Последняя тайна

XXVIII

В Доме Балабанова поселилось глубочайшее отчаяние. Еще поднимаясь по деревянной лестнице, Томаш услышал приглушенные рыдания вдовы на втором этаже, и ему захотелось немедленно уйти оттуда. Он чувствовал себя бесцеремонным зевакой, влезшим в чужую беду для удовлетворения низменного любопытства. Судя по всему, его компаньоны-следователи меньше всего были озабочены этими интеллигентскими штучками — вот что значит профессиональная привычка. Пришлось и господину профессору подчиниться судьбе.

Лестница привела их в большой зал на втором этаже, залитый солнечным светом, впорхнувшим через многочисленные окна. Да и дверей здесь было не одна-две, так что помещение казалось головой спрута с несколькими щупальцами, уходившими в разные стороны. В одном из ответвлений послышался шум. Наверняка где-то там и находилась вдова. Они постучали.

— Добър ден! Как сте?[34] — сказал инспектор Пичуров, входя в комнату.

Слова его были обращены к худощавой женщине, сидевшей на стуле в углу. Она подняла на вошедших глаза, полные муки и беспредельного горя. Инспектор заговорил с ней по-болгарски, потом показал на итальянку, произнеся ее имя, а затем был представлен и историк. Во всяком случае Томаш уловил свое имя среди непонятных славянских звуков, а еще разобрал слово «португалски». Прочее так и осталось загадкой. Однако разговор на болгарском продлился недолго, так как вдова после вступления Пичурова обратилась к иностранцам на английском языке.

— Добро пожаловать, — сказала она тягучим голосом. — Сожалею, что мы знакомимся при таких жутких обстоятельствах. Если бы я была в силах, я бы хоть чаю вам предложила, а так уж…

По ее морщинистой щеке скатилась крупная слеза, заставившая историка отвернуться.

— Ох, не стоит беспокоиться, — только и смог прошептать он, не понимая, что еще можно сказать в такой ситуации. Надо бы, вероятно, выразить сочувствие, но он совсем не знал ни убитого профессора, ни его жену, так что подобные слова прозвучали бы слишком формально и искусственно. В результате он только и смог добавить: «Это так ужасно…».

Томаш остановился на полуслове, но более опытная в таких делах Валентина не стала терять времени на сентименты.

— Мы непременно найдем того, кто это совершил, — произнесла она с уверенностью человека, для которого это вопрос чести. — Итальянская полиция сделает все возможное, чтобы найти преступника. Мы рассчитываем и на международную помощь, — она показала на Томаша, вроде бы представлявшего эту международную помощь. — Но нам нужно и ваше содействие.

Вдова печально кивнула головой.

— Не уверена, что я смогу быть вам сейчас полезна. Когда мне вчера сообщили, я была в нашем летнем домике у моря под Варной. Ах, это был такой удар! Вот уже сутки я принимаю успокоительное, и голова моя совсем не работает.

— Я понимаю, — сказала Валентина с максимальной теплотой и сочувствием опытного профессионала. — Я хотела бы только спросить, не заметили ли вы чего-нибудь необычного в последнее время? Может быть, ваш муж выглядел чем-то озабоченным? Не было ли каких-то странностей? А угроз вы не получали?

Женщина кивнула головой.

— Нет, ничего. Все было хорошо. Петар занимался своими делами, как всегда, был полон энтузиазма — он такой по жизни. Почти все время проводил в университете: то на лекциях, то за своими исследованиями. Иногда уезжал за границу по делам. Все, как всегда.

— Вот как! Он путешествовал? И где же он был в последнее время?

— Я не очень хорошо помню, — она с трудом преодолевала усталость, — был в Нью-Йорке, еще в Израиле, потом слетал в Хельсинки и… — тут она на миг задумалась. — Ах, да, съездил и в Италию.

Услышав название родной страны, Валентина не смогла удержаться от уточняющего вопроса:

— А где он был в Италии?

— Ах, этого я, пожалуй, не знаю. Был на каких-то конференциях или подобных мероприятиях. Вам лучше об этом спросить на факультете. Там занимались его поездками… — она явно была не в силах продолжать разговор.

Инспектор Пичуров наклонился к итальянской коллеге.

— Мои люди уже собирают информацию в университете, — шепнул он. — Если хотите, я вам пришлю подробную справку.

Вдова воспользовалась моментом, чтобы встать со стула. Не скрывая, как ей больно, она жестом попросила гостей пропустить ее к выходу.

— Я очень устала. Если позволите, я пойду в свою комнату и отдохну немного.

— Конечно, конечно, — поддержала ее Валентина. — Всего лишь один вопросик, если не возражаете.

Женщина чуть замедлила и без того небыстрый ход, словно несла тяжкий груз.

— Говорите.

— Ваш муж был религиозным человеком?

Вдова даже остановилась от неожиданности.

— Я бы не сказала. Петар обращал мало внимания на эти дела. Его наука всегда интересовала, понимаете?

— То есть он никогда и в Библию не заглядывал? Никогда вам не говорил о древних рукописях или о чем-нибудь подобном?

Госпожа Варфоломеева выглядела крайне удивленной подобной настойчивостью.

— Умоляю вас, госпожа, я же вам только что сказала, что его совершенно не занимали подобные вещи, — ответила она не без горечи и, слегка выпрямившись, продолжила свой путь, ступая уже несколько тверже. — Если вы позволите, я пойду к себе. Всего вам доброго!

Вдова закрыла за собой дверь, и наступила неловкая тишина. Господа полицейские, включая подошедших коллег Пичурова, переглянулись. Валентина была чуть смущена неудачей. Возможно, она рассчитывала еще и на сочувственный взгляд коллег по ремеслу, — в конце концов, она же старалась ради общего дела, — но болгары были холодно-непроницаемы. Томаш пришел на помощь, и они ретировались в большой зал, а инспектор Пичуров остался переговорить с подчиненными. Но вскоре и он присоединился к гостям, держа в руках какие-то бумаги.

— Вот документы, отправленные из Дублина и Рима, — сообщил болгарин, — в них перечень поездок двух других жертв убийств за истекшие двенадцать месяцев.

Итальянка чуть не вырвала листы из рук коллеги и немедленно углубилась в чтение. Увиденное привело ее в ужас.

— Ну и ну! Профессор Эскалона была просто в вечном движении, — воскликнула она. — Вы только взгляните сюда — больше сорока поездок! — она показала страницу Томашу. Второй документ вызвал еще больше эмоций. — Какой ужас! А Шварц оказался еще хуже! Просто какой-то летучий голландец! Мадонна, тут поездок пятьдесят, не меньше! — она протянула бумаги Томашу для просмотра. Он сравнивал оба списка.

— Действительно, есть над чем работать, — согласился он. — А давайте посмотрим прежде всего, где они совпали, где были в одно и то же время.

Валентина взяла ручку и стала подчеркивать общие направления. Получилось шестнадцать. Затем проверила даты соответствующих путешествий, и осталось только пять совпадений.

— Хм, интересно, — прошептала она. — Оба оказались в Риме в одно и то же время: Эскалона приезжала работать над рукописями в Ватикане, а Шварц занимался раскопками внутри Колизея, — наступила пауза. — Потом оба бродили в одни и те же сроки по Греции: он — на раскопках в Олимпии, она — в библиотеке монастыря Русану, — снова перерыв. — Израиль — еще один общий пункт назначения. Он ездил изучать склепы по линии Министерства древностей Израиля, а она участвовала в конференции, посвященной рукописям Мертвого моря.

— До этих пор — все абсолютно нормально, — отметил португальский ученый. — Профессор Шварц всегда занят чем-то, связанным напрямую с его профессиональными интересами, с археологией, ну а Патрисия не вылезает из библиотек с рукописями, чего и следовало ожидать от палеографа ее уровня. А в двух других совпавших направлениях нет ничего необычного?

— Париж, разве что. Профессор Эскалона участвовала там в экспертизе двух палимпсестов[35].

— Мне кажется, что это нормально. А профессор Шварц?

— Он ездил как обычный турист. В принципе, это исключение, так как почти всегда у него были командировки. Тут может что-то быть, — ее голубые глаза внимательно посмотрели на Томаша.

— Может быть, а может, и нет, так как поехать в Париж в турпоездку — абсолютно нормально, правда? — он снова обратился к документам. — А последний выезд?

Валентина перешла к последним, сделанным ею пометкам.

— Оба были в Нью-Йорке в одни и те же даты. Она проездом в Филадельфию, где должна была заняться какой-то древней рукописью, которая там хранится…

— Наверно, это пергамент Р1 — первый фрагмент папируса, ставший известным. В нем часть Евангелия от Матфея, датирован III веком. Это настоящее сокровище. А что у него? — он показал на список поездок профессора Шварца.

— Ездил утрясать какие-то проблемы с финансированием Амстердамского университета.

Они посмотрели друг на друга в тайной надежде — «а вдруг?».

— Возможно, там-то они и встретились, — предположил Томаш и показал на дверь комнаты, откуда они вышли. — Ведь вдова говорила, что ее муж был в Нью-Йорке, не так ли?

Глаза итальянки заблестели еще ярче.

— Нью-Йорк, — повторила она слегка пафосно — так обычно говорят о волшебной мечте. — Вы считаете, этот пункт их объединяет?

Португалец пожал плечами.

— Вполне возможно, правда? Должно же быть у них всех что-то общее, раз их убили одним и тем же способом.

Они еще размышляли о разных гипотезах, когда появился инспектор Пичуров, оставшийся в соседней комнате, чтобы отдать какие-то распоряжения своим подчиненным.

— Хайде! — сказал он по-болгарски, сопроводив приглашение жестом «нам пора». — Вдова очень переживает все случившееся и попросила оставить ее.

— Ну, конечно.

Они стали спускаться по лестнице. Деревянные ступеньки скрипели на каждом шагу, словно жалуясь на нещадную эксплуатацию.

— Бедняжка, — тяжело вздохнул Пичуров. — Несчастная госпожа Варфоломеева никак в себя не придет еще и из-за того, что ей рассказали: вроде бы убийца издал жалостливый вопль. Она спрашивает, что же это за зверь такой, что убивает человека, а потом еще и притворяется, что…

— Что-что? — прервал его Томаш, застывший на лестнице, как от паралича. — Повторите, повторите, что вы сказали!

Детективы опешили от такой реакции историка.

— Ну, я говорил, что она спрашивала, что это за зверь такой, что…

— Нет, раньше. Что вы сказали до того?

— До того? — удивился болгарин, растерявшийся от такого поворота разговора. — До того, что?

— Вы говорили, что убийца что-то крикнул?

— Ну, да. И свидетель есть — красавица-киоскерша. Она заявила, что убийца издал вопль, как будто сожалел о том, что пришлось убить профессора Варфоломеева. Странно это, правда?

Томаш бросил взгляд на Валентину, которая уже поняла причину столь бурной реакции португальца.

— Помните, о чем рассказывал свидетель из Дублина?

— Вы правы! — воскликнула итальянка. — Бомж говорил о том же самом. Убийца в Дублине тоже издал жалостливый вопль, как будто оплакивал смерть профессора Шварца. — Она на секунду задумалось. — А что бы это значило?

Историк уже был весь в раздумьях: взгляд скользил по лакированным ступенькам, но в голове мелькали отражения тех бесчисленных страниц тысяч книг, которые довелось прочитать за годы занятия профессией.

— Это сикарии! — выпалил он, наконец. — Точно сикарии!

Если сказать, что Валентина была изумлена, значило бы выразиться слабовато.

— Кто-о-о? Черт побери, где вы все это откапываете?

Томаш показал на документы в ее руках — на списки путешествий двух первых жертв за последние двенадцать месяцев.

— Я знаю, что общего у жертв трех преступлений.

— Вот как? И что же?

Португалец посмотрел на дверь, что выходила на улицу, будто хотел сказать, что больше времени терять нельзя, но прозвучало иное:

— Иерусалим.