкой, тот же Степной вдруг смущенно опустил перед девчонкой глаза. Алексея одинаково поразило и то, что девочка просила его, нет, скорее требовала его помощи (никто еще не рисковал этого делать); и то, что она не плакала от обиды, как другие, а стояла перед ним гневная, решительная и такая красивая; и то, что обратилась к нему именно Поярцева.

Алексей поднял глаза, но по-прежнему не двинулся с места.

— Да ты, оказывается, тоже мямля! А я думала…

Люба резко повернулась и отошла прочь.

Степной покраснел до ушей, до затылка. Он хотел остановить девочку, но наткнулся на Гулько. Алексей злобно схватил товарища за шиворот и с такой силой толкнул его, что тот растянулся на полу.

«…Некрасивая история, но поучительная, — размышлял Виктор Петрович, после того как Поярцева сама рассказала ему о случившемся. — Я больше рассчитывал на ребят, а оказалось — девочка… Похоже, что у них начинается дружба. Ну и пусть! Пусть дружат! Это хорошо».

После уроков Логов поспешил в свой класс, чтобы тотчас начать собрание. Когда он подошел к двери и потянул ее на себя, она не открылась. Из класса доносились возбужденные голоса:

— А-а, боишься!

— Вадика раздевать и в окно прыгать так не боялся!

— Пусти, говорю! — отвечал голос Алексея. — Тебя, что ли, боюсь!

Виктор Петрович улыбнулся: «Степного обрабатывают. Молодцы!»

Учитель решительно постучал в дверь, и она после этого распахнулась. У выхода стояло несколько ребят, и среди них — Алексей с книгами за поясом.

— В чем дело? — спросил учитель.

— Виктор Петрович, Степной не хочет на собрание оставаться! — отвечал за всех Светлов.

— Это почему же?

Алексей молчал.

— Впрочем, не будем терять времени. Садитесь на места! — Виктор Петрович обвел взглядом учеников: не было одного Гулько.

«Это даже лучше, — решил учитель, — вдвоем они бы чувствовали себя увереннее. Главное, Степной здесь».

— Друзья мои! — неожиданно весело и быстро заговорил он. — Как вы думаете, о чем я вам сейчас расскажу?

Ребята вопросительно посмотрели на учителя, потом на Алексея, который, кажется, тоже был озадачен таким вопросом. Все знали, что собрание должно обсудить поведение Степного и Гулько.

Когда ученики сообщили об этом Виктору Петровичу, он отрицательно покачал головой:

— Нет. Я хочу рассказать вам одну интересную и поучительную сказку.

По классу прошел удивленный шепот, потом ребята уселись поудобней и замерли.

— Много тысяч лет назад, — начал Виктор Петрович, — далеко за морем, на восход солнца, жило могучее племя людей. Это были сильные и смелые люди. Они пасли стада, охотились на зверей, а после охоты пировали, пели песни, танцевали.

Однажды во время такого пира с неба спустился орел и унес одну из девушек. Пущенные из луков стрелы упали обратно на землю. Бесполезными оказались и поиски. Так и не нашли девушку и забыли о ней…

Виктор Петрович с минуту помолчал. По лицам учеников он видел, что горьковская сказка была известна немногим. Вероятно, впервые слышал ее и Степной. Он сидел, скрестив руки на груди, и с плохо скрываемым любопытством смотрел на учителя.

— Так прошло двадцать лет. И похищенная орлом девушка неожиданно пришла сама. Только теперь она была измученной, иссохшей женщиной и вернулась не одна: она привела с собой юношу, красивого и сильного. Когда ее спросили, где она была эти двадцать лет, она ответила, что орел унес ее далеко в горы и сделал своей женой. Вот его сын, а отца уже нет в живых: когда он стал слабеть, то поднялся в последний раз высоко над землей и, сложив крылья, упал на острые скалы.

Все смотрели с удивлением на сына орла и видели, что он ничем не лучше их, только глаза его были холодны и горды, как у царя птиц. С ним разговаривали, но он отвечал, если хотел, или молчал, а когда пришли старейшие племени, он говорил с ними, как с равными себе. Это оскорбило их, и они сказали ему, что их чтут, им повинуются тысячи таких, как он, и тысячи вдвое старше его. А он, смело глядя на них, отвечал, что таких, как он, нет больше; и если все чтут их, он не хочет делать этого. О! Тогда уж совсем рассердились они и сказали:

— Ему нет места среди нас! Пусть идет куда хочет.

В классе стояла напряженная тишина. И вдруг кто-то из мальчиков сказал:

— Точно как наш Степняк!

Все задвигались, зашумели, оглядываясь на Алексея. А тот лишь презрительно улыбался.

Учитель как будто ничего не заметил. После глубокой паузы он взволнованно продолжал рассказ о том, как гордый сын орла убил девушку, как люди, потрясенные невиданным преступлением, долго искали и, наконец, нашли для гордеца страшную казнь: они оставили юношу свободным и одиноким, назвав его Ларрой, что значит «отверженный, выкинутый вон».

Ребята сначала не поняли, в чем состояла тяжесть этого наказания, но конец знаменитой сказки объяснил им все.

Виктор Петрович умолк и некоторое время стоял неподвижно. Потом он обратился к ученикам:

— Я вижу, что сказка вам понравилась.

— Еще бы! — отвечал класс. — Замечательная сказка! А кто ее написал?

Учитель улыбнулся:

— Вот это я хочу спросить у вас.

Одни пожали плечами, другие задумались. Лишь несколько человек подняли руки, и выше всех Володя Светлов.

— Скажите, Светлов.

Мальчик вскочил, как на пружинах.

— Эту сказку написал великий пролетарский писатель Алексей Максимович Горький. У него есть несколько рассказов под заглавием «Старуха…», старуха, кажется, Изгиль…

— «Старуха Изергиль», — поправил учитель.

— Ага, Изергиль. Точно! Там и про Данко рассказывается.

— Молодец, Светлов! Садитесь. Рассказ о Данко нам пригодится. Вы пока вспоминайте его. Я вас еще вызову… Ну, а теперь поговорим о Ларре. Какое мнение о нем сложилось у вас?

Поднялись десятки рук. Первое слово учитель дал Гале Минской.

Минская, черноволосая и смуглая девочка, отличница с первого класса, всегда во время уроков сосредоточенно глядела в книгу или тетрадь, только в случае крайней необходимости поднимая глаза на доску. Она постоянно что-нибудь помечала, записывала, подчеркивала и, казалось, ничего не слушала. Но ее можно было спросить в любое время, и всегда она отвечала верно, основательно и без поспешности.

— Конечно, поведение Ларры мы не можем считать хорошим, — как всегда, неторопливо заговорила девочка. — Он очень горд и любит только себя. Это настоящий эгоист, который считает себя лучше всех в мире, а других людей не признает. Хотя в Ларре есть и положительные качества, например смелость, большая сила, ну, и еще… он в общем красивый, но эти качества никому не приносят пользы, а, наоборот, вредят. Таким людям нет места в обществе. Вот и все.

— Хорошо! — Виктор Петрович одобрительно наклонил голову. — Кто еще? Светлов, пожалуйста.

Староста класса Володя Светлов был худеньким парнишкой, быстро идущим в рост, как молодой стебель; его крупная стриженая голова со смуглым лицом и юркими черными глазами постоянно вертелась. Когда Володя отвечал урок, он переминался с ноги на ногу и размахивал руками.

— Галя правильно сказала, — начал мальчик горячо, — Ларра эгоист! Конечно, эгоист, раз он ни с кем не считается, а только себя любит. Советские люди не должны быть такими. Они должны жить и работать, чтобы всем помогать, в общем всему народу, а не только себе. А вот ты, Алеша (Володя обернулся к Степному), ты все делаешь, точно как Ларра: он не признавал старших и вообще людей — и ты тоже; он гордым — и ты гордый, — вот прямо все точно, как будто про тебя писали. И еще: Ларру люди от себя прогнали — и тебя, наверно, скоро из школы выгонят. Хоть и сказка, а здорово похоже! Вот Данко совсем не такой…

— Данко?

— А кто это? — зашептали ребята.

— Светлов, расскажите нам о Данко, — предложил мальчику Виктор Петрович.

Володя коротко передал содержание легенды и продолжал:

— Данко любил свой народ в тыщу раз больше, чем себя. Это настоящий герой, ее то что Ларра. Он сам умер, да зато целое племя от смерти спас.

…А Степной улыбался по-прежнему и часто зевал (именно тогда, когда на него обращали внимание). Но эта его улыбка и эти зевки не могли скрыть от Виктора Петровича некоторое беспокойство, охватившее ученика. Волнующий рассказ, как будто в самом деле написанный не о Ларре, а о нем самом, справедливые упреки товарищей заставили Алексея взглянуть на себя иными глазами. И если юноша продолжал молчать и презрительно улыбаться, то уже не потому, что отрицал свои ошибки, а потому, что нельзя было так скоро исправить их и стать другим человеком.

Виктор Петрович отлично понимал состояние ученика и не настаивал на том, чтобы он сейчас же дал какие-то обещания. Поэтому учитель только прочитал приказ директора, в котором объявлялся строгий выговор Степному и Гулько, и отпустил ребят.