К началу занятий Виктор Петрович вернулся в Н., и жизнь учителя сразу вошла в прежнее, уже привычное для него русло. Он все так же рано вставал, готовился к урокам, большую часть дня проводил в школе и поздно вечером возвращался домой. Спать ложился в начале двенадцатого, ставя будильник на пять часов утра.
…Утром Виктору Петровичу показалось, что звонок раздался сейчас же после того, как он сомкнул глаза. Но это обманчивое чувство было ему знакомо и нисколько не удивило его.
Учитель встал, включил свет и начал делать зарядку. Потом он умылся под краном, подошел к столу и заметил, что пепельница, которую он вчера наполнил окурками, была пуста; что рамка с фотографией Светланы, чернильница и настольная лампа обтерты сырой тряпкой; что в графин налита свежая вода.
«Славный вы человек, Лукерья Дмитриевна! — подумал учитель. — Не знаю, как и благодарить вас. Ну, что этот подарок? Пустяк!»
Виктор Петрович положил на видное место приготовленный для соседки сверток и углубился в работу. Во-первых, он решил закончить вводную часть к методической разработке по литературе, начатую вчера. Едва поспевая за мыслями, его перо быстро забегало по бумаге; на столе появились груды книг, журналов, конспектов, школьная программа и папка с вырезками из газет.
Дописав страницу, Логов любовался ею, хотя она имела весьма неряшливый вид: в одних местах строчки были сплошные, в других прерывались (не сразу находит автор нужные слова); кое-где пробелы, оставленные для цитат, занимали третью часть или даже половину страницы; нередко над зачеркнутой строкой лепился новый вариант или вставка, написанные настолько мелко, что трудно разобрать.
Так выглядела левая сторона тетради; правая — оставалась пока свободной: сюда будет перенесен уже обработанный текст.
Через два часа Виктор Петрович вчерне закончил введение.
— Итак, моя девочка, — говорил он, обращаясь к фотографии Светланы. — начало есть! Вот послушай.
И Логов перечитывал вслух только что написанные страницы.
— Каково? — спрашивал он. — Вот здесь, говоришь, нужно исправить? И здесь? Согласен. А в общем как? Ничего?
Светлана улыбалась.
— Так, с методразработкой пока все. Чем же мы дальше займемся? Советуешь проверить диктант?
Учитель снова склонился над столом. Толстая кипа тетрадей с правой стороны начала быстро уменьшаться, а с левой стороны расти.
Через три часа и эта работа была закончена.
— Светик, слышишь? Ни одной тройки на весь класс! — радовался Виктор Петрович. — Даже Приходько и Храмов получили четверки! А ведь они сидели по одному, ни у кого не могли списать. И диктант, я бы сказал, нелегкий.
Митревна тем временем стирала в кухне белье. Порой она со вздохом разгибала усталую спину, прислушивалась к звукам в комнате учителя и думала:
«Что-то мой соседушка бурчит. С милкой, видать, разговаривает. Эх, родимый! И помиловаться-то бедному некогда! Должно, женится скоро. А чего ж ему не жениться: зарабатывает хорошо, человек он сурьезный и девку, видать, подходящую нашел. Стало быть, скоро приедет… Ну, а чего ж это он закусывать-то не идет?»
Женщина вытерла мыльные руки о фартук и, подойдя к двери, постучала.
— Витя, я вам покушать принесу. На голодный-то желудок разве работа?
— Спасибо, Лукерья Дмитриевна! Я сейчас сам приду, — отозвался Логов.
Вскоре он сидел в передней за столом, а Митревна подавала ему завтрак.
— Какой же вы неслухьяный! Беда! — добродушно ворчала женщина. — Встаете ни свет ни заря, делов столько делаете, а кушать никак. Хоть малость нужно себя берегти.
— А к чему себя беречь? — говорил Виктор Петрович, поспешно глотая отлично сваренный кофе. — По-моему, жизнь нужно прожить так, чтобы все свои силы израсходовать без остатка, чтобы людям наибольшую пользу принести.
— Польза-то, она польза, да откуда для пользы силы брать, ежели себя не поддерживать? Вот оно что! Который человек здоровье свое поддерживает, так от него и польза, а который нет — какая от него польза! Вы вон вконец перевелись.
— А вы, пожалуй, правы, — согласился учитель. — Я действительно часто забываю о сне и еде. Такая уж у меня натура.
— Вот погодите, — лукаво улыбнулась Митревна, — зазнобушка приедет, она вашу натуру на свой лад перекроит!
После завтрака Логов передал Митревне приготовленный сверток. Женщина не заставила себя упрашивать и приняла подарок с благодарностью, потому что ей, как говорится, был дорог не дорогой отрез, а внимание человека, которого она полюбила, как мать.
Виктор Петрович ушел к себе. Слова. Митревны заставили его задуматься:
«Действительно, я как-то странно живу. Дело, конечно, не только в режиме питания… Ученики, тетради, уроки — все школа и школа. Я ни в кино не бываю, ни на лекциях, даже в город редко хожу, ничего, кроме специальной литературы да газет, не читаю, и кандидатский минимум под спудом лежит… Да мне и некогда, некогда этим заниматься! Школа, класс требуют столько сил и времени, что поглотили меня целиком. Неужели всегда так будет? Ну, нет! Это, вероятно, по неопытности, потому что я первый год работаю. Ведь настоящие учителя находят же время и для отдыха и для других занятий. Нужно как-то перестроить свой рабочий день…»
В двенадцать часов, подготовившись к урокам, Виктор Петрович пошел в школу.
Члены редколлегии литературного журнала собирались в одном из классов на втором этаже. Степного не было.
«Опять захандрил. И журнал его не привлекает. — Виктор Петрович расстегнул портфель, вытащил несколько тетрадей. — Светлова спросить? Они же теперь в одной квартире».
Учитель роздал юным авторам их рассказы и стихи со своими замечаниями, кое-что предложил доработать тут же, в классе. Другим кружковцам поручил сделать рисунки или заголовки, а сам встал у окна, глядя на склоненные головы ребят:
«Веня Рыжкин черкает передовую, как заправский редактор… А Храмов-то, Храмов! Ишь, с каким усердием он клеит буквы, даже язык высунул! Приучайся к делу, дружок, скоро и тебя запишем в актив. Довольно в постельке нежиться. Маруся тоже работу нашла: стучит себе на машинке, только поспевай рукописи давать. Машинка-то и помогла ей русский язык выучить. Из-за одной ошибки приходилось целые страницы перепечатывать да еще и нужные правила повторять… А Светлов! Какой он все-таки славный парнишка! Да, да, нужно у него узнать».
Учитель подозвал Володю, тихо спросил:
— Почему Алексей не пришел?
— А он говорит, что в нашем журнале все халтурщики, им нельзя давать настоящие стихи — испоганят.
— Вот как!
— Виктору Петровичу, говорит, я еще могу доверить свои произведения, а другим нет.
— Хорошо, Володя, иди заканчивай работу. — Учитель рассеянно взглянул в окно. Сквозь тонкий ледок смутно виднелись лишь длинные кривые сосульки с загнутыми в одну сторону концами (сосульки замерзали на ветру). Вдруг одна из них бесшумно отделилась от крыши и упала вниз.
«Солнышко пригревает. И стекла начинают оттаивать…»
Хлопнула дверь. Виктор Петрович обернулся: ни с кем не здороваясь и ни на кого не глядя, в класс вошел Алексей, сел за последнюю парту.
Ребята вопросительно посмотрели на него, потом — на учителя.
На лице Виктора Петровича не дрогнул ни один мускул. И голос его был спокоен:
— Степной, так поступают лишь плохо воспитанные люди.
— А меня никто не воспитывал, — пробурчал ученик.
— Не будем спорить. Прошу вас либо соблюдать правила поведения, либо…
— Удалиться? — перебил Степной. — Пожалуйста!
«Правильно ли я поступил? — забеспокоился учитель после того, как Алексей оставил класс. — А как иначе? Не могу же я делать для него исключение… Наверное, больше не придет. Сколько бился с ним, и все напрасно!»
Виктор Петрович взглянул на часы: начало второго. Заложив руки за спину, Логов пошел по рядам. Он заглядывал в ученические тетради, смотрел рисунки, фотографии, красочные заголовки и виньетки к произведениям ребят. И всюду находил, что исправить, дополнить или заменить.
Перед звонком на уроки редактор журнала Веня Рыжкин сдал Виктору Петровичу готовый номер.
Выйдя из класса, учитель увидел стоявших у окна Храмова и Светлова. Володя листал какую-то книжку. Вадик по привычке жевал свой завтрак. Но, кроме бутерброда, он держал в свободной руке тетрадь.
— Вовка, — говорил мальчик невнятно, потому что его рот был набит едой, — а у меня другой ответ получается.
— Почему? — удивился Володя. Он взял у товарища тетрадь и стал внимательно просматривать вычисления. — Здесь так. Минус корень квадратный… Да брось ты чавкать над ухом!
Храмов с сожалением посмотрел на бутерброд и положил его на подоконник.
— Ага, дело ясное, что дело темное! — воскликнул Светлов. — Ну-ка, проверь знаки.
— А ты лучше сам исправь или скажи, — робко попросил Вадик.
— Сказать? Сказать? — ехидно рассмеялся Володя. — Хорошо! Жил-был у маменьки толстый «пухлянтик». Вот как, вот как, толстый…
Храмов надул губы и выхватил у товарища тетрадь.
— Эх ты! — уже серьезно заговорил Светлов. — Привык, чтоб за тебя другие все делали. Я хотел как другу тебе помочь, а ты опять за подсказки.
Володя махнул рукой и собрался уйти.
— Подожди! — остановил его Вадик. — Вот здесь перед корнем стоит минус. Значит, извлекаем и ставим обратный знак?
— Ну, конечно! Там нечего и решать. Только нужно мозгами пошевелить немножко. А подсказки, Вадик… ну их к лешему! Теорему ты как, разобрал?
Ребята увлеклись доказательством, о чем-то заспорили и побежали в класс.
Учитель, наблюдавший до конца всю эту сцену, увидел на подоконнике бутерброд, который, может быть, первый раз в жизни забыл доесть Вадик Храмов. Виктор Петрович довольно прищелкнул пальцами и зашагал по лестнице вниз.
Со звонком учителя разошлись на уроки, и опять во всем здании установилась тишина, своеобразная школьная тишина, наполненная легким шумом работающих классов.
— Прослушайте небольшой текст, — говорил в своем классе Виктор Петрович. Он медленно и внятно прочитал короткую статью, как раз на те правила, которые объяснил в начале урока.
— Запишем этот текст. Будьте внимательны и аккуратны! Смотреть лишь в свою тетрадь.
Виктор Петрович диктовал, а ребята старательно работали перьями.
Маруся Приходько наклонилась над своей тетрадью так низко, что нос едва не размазывал написанные слова.
Учитель молча, чтобы не отвлекать остальных, подошел к девочке и слегка пристукнул по парте карандашом. Ученица поняла и села прямо.
Степной живописно откинулся назад, заложив за спину левую руку. Учитель и его заставил изменить позу и правильно положить тетрадь.
Когда текст был записан, Виктор Петрович предложил ученикам, сидевшим за одной партой, поменяться тетрадями.
— Возьмите карандаш и проверьте друг у друга диктант. Найденную ошибку нужно не только исправить, но и объяснить.
Такой работой восьмиклассники, видно, еще никогда не занимались. С какой радостью они ухватились за нее! Каждому хотелось во что бы то ни стало найти у товарища ошибку, подчеркнуть ее, исправить и отметить на полях птичкой, как делают учителя. Иные даже ставили оценки, но Виктор Петрович это запретил.
Светлов, находя в Вадикином диктанте ошибки, каждый раз толкал товарища в бок. А Храмов просматривал Володину тетрадь, но, кажется, больше думал о своей, потому что с опаской косился на соседа.
После проверки начался разбор, гораздо более оживленный, чем всегда, и более полезный: он заставил ребят вспоминать множество правил, спорить, доказывать и опровергать.
— Приходько, читайте и разбирайте первое предложение, — сказал Виктор Петрович. — Остальным внимательно следить.
Девочка читала:
— «Как ни тяжелы раны, нанесенные Советской стране гитлеровскими людоедами, наш народ, руководимый Коммунистической партией, со сказочной быстротой восстанавливает разрушенные города и села, заводы и шахты, школы и жилые дома».
— Это сложноподчиненное предложение с придаточным уступительным, — продолжала ученица. — Придаточным уступительным называется такое придаточное, которое высказывает мысль, совершенно несовместимую с тем, что сообщается в главном предложении.
Обнаружив ошибку в формулировке, класс протестующе встрепенулся десятками поднятых рук.
Учитель вызвал Храмова, несмотря на то, что мальчик не выразил никакого желания отвечать.
— Приходько неправильно сказала, — заговорил Вадик, сосредоточенно глядя в потолок. — Придаточное уступительное предложение высказывает мысль, к а з а л о с ь б ы, н е с о в м е с т и м у ю с тем, что сообщается в главном предложении. А она сказала «с о в е р ш е н н о н е с о в м е с т и м у ю». Так нельзя сказать.
Хотя поправка была существенна и верна и хотя ее сделал слабый ученик, Виктор Петрович не удовлетворился ответом. Работая с детьми, Логов пришел к заключению: мало исправить ошибку, нужно добиться, чтобы она больше не повторялась, нужно выработать у школьников своего рода иммунитет к ней. Но как этого достигнуть? Размышляя над таким вопросом, Виктор Петрович сделал свое первое методическое открытие: «А вот как: необходимо возможно ярче, наглядней выставить ошибку, на интересном, запоминающемся примере показать, к чему она может привести».
Проверяя диктанты и сочинения, учитель заранее подбирал такие примеры, внося их в специальную тетрадь, и теперь на уроке решил использовать свой метод:
— Вот вы, Приходько, переставили в определении всего одно слово, заменили его другим, а как это нарушило не только грамматику, но и логику! В предложении не может быть несовместимых, противоположных мыслей, иначе получится абсурд. Я приведу вам такой пример. Хотя Ноздрев являлся мошенником и подлецом, он был прекрасным человеком…
К концу урока Виктор Петрович пояснил ученикам задание и собрал классные тетради, чтобы дома проверить их.
Вскоре прозвенел звонок. Но горячие споры продолжались и на перемене, пока общее внимание не привлек «Наш крокодил»:
— Говорит школьный радиоузел. Слушайте передачу «Наш крокодил» у микрофона».
Толпы ребят хлынули к репродукторам.
— Здравствуйте, дорогие друзья! Я только что получил несколько телеграмм и хочу прочитать их вам.
Сегодня ученик восьмого «В» Вадим Храмов получил две четверки: по алгебре и русскому языку.
Учащиеся шестого «Б» Петр Залесский и Сергей Ботин тоже получили четверку, но… одну на двоих.
Дружный смех прокатился по всему зданию.
— Браво, Вадька! — крикнул Светлов, хлопая по плечу товарища. — Еще и пятерки будешь получать.
А Ботин и Залесский, заранее чуя беду, куда-то скрылись. Но разве спрячешься от сотен детских глаз! Мальчиков нашли под сценой, в паутине и пыли, что заставило всех смеяться еще больше.
— По сообщению моего собственного корреспондента, — продолжал «Крокодил», — вчера после обеда комсомолка Галина Климко (девятый класс «А») заявила своей маме: «У меня нет времени возиться с твоей посудой! Я не на кухарку учусь. Сама убирай, если хочешь»… После этих слов ученица с деловым видом… легла спать. Как говорится, комментарии излишни!
— Фу, какое им дело, о чем я с матерью говорю! — презрительно сморщилась девятиклассница.
— А вот какое! — пояснил Геннадий Спицын. — На общем комсомольском собрании мы обсудим твое поведение в быту.
«Крокодил» между тем заканчивал:
— Ребята, ваши отзывы о передаче шлите нам по адресу: город Н., четвертая школа, почтовый ящик номер пять, пять, пять, четыре, четыре, поменьше троек и ни одной двойки. До свидания, дорогие друзья!
Алексей стоял возле двери класса и украдкой, через головы товарищей, поглядывал на Любу, которая вместе со всеми слушала радио. Девушка, чувствуя на себе его взгляд, краснела, сердилась и в то же время желала, чтобы он дольше так смотрел на нее.
А в сознании Степного нарастали неясные волнующие звуки. Вот они стали складываться в слова, в строки:
Что со мной, не пойму. В незнакомом огне
Жду я сердцем какого-то чуда:
Будто светлая тайна откроется мне,
Будто с нею я счастье добуду.
По ночам я не сплю. Днем хожу, как во сне…
Где ты, где, моя прежняя удаль?..
Раздался звонок, Алексей вздрогнул. В коридоре уже не было никого, только на лестнице слышались чьи-то приближающиеся шаги: видимо, это шел учитель. Степной поспешил в класс.
И снова один за другим шли уроки: химия сменялась физкультурой или тригонометрией; родной язык перекликался с иностранными; стены классов как будто раздвигались, и перед изумленными взорами детей проходили далекие времена, неведомые земли, великие люди.
За один день ученики узнавали иногда больше, чем открывало человечество за целый век.
Прозвенел последний звонок, и школьники с веселыми криками разбежались по домам.
Виктор Петрович занимался в школьной читальне. Он готовил материал для новой главы своей методической разработки. Часы пролегали незаметно.
Библиотекарша, пряча в кулак зевоту, исподлобья поглядывала на Виктора Петровича.
«Сколько можно сидеть! — досадовала девушка. — Забрал бы домой и копался хоть до утра…»
Наконец она не выдержала и стала запирать шкафы.
— Простите, Соня! — сказал учитель, посмотрев на часы. — Я не думал, что уже так поздно. Вы разрешите мне захватить некоторые книжки домой?
— Да уж берите. Только завтра нужно вернуть.
— Конечно, конечно!
Логов попытался застегнуть набитый до отказа портфель, но не смог. Он взял его под мышку, попрощался и вышел.
Шагая по темному коридору, заметил в кабинете директора свет. За дверью приглушенно звучал голос Ольги Васильевны:
— Прекрасное начинание! Нужно поддержать молодежь, Иван Федорович.
Логов хотел удалиться, но в комнате услышали его шаги.
— Кто там? — прогремел директорский бас. — Войдите! Вы еще здесь, Виктор Петрович? Прошу, прошу! — Иван Федорович указал на стул. — Чем занимались?
— В библиотеке сидел, — ответил учитель.
— Добро. А мы с Ольгой Васильевной обсуждаем один интересный вопрос, который и вас касается.
Логов насторожился.
Директор продолжал:
— Отец вашего ученика Федотова подал интересное рационализаторское предложение.
— Да, да, знаю.
— Знать мало, мой дорогой.
— Я думал и помочь ему.
— Верю. Вы действительно помогали и помогаете многим семьям. Но наши комсомольцы тоже не спят. На шахте нет холодильных установок. Так наши хлопцы решили сами, своими силами изготовить холодильную машину. В школьных мастерских.
— О-о! — с радостным удивлением воскликнул Виктор Петрович. — Так это же чудесно! Это же просто замечательно!
— А я что говорю! Валерий Дмитриевич считает, что ребята с помощью учителей и самого рационализатора справятся с таким заданием: ведь у нас есть токари пятого и даже шестого разряда. Кое-какие детали мы сможем достать готовые. Вот. Обязательно нужно такую машину сделать! Потом проведем испытания. Если даже ничего и не получится, ребята хорошую практику пройдут. И холодильник в хозяйстве всегда пригодится.
— Конечно!
— Значит, решили помочь Федотовым?
— Решили, Иван Федорович! Но я-то, я-то куда глядел! — Логов покачал головой и поерошил волосы.
— Я вас ни в чем не виню, Виктор Петрович, — возразил Рудаков. — Работа у нас большая, сложная, трудно сразу все охватить. А вы к тому же еще очень молодой учитель — учитель-первичок.
С минуту помолчали. Разговор возобновила Ольга Васильевна:
— Виктор Петрович, как у вас с подготовкой к выборам?
— Я готовлю специальный номер журнала и выставку тематическую. Потом хочу, чтобы ребята выступили перед избирателями с чтением своих произведений.
— Неужели и Степной будет читать стихи? — с нарочитым недоверием спросил директор.
— Да что там Степной! — улыбнулся Виктор Петрович. — Приходько будет выступать!