Последняя тайна

VIII

— Выдумана?

На лице Валентины возникла гримаса и ужаса, и негодования одновременно; только что услышанное про историю прелюбодейки, — безусловно, самую значимую для нее в Библии, — вызвало состояние шока.

Томаш видел, насколько она ошеломлена, и глубоко вздохнул, сожалея, что приходится быть злополучным вестником.

— Боюсь, что это так.

Итальянка, открыв рот, отчаянно искала на лице историка хоть какие-то признаки того, что все это лишь дурная шутка, но тщетно.

— Как, выдумана? — спросила она, не скрывая абсолютного недоверия. — Послушайте, голословными утверждениями меня не убедить. Мне нужны доказательства! — И громко стукнула по столу. — Доказательства, слышите?

Португальский умник посмотрел на манускрипт, лежавший безмолвно на столе читального зала, как будто призывал его себе в помощники, чтобы унять бурю, нараставшую в душе собеседницы.

— Если вам нужны доказательства, то постарайтесь для начала усвоить следующее, — сказал он спокойно. — Итак, сколько есть нехристианских текстов I века, которые описывали бы жизнь Христа?

— Много, разумеется — воскликнула Валентина. — Не зря же Иисус был самой значительной фигурой за последние две тысячи лет, правда? Как же можно было его игнорировать!..

— Но что это за тексты?

— Ну, все, что римляне написали.

— А конкретнее?

Инспектор смутилась.

— Хм, откуда мне знать! Я что ли историк…

Томаш изобразил большим и указательным пальцами «дырку от бублика», показав эту конструкцию собеседнице.

— Ноль.

— Извините?

— Не существует ни одного текста о Христе, который датировался бы I веком. Ни в рукописях, ни в канцелярских документах, ни в свидетельствах о рождении или смерти, ни среди археологических артефактов, ни в виде случайных упоминаний или криптоссылок. Ничего. Знаете, что могли бы римляне, жившие в I веке, рассказать нам об Иисусе? — он снова изобразил кружок. — Великолепнейший ноль!

— Такого не может быть!

— Первое древнеримское упоминание о Христе появляется только во II веке у Плиния-младшего. В письме к императору Траяну он говорит вскользь о какой-то секте христиан, называемых так, потому что они «почитают Христа, как Бога». Однако до Плиния — тишина абсолютная. Есть, впрочем, некий иудейский историк Жозеф, который в своей книге об истории евреев, написанной в 90 году, упоминает между делом Христа. Но в остальном — пустота. И это значит, что единственные источники, повествующие нам о жизни Иисуса, имеют христианские корни.

— Я даже и подумать об этом не могла!..

Историк взглянул на Ватиканский кодекс.

— А знаете, какие тексты включены в Новый Завет?

Валентина оказалась в нерешительности, стараясь понять, не уходит ли тем самым ее собеседник в сторону от сути разговора. Но, в конце концов, отбросила сомнения и решила продолжить дуэль, сделав усилие, чтобы обуздать свои эмоции. Глубоко вздохнув, она сформулировала ответ.

— Что ж, признаюсь, я никогда не уделяла этому большого внимания, — начала она объяснять с задумчивым видом. — Итак, посчитаем. Четыре Евангелия: от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. — Снова пауза. — И, помнится, есть еще кое-что, да?

— Кое-что есть, — рассмеялся Томаш. — По правде говоря, самые древние тексты Нового Завета — совсем не Евангелия, а Послания Павла.

— Серьезно?

— Да, письма Павла, — повторил португалец, чуть упростив речь. — Знаете, чтобы понять, как появились тексты Нового Завета, следует иметь в виду, что первые христиане считали Библию состоящей исключительно из Ветхого Завета древних иудеев. Проблема была прежде всего в том, как интерпретировать Священное Писание, исходя из постулатов Христовых, потому что различные группы его последователей выбирали разные пути, зачастую противоречивые, но всегда привлекали Мессию для оправдания своего выбора. Дилером одного из таких направлений был Павел — очень активный в деле распространения учения Иисуса еврей, который ради этой цели неустанно ездил по самым отдаленным городам восточного Средиземноморья, обращая язычников в Христову веру. Говорил им, что надлежит поклоняться лишь еврейскому Богу и что Иисус принял смерть за все грехи мира, что он вскоре вернется — в день Страшного суда. Дело в том, что во время этих путешествий долетали до него слухи, что верующие той или иной недавно созданной им конгрегации вступали на какую-нибудь богословскую стезю, которую он считал ошибочной, либо совершали какие-нибудь аморальные поступки, либо еще что-то. Дабы вернуть свою паству на путь, по его разумению, истинный, Павел и писал свои Послания, полные упреков за отход от правильных канонов и призывов вернуться на верную дорогу. Первое из этих дошедших до нас писем было адресовано общине из Салоник в 49 году, через двадцать без малого лет после смерти Христа… Назвали его Первым Посланием к Фессалоникийцам. Есть еще и письмо к Римской конгрегации, названное Посланием к Римлянам, и пара писем коринфской общине, именуемых Посланиями к Коринфянам, и так далее, и тому подобное. Важно понимать, что в момент их сочинения эти эпистолы не предназначались для Священного Писания — это были просто письма.

— Как e-mails, которыми мы обмениваемся сегодня?

Томаш рассмеялся.

— Именно так, вот только почта бегала чуть помедленнее, — пошутил он. — Опять же в те времена люди были в основном неграмотными, поэтому эти Послания читались каким-нибудь грамотеем вслух для всей общины. И сам Павел, заканчивая свое Первое Послание к Фессалоникийцам, призывал «прочитать это Послание всем святым братьям». То есть речь идет об обычной практике. Со временем эти Послания, много раз скопированные и много раз прочитанные вслух, стали восприниматься, как богословские произведения, служившие до некоторой степени связующим звеном между всеми конгрегациями. В целом Новый Завет состоит из двадцати одного Послания Павла и других лидеров, таких как Петр, Иаков, Иоанн и Иуда, но нам известно, что их было написано гораздо больше, однако не все дошли до нас.

Валентина с любопытством посмотрела на Codex Vaticanus, как будто это был оригинал Библии.

— А Евангелия? Они тоже возникли из писем?

— У них другая история, — Томаш показал на серебряный крестик, который итальянка носила на скромной цепочке. — Ее начало восходит к распятию Христа. Опасаясь смерти от рук римлян, его последователи убежали и спрятались. Потом случилось восстание, и они стали говорить, что Иисус не замедлит вернуться на Землю в день Страшного суда. Посему они устроились в Иерусалиме в ожидании этого события. И, ожидаючи, рассказывали всякие истории об Иисусе.

— Надо же! — воскликнула инспектор. — Вот как создавались Евангелия…

— Ничего подобного! Апостолы полагали возвращение Иисуса неминуемым и не видели ни малейшего смысла записывать эти истории. Зачем? Скоро же сам Иисус вернется! Кроме того, стоит напомнить, что первые последователи Христа были людьми бедными и необразованными, то есть неграмотными. Как они могли записывать чьи-либо сказания? Поэтому тогда были какие-то разрозненные истории, которые историки определяют как устные перикопы.

— Значит, удалось сохранить для нас рассказы о жизни Иисуса?

— Да, но вовсе не потому, что именно этого и хотели, — настаивал на своем Томаш. — Не забывайте, что они верили в скорое пришествие Христа. Они рассказывали эти истории только для того, чтобы на их примере помочь в разрешении новых проблем, которые неизбежно возникали. Это крайне важная подробность. Она говорит нам о том, что эти сказители вытаскивали истории из контекста, приспосабливая их к новым обстоятельствам. При этом зачастую, пусть даже и неосознанно, могли изменять смысл. А по мере того, как первые последователи Христа старели и умирали, а Иисус все не приходил, пришло понимание необходимости зафиксировать сказания на письме, чтобы читать их вслух на собраниях конгрегаций, не опасаясь, что память подведет. Тогда-то и начали записывать эти перикопы на папирусах и читать их в городах и весях, то есть Иисус был среди них даже безо всякого пришествия. Со временем додумались упорядочить эти разрозненные эпизоды, объединив их в группы, относящие к чудесам, заклинаниям, нравоучениям… Так верующие лучше воспринимали идеи. Следующим шагом стало объединение этих групп для создания повествований, скажем, более широкого масштаба, и появились так называемые Протоевангелия, описывавшие уже какую-то законченную историю. Затем Протоевангелия были собраны так, чтобы составить один сюжетный ряд, и возникли…

— Четыре Евангелия, — прервала его Валентина, улыбаясь. — Замечательно!

Томаш сделал гримасу «не согласен».

— На самом деле их было больше, — поправил он. — Речь идет о десятках Евангелий.

— Десятках?

— Более тридцати. Первыми были зарегистрированы Евангелие от Марка и Источник Q — не дошедшее до нас Евангелие, о котором мы знаем благодаря ссылкам в двух других Евангелиях: от Матфея и от Луки. Их авторы широко пользовались одним и тем же Источником Q.

— Q? — удивилась Валентина. — Что за чепуха, что за название?

— Q от Quelle — слово, по-немецки означающее источник. Но есть и другие источники, например M, которым пользовался исключительно Матфей, и L — в ходу только у Луки.

— И все были утеряны?

— Да, — подтвердил историк. — Позже появился целый ряд Евангелий, таких как от Иоанна, Петра, Марии, Иакова, Филиппа, Марии Магдалины, Иуды Фомы, Иуды Искариота, Фомы… Короче, десятки разных Евангелий.

— Что ж, признаюсь, кое-что я уже читала об этом, — заметила итальянка. — Но вот что случилось с ними, не знаю…

— Они были отвергнуты.

— Да, а почему?

«Хороший вопрос», — подумал Томаш.

— Знаете, любое Евангелие — это нечто большее, чем просто перечень событий, — принялся он объяснять. — Евангелия представляют собой богословски ориентированные реконструкции текстов.

— Что вы хотите этим сказать?

— Всего-навсего, что каждое из них представляло свое особое богословие, — подчеркнул он, избегая подробностей, прежде всего спорных, чтобы не спровоцировать итальянку на новый приступ гнева. — Все это, как вы догадываетесь, вызывало полную мешанину в головах верующих, так как в одном Евангелии Иисус выглядел исключительно как человек, в другом — исключительно как Бог, в третьем — как божественный персонаж в облике человека. В одних утверждалось, что существовали некие тайные постулаты, доступные только посвященным, в других — что Иисус даже и не умирал. Еще были такие, где защищалась идея единобожия, у других было не менее двух богов, третьи указывали на наличие трех, двенадцати, тридцати богов…

— Матерь Божия! Какая каша!

Томаш согласился.

— Действительно, они никак не могли договориться, — продолжил он. — Образовалось несколько доминирующих групп последователей Иисуса, у каждой из которых было свое Евангелие. Были эбиониты — евреи, утверждавшие, что Иисус был всего лишь раввином. А Господь избрал его за то, что он был «правильным» человеком и знатоком Моисеева закона. Есть свидетельства тому, что Петр и Иаков, брат Иисуса, воспринимались предтечами этого течения. Потом появились павлисты, проповедовавшие универсальный характер постулатов Иисусовых и находившие в последнем божественные черты, считавшие, что путь ко спасению пролегает через веру в Его воскрешение, а не через следование законам. А еще были гностики, для которых Иисус был временным воплощением Бога, Христа, и они думали, что у некоторых людей имеется внутри искорка Божия, поэтому они спасутся, если получат доступ к тайному знанию. И, наконец, существовали доцетисты, говорившие, что Иисус был не кем иным, как Богом, но в человеческом облике. Он даже не знал, что такое по-настоящему голод или сон, просто притворялся, что хочет есть или спать.

Валентина обвела правой рукой окружавшие их полки Апостольской библиотеки Ватикана:

— К какому же из этих течений относимся мы?

Томаш улыбнулся.

— Мы? В смысле наша нынешняя церковь?

— Да.

— Мы — римские христиане, — изрек он. — Именно это течение сумело выстроить наиболее эффективную структуру со своей иерархией, дав толчок развитию церквей. Были группы, которые организовали иные, неформальные структуры. Кроме того, удалось обратить себе во благо сильное влияние, которого в языческом мире добились поборники Святого Павла. Понятно, что еще какое-то время центром христианства оставался Иерусалим, где проживали евреи-христиане, но в 70 году римляне разрушили город. И он, разумеется, перестал быть центром притяжения христиан, переместившись в другое место. Знаете куда?

Итальянка пожала плечами.

— Понятия не имею!

Историк указал на пол.

— Сюда, конечно же! Не Рим ли был столицей империи? Не вели ли сюда все дороги? И не Римской ли называют самую сильную церковь современного мира? Кто, как не христиане, жившие здесь, в столице империи, должны были возглавить христианское движение? У них были очевидные преимущества, и они вполне ими воспользовались, заняв положение доминирующей религии. Со временем они отвергли Евангелия некоторых других конкурирующих групп, навесив им ярлык «еретики», и возвеличили иные, которые определили как истинные. Их влияние было чрезвычайно велико, потому что здешние христиане оказались хорошо организованными со строго выверенными иерархическими структурами во главе с епископами, что позволяло добиться высокой управляемости. Кроме того, они были весьма зажиточными. В общем, Евангелия, названные еретическими, перестали копировать, и постепенно у учения-победителя осталось только четыре опоры, признанные римлянами «своими»: Евангелия от Матфея, Марка, Луки и, не без некоторого сопротивления, от Иоанна.

— Так вот как Евангелия соотносятся с письмами…

— Именно. Причем, некоторые из этих текстов, как Евангелие от Матфея и Первое Послание Павла к Тимофею, стали возводить слова Иисуса, — представляете? — на уровень Священного Писания. Вроде как намекали, что они обладают тем же весом, что и тексты Ветхого Завета, что было безусловной богословской новацией, — он изобразил весьма театрально гримасу сомнения. — Слова Иисуса значили столько же, как Священное Писание? — И сам же ответил, перестав паясничать. — Более того, во Втором Послании Петра содержится критика «невежд и неутвержденных», извращающих к тому же эпистолы Павла, «как и прочие Писания», то есть сами письма Павла здесь уже приравниваются к Священному Писанию! А отсюда до признания их каноническими, как вы догадываетесь, — один шаг.

— И когда это произошло?

— Это стало каноном спустя несколько лет после принятия Константином христианства, — сказал Томаш, показав на Ватиканский кодекс. — Примерно в то же время, когда был создан Кодекс, то есть IV век. Тогда же было определено, что новое Священное Писание состоит из двадцати семи текстов: Евангелия от Луки, Марка, Матфея и Иоанна, повествующих о жизни Иисуса, плюс хроники о бытии Апостолов под названием «Деяния святых Апостолов», и еще, в завершение, Апокалипсис Иоанна.

Теперь уже итальянка, размышляя о только что услышанном, приняла позу мыслителя — подбородок на ладони.

— Но, возможно, среди текстов, считающихся еретическими, есть и истинные, — заметила Валентина после небольшой паузы. — Кто может точно сказать, что только четыре Евангелия являются исторически правильными?

— Сомнения вполне уместны, — согласился Томаш. — Однако ученые согласны в том, что выбор в целом справедливый, потому что еретические тексты, называемые сегодня апокрифами, уж слишком похожи на сказки. То рассказывается, как Иисус-мальчик убивает других детей, используя магию! А в другой истории вдруг обретает голос крест распятия, аки человек! Видано ли такое? Говорящий крест! Римские христиане не сильно были расположены слушать сказки и не поверили этим текстам. А знаете, какой из всех апокрифов является, возможно, подлинным?

Вопрос снова застал инспектора врасплох.

— Понятия не имею, ни малейшего.

— Евангелие от Фомы, — ответил историк. — О нем уже давно было известно, но думали, что после объявления его еретическим оно навсегда было потеряно. Однако — нет: в 1945 году случайно в Египте, в Наг-Хаммади были обнаружены несколько рукописей-апокрифов, включая Евангелие от Иуды Фомы Дидима. Было, как вы догадываетесь, много шума, особенно после того, как его прочитали.

Инспектор не стала скрывать, что эта история ее очень интересует.

— И что же такого там было?

— Это очень любопытный манускрипт — в нем нет ни одного сказания. Ни одного, повторяю, а только сто четырнадцать изречений Иисуса, многие из которых присутствуют в канонических Евангелиях, а многих нет больше нигде. Их назвали аграфа, то есть цитаты подлинные, но не канонические. Впрочем, есть ученые, которые считают изречения Евангелия от Фомы больше похожими на те, что действительно мог произнести Иисус, чем приводимые в канонических текстах. Поэтому-то иногда эту рукопись именуют пятым Евангелием.

— А почему же тогда его не включили в канон?

— Потому что некоторые изречения могут показаться гностическими, — разъяснил Томаш. — А этого римские христиане, уже ставшие ортодоксами, меньше всего желали. И все-таки Евангелие от Фомы — это документ, несущий важнейшую информацию, пусть и разделяющую отчасти ученый мир. В любом случае эта находка лишь укрепила давнее подозрение, что источник Q (ныне утраченная рукопись, которой пользовались Матфей и Лука) состоял только из изречений.

Валентина покачала утвердительно головой, оценив разъяснение.

— Очень интересно, слов нет, — сказала она. — Но к чему весь этот рассказ?

Историк выпрямился, не сходя с места, и нарочито внимательно осмотрел полки забитые книгами.

— А к тому, что неизбежно возникает вопрос, — продолжил он, поворачиваясь к собеседнице, — где же оригиналы всех канонических текстов, составляющих Новый Завет?

Почти инстинктивно голубые глаза госпожи из Следственного комитета тоже заскользили вслед за Томашем по полкам читального зала отдела рукописей.

— Где же еще им быть… как не в Ватикане, — предположила она. — Возможно, даже в этой библиотеке. — Тут она почувствовала на себе проницательный взгляд историка, и ее неуверенность возросла еще больше. — Не так, что ли?

Томаш покачал головой.

— Нет, — сказал он чуть напыщенно. — Оригиналов нет.

— Как так?

— Оригиналов Нового Завета не существует в природе.