Гулько жили на одной улице с Федотовыми.
Виктора Петровича встретила женщина средних лет, с заплаканными глазами. Логов назвал себя и вошел в дом.
Неуютно было в этом доме: полупустые грязные комнаты, тяжелый запах, мутный свет из давно не мытых окон, занавешенных почерневшей марлей.
Хозяйка провела учителя в «зал», как она назвала самую большую комнату, где стояла железная койка, сундук и пустой буфет с разбитым стеклом.
— Вот вы, Виктор Петрович, пришли узнать насчет Семы, — шепотом заговорила женщина, со страхом оглядываясь на дверь. — А вы бы сначала про его отца спросили. Жизни от него нет! — Варвара Ивановна (так звали хозяйку) беззвучно разрыдалась.
Логов сидел с поникшей головой: действительность начинала вносить поправки в его романтическое представление о труде педагога.
— Варька, где тебя черт носит? Воды! — послышался из соседней комнаты грубый мужской голос.
— Проснулся… Ох, смерть моя!.. — Варвара Ивановна мелко зашлепала стоптанными чувяками, направляясь к двери. Было слышно, как в кухне звякнула кружка и зашумел открытый водопроводный кран. Потом чувяки прошлепали по коридору в соседнюю комнату, откуда через некоторое время донесся тот же грубый голос:
— Какой там учитель? Рано еще… Дай-ка мой пиджак.
Минуту спустя на пороге появился довольно молодой мужчина с обрюзгшим лицом и рыжими нечесаными вихрами, похожими на костер. Это и был отец Семы. Нетвердой походкой подошел он к сундуку, сел, поздоровался.
— Здравствуйте, — отвечал Виктор Петрович. — Вы уже знаете, кто я и зачем пришел.
— Говорила жинка, да вроде бы рано — целый месяц… — Хозяин поскреб грязными пальцами затылок, волосы на его голове зашевелились и еще больше напомнили костер.
— Занятия начинать рано, а познакомиться с людьми пора, — возразил учитель.
— Может, и так… Только я вот малость нерентабельный, короче — с похмелья.
— В этом вся и беда, уважаемый… простите, не знаю…
— Василий Захарыч.
— Так вот, Василий Захарович, вы подумайте, как ваше поведение действует на детей.
— Ну, как это вы говорите, уважаемый, детей-то вы учите, а меня нечего учить.
— Я только советую.
— Нечего меня учить.
— Разве взрослые…
— Давно все науки прошел.
— Разве взрослые не ошибаются?
— Давно прошел. Еще не хватало, чтоб какой-то…
— Василь, замолчи! — перебила мужа Варвара Ивановна. — Залил глаза, так, думаешь, все можно…
— А ты, с-собака!..
В это время кто-то громко постучал в окно.
Хозяин отдернул занавеску, так что с нее тучами поднялась пыль, видимо узнал своего приятеля и крикнул:
— Вали сюда!
Но тот замахал ему с улицы рукой.
— Ладно, сейчас… — И, пробурчав еще что-то невнятное, Василий Захарович удалился.
— Теперь снова на неделю зальется, — горестно вздохнула Варвара Ивановна. — И всегда так. При вас он еще ничего, а то ведь как расходится, хоть живьем в гроб ложись.
— Ну, а вы, вы-то что смотрите? — Учитель резко встал и заходил по комнате. — Ведь это же… Ведь нельзя же этого допускать!
— А что поделаешь? — Женщина безнадежно махнула рукой. — Видно, судьба такая…
Логов остановился.
— Что?! Судьба?! — Виктор Петрович не мог удержаться от крика. — Чепуха! Вот и плохо, что вы примирились со своей… со своим положением! Вы хоть на производстве были? Где он работает?
— Боже спаси! Чтоб забил до смерти?
— Где муж работает?
— На шахте, крепильщиком.
— Коммунист?
— Что вы! Такого разве возьмут…
— Так вот, я сам пойду на шахту и все расскажу. До свидания!