Последняя тайна

XXII

Врач осматривал тело, пока пара полицейских перекрывала доступ к этому участку улицы, стараясь уговорить зевак отойти подальше. Серебристая дымка еще не рассеялась, ее тусклая пелена придавала пейзажу грустный вид.

С платочком в руке и глазами, полными слез, Даниэла еще всхлипывала. Худощавый мужчина поглядывал на нее, скрывая (не без труда) профессиональное возбуждение.

— Расскажите, пожалуйста, как все произошло.

Новая слезинка готова уже была выкатиться из уголка глаза девушки, но она постаралась взять себя в руки.

— Даже не знаю, с чего начать, господин… господин…

— Пичуров, — представился худощавый, едва не подпрыгнув от нетерпения. — Тодор Пичуров.

Даниэла опять всхлипнула и продолжила:

— Профессор подошел к киоску, купил газету и… пошел домой. А вот там, — она показала почти со страхом на дерево, — там его ждал мужчина и…

— Что за мужчина, скажите, пожалуйста?

— Иностранец. Он приехал к профессору, — она шмыгнула носом.

— Как он выглядел?

— Я не очень хорошо помню, так как видела его мельком. Но мне показалось, что он молодой и с хорошей фигурой. Одет он был в черное.

Инспектор записал.

— Что же было дальше?

— Когда профессор отошел от меня, я взяла телефон и стала звонить Дэзи по поводу книг, которые она и Ивелин…

— А кто эти девушки?

Даниэла громко высморкалась.

— Это подруги, — она вытирала покрасневший нос и глаза, из которых нет-нет да и выбегали одна-другая слезинки. — Мы уже разговаривали какое-то время, когда… когда…

И тут слезы потекли рекой. Полицейский отвел глаза и вздохнул, стараясь быть терпеливым и понимающим. Он не выносил бесед с родными и близкими жертвы убийства; они все время плачут, поведение их предсказуемо и однообразно. Он дал Даниэле время, чтобы снова прийти в себя, и дождался, когда она уже могла продолжить давать показания.

— Когда что?

— Когда я услышала крик.

Воспоминание об этом душераздирающем вопле вызвало у свидетельницы уже неконтролируемый приступ рыданий, переходящий в настоящий вой. Инспектор Пичуров громко выдохнул: «Придется опять ждать». А пока он добавил еще пару фраз в блокнот и уже после этого вернулся к опросу.

— Какие же слова прокричал профессор Варфоломеев?

Прикрывая лицо платком, киоскер отрицательно покачала головой.

— Крикнул не он, крикнул иностранец.

— Иностранец? — удивился полицейский, даже перестав писать. — Так, значит, убивали профессора Варфоломеева, а кричал иностранец?

Даниэла кивнула головой.

— Это было похоже на крик… страдания, а может быть, боли… не знаю.

Инспектор Пичуров бросил на девушку заинтригованный взгляд и записал показания.

— А дальше?

Она всхлипнула.

— Я глянула туда, увидела, что иностранец убегает, профессор лежит на земле, — голос опять задрожал. — Я побежала к нему и сразу увидела кровь и…

Рассказ прервался новыми рыданиями, спина ее содрогалась. Полицейскому стало ясно, что придется, увы, набраться терпения, и он стал осматривать место преступления, заметив тут же небольшую бумажку под камнем у ног трупа.

Он нагнулся и взял ее — на ней был весьма странный рисунок. Он разогнулся и обратился к девушке:

— Вы можете сказать, что это?

Даниэла взглянула поверх мокрого платка на каракули, смахнула слезы, прищурила глаза, но, в конце концов, отрицательно качнула головой:

— Понятия не имею.

Инспектор повертел листок и так и сяк, задумался, провел пятерней по уже редеющим на темени волосам, и вдруг в его глазах мелькнула тень догадки. В памяти отпечаталась информация, которую он видел на работе утром — еще до выхода на это задание.

— Минутку, это мне что-то напоминает.