Близились Октябрьские торжества.
Город похорошел: на фасадах зданий, на воротах и в аллеях парка укрепили портреты вождей, плакаты и флаги; а вечерами, бросая отсвет на низкие облака, рассыпалась огнями многоцветная иллюминация.
Дети начинают праздник раньше взрослых. И Виктор Петрович на уроках видел, что хотя ребята и слушают его и как будто записывают правила, но в мыслях у них уже не придаточные предложения и не причастный оборот.
Утром седьмого ноября, до начала демонстрации, Логов сел побриться. Закусив перед зеркалом нижнюю губу, он принялся скоблить лезвием свой узкий подбородок.
«Тощий ты, брат, Виктор Петрович, — рассуждал сам с собой учитель. — И лысеть начинаешь. Скоро твой просвещенный лоб утратит последние остатки декоративной растительности, на макушке у тебя образуется целая танцплощадка, и, к удивлению своих учеников, ты примешь вид облупленного яйца. Когда ты войдешь в класс…»
— Витя! Вам телеграмму принесли! — вдруг крикнула через дверь Митревна.
— Что? От кого?
Виктор Петрович выбежал в переднюю и выхватил у почтальона синий телеграфный бланк.
— От Светы!.. Ох, простите, пожалуйста! Спасибо. Что? А-а, расписаться…
«Витя, поздравляю Великим Октябрем.
Желаю счастья, здоровья, успехов.
До скорой встречи. Твоя Светлана».
«До скорой встречи?! Да, так и написано: «До скорой встречи. Твоя Светлана». Значит, она сама приедет, м о я Светлана! Приедет! Скоро!..» — Виктор Петрович все читал и перечитывал телеграмму, хотя уже знал ее наизусть.
Наспех закончив бритье, Логов быстро оделся и пошел в школу.
Во дворе начинали собираться дети, веселые, шумные, нарядно одетые. Виктор Петрович отыскал своих учеников и поздравил их с праздником. Те, окружив учителя, хором поблагодарили его и, в свою очередь, поздравили с праздником.
— Виктор Петрович, а мы читали ваш фельетон! — сказал Светлов.
— Здорово вы про Гулько написали!
— Семка и на демонстрацию не пришел: стыдно небось показаться, — заметил Федотов, оглядывая двор через головы ребят.
— Так ему и надо, — ухмыльнулся Вадик Храмов, — в газету попал! Теперь все над ним смеяться будут.
Учитель посоветовал:
— А вы не смейтесь и других останавливайте. Ошибиться может любой из нас. И Сема, конечно, нехорошо делал, но теперь исправится.
Храмов надулся и отошел.
— Виктор Петрович, вы и раньше писали в газеты? — спросила Люба Поярцева.
— Писал.
— Значит, вы писатель?
— Ну нет! Стать писателем не так просто.
В это время раздался мощный голос репродуктора:
— Внимание! Внимание! Говорит школьный радиоузел.
Товарищи учащиеся! Напоминаем порядок построения колонны.
Мальчики восьмых-десятых классов строятся у ворот…
Через несколько минут послышался четкий барабанный такт, и школьники двинулись по улице.
В больших городах парады и демонстрации продолжаются чуть ли не целый день. Глядишь и диву даешься, откуда валят без конца эти толпы ликующих и счастливых людей, поднимающих к солнцу яркие знамена, лозунги и докрасна раскаленные звезды.
А в маленьком шахтерском городке скромнее и тише проходят праздничные дни. Никакого парада здесь не было, и демонстрация заняла не больше часа. Но пестрый человеческий поток нес те же знамена, лозунги и звезды, и то же счастье сверкало в глазах людей.
Колонну школьников к трибуне пропустили первой.
Виктор Петрович залюбовался стройными рядами детей. Радостные, весенние лица, песни, цветы, полыхание алых полотен, издали похожее на широкое зарево, — все это как будто бросало вызов угрюмому осеннему небу.
«Какой контраст! — подумал учитель. — Светлячок мой, ты теперь тоже на демонстрации и, может быть, тоже думаешь обо мне. «До скорой встречи». Да, да, мы скоро будем вместе и на всю жизнь! Неужели это правда?» — Логов хотел перечитать телеграмму, которую, взял с собой, но раздумал: «Нет, потом…»
— Урра-а-а!!! — прокатилось по колонне.
Виктор Петрович с недоумением посмотрел вокруг, затем, как бы извиняясь за свои мысли, виновато улыбнулся людям, стоявшим на трибуне, и с тою же улыбкой взглянул на ребят. А когда уже позади него послышалась новая здравица в честь комсомола, он вместе с учениками радостно прокричал «ура».
После демонстрации Логов пошел к речке. Долго сидел он на берегу совершенно неподвижно, потом вдруг вскинул голову, поднял руку и медленно, с остановками, как складывались в его сознании стихи, прочитал:
По дорогам стальным кто куда,
Часто-часто дыша от скорости,
Голубые бегут поезда,
На колеса мотая версты.
Где ж тот поезд, что жду я давно,
Жду и в светлые дни и в ненастье?
Где тот поезд, что в утро одно
Привезет мне желанное счастье?..