Первый год

ГЛАВА 33

Невесело начался для Логова новый год: половина его класса не успевала по математике.

«Как легко меня обмануть! — досадовал и на себя и на Ивана Кузьмича Виктор Петрович. — Ведь я восхищался его уроками, да и теперь восхищаюсь, а оказывается, дрянь… Но почему дрянь? Потому что ребята плохо знают? А может быть, они в самом деле стали лениться? Так и в других классах та же история».

Хотя Виктор Петрович сам просматривал контрольные работы по математике и убедился, что двойки были поставлены справедливо, хотя он возмущался и ругал Ивана Кузьмича, он никак не мог поверить, что Иван Кузьмич плохой учитель.

«Надо с Валерием Дмитриевичем и с родителями поговорить, — решил Виктор Петрович. — Может, что-нибудь выясню. Вот загадал мне загадку Иван Кузьмич! Схожу-ка я сейчас к Гулько…»

Логов оделся и вышел на улицу. Был морозный и солнечный день. Было тихо-тихо. Снег, ослепительно белый на солнце и голубой в тени, искрился мельчайшими блестками. Мохнатые от густого инея ветки деревьев распластались по синему полотнищу неба. Удивительно легкий и по-зимнему душистый воздух бодрящей свежестью вливался в грудь. Хотелось дышать и дышать. И Виктор Петрович жадно вдыхал эту бодрящую свежесть и чувствовал, что кровь быстрее заструилась в его жилах.

«Как хорошо! — Логов замедлил шаг и в раздумье остановился. — Вот природа. Живет себе своей особенной жизнью, спокойно и величаво. А я и не вижу. Сейчас бы на лыжи, да в степь, вон за те бугры! Все некогда. Домой и то никак не выберусь. Хотел на каникулах съездить, только вряд ли… Работы пропасть. Неужели у всех так?..»

И снова скрипел под его ногами утоптанный звонкий снежок. На Загородной улице учитель столкнулся с матерью Семы Гулько.

— С Новым годом, Варвара Ивановна! Здравствуйте!

— Ах, Виктор Петрович, спаситель вы наш! С Новым годом! Не знаю, как вас и благодарить! — Женщина схватила учителя за руки и долго трясла их. Ее глаза, когда-то поразившие Логова своим горестным выражением, теперь улыбались радостно и приветливо. — Заходите же, заходите к нам!

Учитель заметил, что дом, как и глаза хозяйки, тоже повеселел. Хотя квартира еще оставалась полупустой, в ней стало чище и светлее: вместо черных от пыли марлевых занавесок висели на вымытых окнах новые гардины. В зале появился небольшой стол с двумя выдвижными ящиками, сверху лежали стопки тетрадей и книг. В буфете, где прежде не было никакой посуды, теперь стояло несколько тарелок и чашек.

— Садитесь, пожалуйста, — суетилась хозяйка, подавая Логову стул. — Ох, и спасибочко ж вам, что в газете прописали! Мужик-то мой меньше пить стал. Совсем, правда, не бросил. Не могу, говорит, сразу отрубить. Но получки домой приносит… И на собрании, видно, его крепко пристыдили. Пришел злой, как черт, а тверезый и не дрался. Потише стал.

— Как же это судьба допустила? — с улыбкой спросил Виктор Петрович. — Помните, что вы говорили тогда?

— Ох, Виктор Петрович, чего не скажешь, когда такая беда! — вздохнула женщина.

— Как мать?

— И мать взял домой. С голоду, бедная, помирала. Сейчас отдышалась маленько, слава богу.

— При чем же тут бог?

— Да это только так говорится. Конечно, какой он бог теперь!

— Ну, а Сема исправляется?

— Куда-а! И не сравнить! Только недовольный чего-то. С Лешкой они повздорили.

— Он был у вас?

— Приходил под Новый год. Я в кухне возилась, у печки. Слышу, мой Семка говорит: «А чего она фасонит! Подумаешь, недотрога! Глаза набью, так будет знать…» Лешка помолчал-помолчал, да как гаркнет: «А вот это видал? Попробуй только!» И так он это крикнул, что даже мне боязно стало. Вбежала я в комнату, а Лешки уже нет. Семка на кровати лежит одевши, к стенке отвернулся. Спрашиваю — молчит. Так ничего и не добилась. Он и в школу на вечер не пошел. Не знаю, чего с ними.

Логов лучше Варвары Ивановны понял причину ссоры:

«Это они из-за Любы. Сема никак не может забыть ту пощечину, а Степной теперь Поярцеву никому в обиду не даст».

— И вас они вспоминали, — продолжала хозяйка. — Очень они вас уважают, Виктор Петрович. Уж на что Лешка… сами знаете, ничем ему не угодишь, и тот как-то обмолвился. «В нашей школе, — говорит, — есть два настоящих учителя: Виктор Петрович и Геннадий Максимович. Остальные, — говорит, — обыкновенные шкрабы». А Кузьмича так вовсе ругают почем зря.

— Ивана Кузьмича?

— Да. Они его Кузьмичом называют. Это который по алгебре.

— Иван Кузьмич очень хороший учитель.

— Ну, уж не знаю. Лешка про него даже стишки сложил. Они тут их на все лады распевали. Погодите, как же они… Да вот, вспомнила:

— Варвара Ивановна, не разрешайте им обсуждать поведение взрослых, тем более учителей! — сказал Виктор Петрович, а сам подумал: «Разве это запретишь? Взрослые сами виноваты, если о них плохое говорят. Но Иван Кузьмич! Значит, он только напоказ так работает, парадные уроки дает, когда кто-нибудь присутствует, а в остальное время… Степному можно верить: он не соврет».