По ту сторону дороги

Глава 10

«Бедная девочка потеряла путь,

Бедную девочку к дому не вернуть.

Бедная девочка вовсе не бедна,

Ведь эта девочка Город подвела.

Не вспомнят о девочке семья и друзья,

Потому что Город предавать нельзя!» –

неизвестный автор (из рекомендованной литературы для младших классов)

Кажется, я всё-таки умерла. Туман свёл моё сознание с ума и сожрал моё тело. Только бы Сэм и ша не вышли из комнат! Я с трудом могу думать и едва могу шевелиться, голова гудит, словно меня запихнули внутрь музыкальной трубы. Какие-то обрывки произошедшего, отдельные пазлы никак не соединяются в единую картину. Я даже не уверена, что дышу, не уверена, что налетевшие на меня монстры не вырвали когтями моё сердце. Сжимаю и разжимаю пальцы, боль током прокатывается по руке, и тогда я понимаю, что ещё жива. Не знаю, радоваться мне этому или нет. Не могу пошевелиться, что со мной сделали? Нужно открыть глаза, лучше встретить ад, не зажмуриваясь. Что-то всплывает в памяти. Вспоминаю, как ударилась об пол, как сверху нависли гиганты с физиономиями троллей. Только бы не тронули Сэм и ша! С трудом открываю глаза, и их сразу режет неестественно яркий свет, белый, пронзительный. Стон вырывается сам по себе, и вдруг рядом раздаётся знакомый голос:

— Очнулась, наконец.

Где я его слышала раньше? Поворачиваю голову и пытаюсь привыкнуть к освещению. Тёмный силуэт посреди белых стен. Почему всё такое яркое? Дёргаю руками, ногами, что-то держит их. Теперь я могу разглядеть — меня связали ремнями, туго впивающимися в кожу, как опасного дикого животного. В панике пытаюсь освободиться, дёргаюсь. Эта ограниченность движений лишает меня спокойствия и уверенности. Ощущаю себя подопытным кроликом.

— Перестань возиться!

Резко оборачиваюсь на говорящего, насколько мне позволяют путы. Дмитрий. Мой Аполлон сидит на стуле и устало, но недовольно смотрит на меня. Это знакомое лицо вселяет в меня надежду.

— Дмитрий, здравствуй! — мне стало немного легче. — Что происходит? Помоги мне, пожалуйста!

В его глазах мелькает что-то новое для меня, пугающе холодное и отстранённое, и я с ужасом понимаю, что он не поможет, никто не поможет. Грудь сдавливают подступающие слёзы, но я сжимаю кулаки и сдерживаю их.

— Так вот где ты работаешь. На ОБ, значит, — я не смотрю на него, лучше не видеть этого лица, лучше изучать эти странные лампы, этот высокий потолок, они даже менее бесчувственны сейчас, чем он.

— Да, Лис. Уже давно. И я никогда даже и предположить не мог, что встречусь здесь с тобой при подобных обстоятельствах.

— Зачем я здесь?

— Ты знаешь.

— Нет.

— Ты укрывала беглого преступника и собиралась передать его пособникам. Не волнуйся, все они мертвы теперь. Их показания нам не нужны.

Меня обдаёт холодной волной. Так просто он говорит о чьей-то смерти, мне становится противно.

— Я ничего не делала, — последняя глупая попытка спастись.

— Не нужно, Лис. Не делай всё сложнее. Нам известно всё. Только я никак не могу понять, зачем ты так поступила? Я всегда считал тебя умной и главное думающей девушкой.

— Мне просто стало жаль раненого человека, — уже в который раз я повторила ту же фразу.

— Какая глупость! — в его голосе послышалось презрение, по крайней мере, мне так показалось. Как? Как Аполлон мог превратиться в такую гадюку?

— Ты сама виновата во всём, — продолжал Дмитрий. — А я просто делаю свою работу. Те, кто живёт в Пустоши — наши враги, и так будет всегда. Ничто не изменится, и мы защищаем Город от них. И это самое важное правило Объединений. Жаль, что ты его не поняла. Тебя допросят, а потом вынесут вердикт.

Он уже собирался уйти, но я воскликнула:

— Кто рассказал вам? Откуда вы узнали?

— Тот, кто помнит свой долг, и кто будет чтить его, несмотря ни на что. Трой поступил благородно, он спас и тебя, и всех нас!

Дмитрий вышел, а я начала задыхаться. Не верю! Трой не сдал бы меня никогда! Ложь! Бред! Невозможно! Меня захлёстывало от паники, слёзы лились сами по себе. И эта лампа светила прямо в лицо, словно хотела выжечь мои глаза, и этот её чуть гудящий звук, и это одиночество. «Трой! — я закричала почти неосознанно. — Трой! Где ты? Забери меня! Пожалуйста, забери меня!» Мне хотелось, чтобы он услышал мой вопль, пришёл и сказал, что всё будет хорошо. Внезапно дверь хлопнула, и на мгновение я даже поверила, что это он. Но я ошиблась.

— Потише, девочка, зачем же так надрываться? — худая женщина с обветренной сухой кожей, обтянувшей чуть вытянутое лицо, с чёрной копной волос, собранных в пучок, в строгом костюме и с чёрно-кремовой кошкой, следящей за мной голубыми глазищами, в руках. Домашние животные в нашем мире — признак богатства, их содержание требует невероятных средств. Я узнала эту женщину, все в Городе знали это лицо, но та всё равно представилась:

— Анна Сесилия Брон, — улыбнулась она, — руководитель отдела безопасности. Я немного пообщаюсь с тобой и затем сообщу тебе вердикт по поводу твоей дальнейшей судьбы.

Все её движения были изящны, говорила она плавно, но я знала, что лидер ОБ — это жёсткий и расчётливый человек, тот, кто и нужен на подобную должность.

— А как же суд? — вырвалось у меня.

— Ну, если это так принципиально, то считай, что ты уже на нём, — я сглотнула, а её улыбка так и продолжала раздражать мой взгляд. — Твоё имя Алиса Кастерли?

— Да.

— А вот и нет.

— Простите?

— Имена твоих родителей Эрик и Наоми Кастерли?

— Да.

— Неправда.

— Да о чём вы? Я не понимаю!

— Имя твоей сестры Саманта Кастерли?

— Да, но что...

— Очередная ошибка.

— Перестаньте!

— Только я могу тут что-то требовать, девочка. Лежи тихо и жди, когда я задам вопрос, — в её голосе послышались стальные нотки, и я поёжилась от дурного предчувствия. — У Эрика и Наоми Кастерли, бравых охотников Города, была только одна дочь — Саманта. А ты — другая кровь.

«Другая кровь!» — слова Сэм всплыли откуда-то из глубины памяти, то, как она кинула эту фразу мне в лицо. И вот сейчас то же самое. Я приёмная? Я не могу быть! Сестра и ша знали? Здесь все пытаются обмануть меня, здесь все пытаются меня уничтожить!

— Это ложь, — мой голос прозвучал уверенно.

— Твои родители, биологические я имею в виду, Дэвид и Катерина Макклейн. Они являлись Тенями и всю свою жизнь провели в Пустоши. Насколько мне известно, они и родились там, так же как и ты. Во время охоты Дэвид и Катерина были убиты четой Кастерли, и Наоми проявила жалость (что в вашей семье с ней за дело?) и забрала младенца к себе. Она боялась, что никогда не сможет иметь детей. Тебя вбили в систему, метки на твоей руке не было, ведь ты никогда не жила в Объединениях, так что никаких проблем не должно было возникнуть. Хотя я предупреждала их обоих, что таковые однажды произойдут, ведь у тебя изначально подпорченная кровь. Ну, вот и доказательство моей правоты! Ты на допросе в отделе безопасности и обвиняешься в позорнейшем и удручающем преступлении. Хорошо хоть Эрик и Наоми этого не видят.

Меня словно бросили в кипяток, а потом резко в холодную воду, казалось, что я разваливаюсь на атомы и больше никогда не смогу соединиться вновь. Одни мои родители убили других моих родителей, а потом сами погибли в Пустоши? Мне не удалось сдержать нервный смех. Это слишком много для одного человека, для одного повреждённого мозга. Как же мне рвёт грудную клетку! Не могу ни о чём другом думать, боль заполонила всё.

— Так, Алиса. Мы разобрались с твоей личностью, давай поговорим о том, что ты натворила.

— Почему вы не можете просто оставить меня? — я еле шевелила губами.

— Итак, я хочу получить лишь пару ответов. Зачем ты позволила изгнаннику войти в дом?

— Он истекал кровью, умирал, вам же, наверняка, уже всё известно, — я говорила отстранённо. Мне чудилось, что я уже не существую, мне было плевать.

— Да, разумеется. Это всего лишь формальности. Он тебе что-нибудь рассказывал про Пустошь или об изгнанниках?

— Они могут ходить во время Тумана.

— Да, это уже не новость.

— Это всё.

— Надеюсь, Алиса, ты понимаешь, что находишься не в том положении, чтобы скрывать что-либо. Ложь только всё усугубит. Ты говоришь правду?

— Он больше ничего мне не говорил.

— Что ж, ладно. Почему ты решила впустить в дом его сторонников?

— Они хотели уйти обратно за стены.

— И ты могла позволить бежать преступникам?

— Я не слышала, что бы они что-то нарушили.

— На них метка, этого уже должно быть достаточно. Ты всё прекрасно понимала, но готова была их отпустить.

— Я просто пожалела...

— Не стоило.

— Мне уже говорили.

— И правильно делали. Я полагаю, ты намекаешь на своего друга Троя? — меня передёрнуло, и это не укрылось от взгляда Брон. — Не думай о нём плохо, Алиса. Юноша хотел спасти тебя. Он боялся, что Тени станут пытать вас, попробуют выяснить любую возможную информацию о нашей системе, её слабостях. Так и было бы. Он умолял помочь тебе, сказал, что ты добрая и наивная девушка и не смогла справиться со своим милосердием. Вообще-то он просил не делать тебе больно и всё прочее. Мальчишка был так напуган, но неужели он, будущий охотник, не догадывался, куда тебя приведут? Сейчас он сильно повздорил со своим отцом, но потом всё наладится. Он хороший юноша, но иногда забывает о деле.

Слёзы попадали мне в рот, мне никак не удавалось усмирить их. Трой, какой же ты дурак!

— Он не вытащит меня, да? Вы меня убьёте?

— Мы не тираны и не убийцы, Алиса, но за ошибку придётся расплатиться. Если все мы будем безнаказанно следовать своим слабостям, то куда же это приведёт наш мир? Туда же, где он был до появления Объединений. Скажи, девочка, если бы был шанс вернуться назад, ты бы помогла тому человеку, зная о том, что ждёт в будущем?

— К чему рассуждать, если это невозможно?

— А, ты не уверена. Как бы ни были плохи твои дела сейчас, ты не знаешь, смогла бы ты смотреть на него, умирающего. Дурное решение, дурной поступок. Ты предала Город.

Я до боли сжала кулаки и ничего не смогла ответить. Я никого не предавала, никого...Я просто...

— Ещё один вопрос, Алиса. Когда патруль вошёл в дом...

— Вломился...

— Что?

— Он вломился в дом.

— Не придирайся. Дверь Саманты была закрыта с наружной стороны, а комната вашей няни забаррикадирована тумбой, это ты сделала? Зачем?

— Не хотела, чтобы они случайно увидели Теней.

— То есть, они были не в курсе? Но как они не заметили его в собственном доме?

— Они боятся ходить на чердак из-за глупых суеверий. К тому же, расскажи я об этом сестре, она бы точно вызвала стражей. Смерть родителей заставила её возненавидеть Пустошь и всех, кто там существует, а про ша и говорить нечего.

— Ну, мы это ещё проверим, — она встала, разговор был окончен. Брон внимательно посмотрела на меня, и я приготовилась услышать её вердикт. Я почти ничего не чувствовала, я слишком устала.

— Это недопустимая ситуация, а Закон не прощает ничего. Мне жаль, Алиса, но ты подвела память Эрика и Наоми Кастерли, а изменить мы прошлое не в силах. Тебе сделают метку, и система забудет о тебе навсегда!

Её каблуки застучали по полу, а я в ужасе приподнялась:

— Постойте, что?! Только не метку! Лучше сразу убейте меня!

— Я же говорила тебе, — она на секунду задержалась в дверях, — мы не убийцы.

— Нет, нет, пожалуйста! — я думала, что никогда больше не смогу чувствовать страх больший, чем в прошедшую ночь, но ошибалась. Сейчас я снова кричала в ужасе. Они отправят меня в Пустошь, выставят за стены! — Лучше убейте меня! Прошу вас только не метку!

Брон уже вышла, а в комнату заскользили белые силуэты, которые везли за собой какой-то аппарат, грохочущий на круглых ножках и напоминающий уродливое пузатое чудовище.

— Нет-нет-нет! — я отчаянно пыталась вырваться из ремней, это причиняло дикую боль, но мне было не до неё.

— Держи крепче! — раздался чей-то властный голос.

Я почувствовала небольшую свободу, видимо, они развязали одну руку, чтобы сделать метку. Это был единственный шанс. Я попыталась ударить и приподнялась, но меня с силой прижали обратно. Кажется, я кого-то укусила, и мне со злостью дали затрещину. Это на мгновение выбило меня из колеи, щека пламенела, а голову намертво прижали к кушетке. Не могу вздохнуть. Не могу пошевелиться. Помогите! Трой, где ты? Мне больно, больно! Я не могу совладать со своей паникой. Воздуха, как же не хватает воздуха!

— Дерётся, как зверёныш! — чей-то противный голос.

— Делаем без анестезии?

— Да, она слишком бойкая, можем не успеть.

Я едва понимала их разговор, но страх накатывал почему-то ещё сильнее.

— Так, мы готовы, начинаем?

— Да, мы держим.

Ток сквозь тело, кинжалы в вены. Я задыхаюсь от собственного крика. Я умру. Это конец.

Приходить в сознание тяжелее, чем когда-либо. Голова раскалывается на кусочки, горло сильно першит, тело какое-то не моё, будто его превратили в нечто вязкое и расплывающееся. Я жалею, что очнулась. Моё сознание ещё в темноте, но боль уже отбивает чечётку по всей левой руке, а я даже ей и не шевелила. Гудение вокруг или внутри черепа, не разобрать, чувствую, как разгораются огнём лоб и щёки. В памяти мелькают чьи-то лица, склонившиеся надо мной, слышатся обрывки разговоров, и мне становится противно от всех этих людей, от Города, от системы, от всего этого мира. Я не хочу даже открывать глаза. Кажется, если этого не сделаешь, то метка Тени, метка изгнанника волшебным образом испарится с моей руки. Но этого никогда не случится. Мне становится страшно за Сэм и ша. Сестра ещё слишком юная, а няне в её почётном возрасте подобного точно не выдержать. Смогу ли я увидеться с ними в последний раз, прежде чем меня выставят за стены? Прежде чем они подкинут Пустоши новую жертву, чтобы та могла меня сожрать? Встреча с ними стала бы моими похоронами. Да, меня не убили сейчас, но они сделали ещё хуже — предписали мне долгую и мучительную смерть.

— Алиса? — голос раздаётся словно из другой комнаты, но я чувствую, что его обладатель здесь, совсем рядом. — Ты очнулась? — он звучит как-то робко, неуверенно, хотя совсем недавно Дмитрий говорил в другом тоне.

Я разляпаю глаза, в комнате полумрак, но так даже лучше, дурацкая лампа больше не выжигает мне глазницы.

— Кивни, если понимаешь, что я говорю.

Неохотный кивок. Я пытаюсь различить его лицо. Странно, выражение мягкое и жалостливое. Хочу что-то произнести, но из горла вырывается только сдавленный хрип.

— Не спеши. После... — он запинается, — после процедуры твоему телу нужно восстановиться, да и, вероятно, ты голос сорвала. Я должен перевести тебя в другую комнату. Давай, помогу подняться.

Он кладёт одну руку мне под спину, другой хватается за плечо, очень осторожно и нежно, я чувствую и понимаю это, но всё равно раздражённо хочу отдёрнуться, однако получается лишь слабое непонятное движение. Дмитрий даже не обращает на него внимания, хотя я уверена, он не мог не заметить. Его ладони широкие и тёплые, я улавливаю от него лёгкий запах мыла или чего-то подобного. Не понимаю, почему я замечаю столько разных мелочей. У него серьга в ухе, которой раньше, кажется, не было, или же я просто её не видела? А ещё у него странный цвет обуви, какой-то серо-зелёный. Противный.

— Ботинки­­­— дрянь, — хриплю я, и Дмитрий на мгновение столбенеет. Это явно не то, что он ожидал от меня услышать. Хотя ожидал ли он услышать что-либо в принципе? Он усмехается:

— Знаю. Подарок отца, ношу только ради него.

Дмитрий помогает мне сесть, и я невольно испытываю чувство благодарности за то, что он продолжает меня держать. Голова слегка кружится, а к горлу подступает тошнота. Не уверена, что смогу сейчас и шаг сделать. Он улавливает моё состояние и предлагает:

— Немного посиди, может, станет легче. Не торопись, — его заботливый тон злит меня, но сил, чтобы показать это, нет совсем.

— Когда она... Когда меня... — не могу произнести вслух.

— Завтра ночью, — его голос дрогнул. Как странно! — Алиса, мне, правда, жаль!

— Да ну? Недавно ты так не считал, — как же больно говорить! Горло словно режут перочинными ножами.

— Лис, я... Я думаю, что ты сотворила ужасную ошибку и не понимаю тебя. Но... но такого вердикта не предполагал. Тебе даже нет двадцати трёх, такое наказание немыслимо! Я не ожидал, правда, Лис. Будь моё право решать, я бы не поступил таким образом. Мне очень жаль!

–Думаешь, твоё сочувствие мне чем-то поможет? — огрызнулась я. — Да пошёл ты со своей жалостью!

Я вырвала руку, но покачнулась, и Дмитрию снова пришлось ухватить меня. Сил нет совсем, словно всю мою энергию выкачали из тела, из души даже. В груди нарастала боль, и я, наконец, решилась посмотреть на левое запястье. Три пунктирных линии, окрашенных несколькими каплями крови, ещё не переставшей сочиться из раны. Так уходит моя жизнь, капля за каплей, она покидает меня. Моё тело нервно затрясло, а я как загипнотизированная продолжала смотреть на эту метку.

— Лис... — не говори со мной! Я тебя ненавижу, ненавижу вас всех! — Алиса, прости...

И тут моя боль вырвалась наружу вместе с потоками слёз. Я даже не заметила, как оказалась на плече Дмитрия, и как он робко приобнял меня. Он гладил меня по волосам, но ничего не говорил, за что я снова ощутила к нему благодарность. В моём случае всё было кончено, и лживые слова о том, что всё наладится, были уже ни к чему.

— Ты хочешь попросить что-нибудь? — вдруг произнёс он. Я отстранилась и задумалась лишь на мгновение:

— Да. Сэм и ша ничего не знали. Удостоверься, что с ними всё будет в порядке.

— Хорошо.

— И могу я с ними попрощаться? С Бетти ещё и... с Троем?

— Думаю, можно устроить. Встречи вроде как не запрещены.

— Спасибо! — я попыталась выдавить из себя улыбку.

— Здесь не за что благодарить. Но Лис, ты уверена, что хочешь увидеться с Троем?

— Да, уверена.

— Только постарайся понять его.

— Не надо. Сама разберусь.

— Конечно! — он усмехнулся. — Пора идти.

Я аккуратно встала, Дмитрий поддерживал меня. Но всего через несколько шагов я повалилась, едва сохраняя себя в сознании. Он вздохнул и подхватил меня на руки. А дальше — светлые коридоры, голоса, шаги и снова забытьё.