Полынья

21

Сторонний мог бы подумать, что за столом сидели игроки. В середине — Егор в темно-синем халате, какие принято носить в лаборатории. Сидел он, откинувшись на спинку стула и держа перед собой листки с чертежами. Со стороны могло показаться, что он прячет их от соседей, сидящих справа и слева. На лице его такое выражение — лоб наморщен, глаза прихмурены, рот упрямо сжат — какое бывает у игрока, решающегося на большую ставку.

По левую руку от него — Иван Летов. Он чуть-чуть склонил голову в сторону от Егора, как бы не желая даже позой своей показывать заинтересованность в том, что содержат листки соседа. Листки же Ивана лежали на столе. Голубые глаза его, и без того маленькие, теперь почти совсем не видны были, они как бы потерялись в хитроватом загадочном прищуре, какой был свойственен Летову, и только ему. Третий, Эдгар Фофанов, или по-цеховому Эдгар По, с длинным смуглым лицом и большим носом, сидел со скучающим выражением. Ни перед ним, ни в руках его не было ни одной бумажки. Казалось, он уже делал ставку и неудачно и теперь разыгрывает лишь равнодушие к удачам или неудачам своих партнеров. В отличие от Егора и Ивана, в нагрудных карманах которых торчали измерительные инструменты — у Егора штангенциркуль, у Ивана — масштабная линейка — они еще верны были цеховым привычкам, у Эдгара карман оттягивал микроприемник, сконструированный им самим. Приемник нет-нет да пошумливал легонько, и тогда с лица Эдгара сходило скучающее выражение и оно чуть оживлялось.

На листках у Егора были набросаны способы крепления концевых мер — измерительных контактов нового прибора. Одни решения были более или менее удачны, другие еще совсем сырые. На листках Ивана были изображены свои решения, летовские. «А ведь я почти подошел к концевым мерам», — сказал Иван, когда в прошлый раз Егор рассказал о пришедшей ему в голову догадке использовать в новом приборе концевые меры. Но и Егор, и Иван — оба они знали, что это лишь начало, что впереди главная забота — поиск решений с многими неизвестными.

Егор был скор на идеи, это все знали, Иван был скор в конструировании. И вообще он удачливый, этот Летов. Вот кто родился в сорочке. Егор помнил его еще тогда, когда Иван пришел на завод после ремесленного: длиннющий, худющий, но никто быстрее его не собирал индикаторы, никто не делал это вслепую, как делал он. Потом он ушел в армию, слал на завод письма из родной танковой части. Недолго был водителем машины, перевели в ремонтную мастерскую, а потом в экспериментальную лабораторию.

Егор помнил, как Летов вернулся из армии и пришел к нему в индикаторный цех. Он был находкой — опытных индикаторщиков было не так-то много, а он вот сам прямо шел в руки. Конечно, стал уговаривать. «Я-то согласен, вот хоть сейчас, — говорил Иван, — да загвоздка одна есть…» — «Какая еще загвоздка? — возмутился Егор, в то время заместитель начальника цеха, — в отделе кадров в один миг уладим». — «Да ведь еще есть отдел кадров. Жену из Сибири привез, Женечку. Без квартиры, сами знаете. На «Металлисте» обещают». — «Очумел! Что будешь там делать? Они же выпускают деревообделочные станки. Как ты на них можешь променять индикаторы? У тебя ведь глаз и руки часовщика». Иван не променял, да и не мог променять. И гляди, каким скорым и удачливым он стал. У Ивана державка лучше, Егор это видел, но ему трудно было расстаться с тем, что вы́носил сам, и он все еще медлил с принятием окончательного решения. Находка Ивана была выгоднее еще и потому, что он брал детали из других приборов, а это куда легче, чем создавать технологию изготовления новых. В качестве станины для аппарата Иван уже предложил каретку от микроскопа — тоже удачное решение и выгодное, а в рабочий механизм у него легко лег диск от шлифовального станка. Эдгар, большой дока в электрических и электронных схемах, как «основную энергетическую установку» предложил моторчик от подольской швейной машины.

Так мысль Егора, пришедшая к нему в короткие минуты его завтрака в кафе Кадриорга, обросла железной плотью, правда, пока что в чертежах и в деталях, выхваченных из других систем и весьма целесообразных сочетаний уже работающих механизмов.

— Что ж, — Егор бросил свои бумажки на стол, — примем предложения Ивана и начнем разработку?

Эдгар мотнул головой, а Иван, не сказав ничего, поднялся из-за стола, оставив на нем свои бумажки. Он не ждал, не мог ждать другого решения, потому что считал свои наметки пока что единственно правильными, но все же волновался, пока Егор раздумывал.

— Чертежи сделаю, — сказал Иван, чуть постояв. — Скажи Яшке, чтобы помог.

— Пусть эту неделю он работает с тобой, — согласился Егор.

Надо бы радоваться тому, что они вот уже подошли к первым рабочим чертежам прибора, но Егор почему-то не радовался. Прибор казался ему незаконченным. Почему, он и сам этого еще не знал.