Последняя тайна

XXIII

Суперинтендант О’Лири по-прежнему не подавал признаков жизни, но Валентина и Томаш были до такой степени поглощены анализом загадок, найденных на местах преступлений, что попросту не замечали хода времени.

— Всю жизнь слышала, что жизнь Иисуса протекала согласно пророчествам Ветхого Завета, а теперь вы мне доказываете прямо противоположное. Как же это? — госпожа инспектор Следственного комитета Италии не знала, кому верить.

Историк сделал рукой в воздухе некий жест, призывая собеседницу поразмышлять.

— Попробуйте, что называется, влезть в шкуру, а еще лучше в голову людей той эпохи. Основной задачей первых последователей Иисуса было убедить остальных иудеев, что Мессия, обещанный пророками Священного Писания, уже посетил сей мир, и это был аккурат тот несчастный, распятый римлянами, — он взял ручку и написал Мессия на салфетке. — Мессия — производное от mashia, что на еврейском означает помазанный или christos — по-гречески. Это выражение применялось в Ветхом Завете для обозначения богоизбранности — указывало на людей, по воле Господа ставших царями или священниками. Мы уже видели, что в Ветхом Завете Бог обещал Давиду, что на троне Израилевом всегда будут восседать его потомки, но обещание оказалось нарушенным во время ссылки в Вавилон. А люди в те стародавние времена были необычайно суеверными. Если все шло хорошо, приписывали сие стараниям Господа, а если что было не так, то объявлялось наказанием Божиим за то, что сбились с пути истинного. А раз так, то нарушение обещания о том, что на троне Израиля всегда будет восседать потомок Давида, было воспринято, как Божие наказание за отступление от добродетели. Евреи спали и видели, как какой-нибудь потомок Давида примирит Господа с Его чадами. Михей напророчил, что в Вифлееме родится «Тот, Который должен быть Владыкою в Израиле», примиряя Бога с Его народом. Обещанный — помазанник — mashia.

— Он же Иисус.

— Да, так утверждали последователи Иисуса, но не подавляющее большинство иудеев, — напомнил ученый. — Дело в том, что пророчество Михея о Мессии было не единственным. В Псалтири в 2:2 говорится, что «Восстают цари земли, и князья совещаются вместе против Господа и против Помазанника Его». Слово «Помазанник» на еврейском будет mashia, или Мессия, и в стихе 2:7–9 говорится о воле Божией: «…Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя; проси у Меня, и дам народы в наследие Тебе и пределы земли во владение Тебе; Ты поразишь их жезлом железным». В Псалмах Соломона даже предвидят, что у этого потомка Давида будет «сила для поражения правителей жестоких». А Даниил признается в стихе 7:13, что видел «в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий…» и что «Его — владычество вечное, которое не прейдет, и Царствие Его не разрушится». А вот Ездре было видение, что некая фигура, им определенная как «Сын Человеческий», «изрыгает изо рта огонь, а из уст его исходит дыхание дымящееся». Все это говорит нам о следующем: иудеи надеялись, что наследник Давида будет столь могущественным, что сможет поражать народы «жезлом железным» и подавлять «правителей жестоких»; еще это мог быть космический пришелец (тот самый «Сын Человеческий»), который правил бы «вечным владычеством» и изрыгал бы «изо рта огонь», — он посмотрел итальянке в лицо. — И сейчас я спрашиваю вас: и кто же в результате им выпал?

— Иисус.

— Бедный раввин из Галилеи, войско которого — это кучка неграмотных рыбаков и ремесленников плюс несколько женщин, вставших на неправедный путь, раз они покинули свои жилища. И что же? Разве такой потомок Давида сможет управлять жезлом железным, разве прогонит он римлян, подавив владык жестоких? Неужели у такого Сына человеческого может быть «вечное владычество»? У этого… этого оборванца? Евреи не могли удержаться от смеха, настолько это казалось невероятным. А еще хуже другое: вместо образа всемогущего владыки, собирающего великое войско для восстановления Божественного суверенитета Израиля, появился перед ними Иисус — заключенный, униженный и распятый как простой бандит… Такой судьбы не пророчил никто. Разве мог в таких условиях иудей поверить в то, что Иисус и есть тот самый царь, предсказанный пророком Михеем, Мессия из Псалмов, Сын человеческий, о котором писали Даниил и Ездра?

Валентина внимательно слушала объяснение, перебирая рукой свои кудряшки.

— Ну, да. Поверить в это было сложно.

— После смерти Иисуса его последователи были в отчаянии. Их вождь, как оказалось, не был Мессией. Но вскоре возникла история о воскрешении. Это был сигнал, доказательство тому, что все-таки было у него особое расположение Господа! И Мессией был-таки Иисус! Все пришли в возбуждение. Но «все» — это ученики, последователи, а вот остальные иудеи не склонны были поддерживать эту идею, прежде всего потому, что распятый не соответствовал образу Мессии. В своем Первом Послании к Коринфянам в стихе 1:23 Павел даже допускает, что Мессия распятый — это «для Иудеев соблазн», то есть скандал. И что же сделали последователи Иисуса, чтобы обратить в свою веру прочих? Стали приписывать ему различные, скажем, элементы древних предсказаний. Иисус был родом из Назарета, о котором в Писании ни слова? Не беда, — находится возможность «приписать» его к Вифлеему, что уже соответствует пророчеству Михея. Отец Иисуса был простым плотником? Тогда придумывается сказочка про его «Давидовы корни», как это предписано в Псалтири. В греческом переводе предсказаний Исаии говорится, что мать Мессии должна быть девой? И тут же изобретается фабула о непорочном зачатии. А что делать с распятием, которое не было предусмотрено никем и всячески портило эту мессианскую конструкцию, особенно смущая иудеев? Как разрешить эту сумятицу? Евангелисты закатали рукава и принялись изучать Писание под лупой. И что же они «нарыли»? Что Исаия описывал страдания некоего раба Божиего.

Валентина заглянула в Библию.

— А где это?

— В стихе 53:3–6, — подсказал Томаш и стал читать вслух этот фрагмент: «Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас».

Португалец сделал глубокий вдох и театрально вознес руки к небу.

— Аллилуйя! Вот оно — пророчество смерти Мессии! Господь Велик!

— Извините, но это описание идеально вписывается в страсти Иисуса!

Историк показал на открытые перед ним страницы.

— Люди видят то, что им хочется, — резюмировал он. — А ведь Исаия нигде не пишет, что раб из его предсказания — Мессия. Историки даже уверены, что этот текст имеет прямое отношение к страданиям иудеев в Вавилоне. Но кому это интересно? Пророчество прекрасно укладывается в эпизод распятия и точка! А еще обнаружили стихи из Псалмов, где упоминался некто страждущий, в 21:2: «Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня?», которые заканчиваются в 21:8 вот так: «Все, видящие меня, ругаются надо мною, кривят губы, кивая головою». Разумеется, первые христиане решили, что в этом тексте предсказывалось случившееся впоследствии с Иисусом, а значит, Псалмы тоже предвещали его смерть!

Итальянка пришла в волнение.

— Постойте-ка! Иисус сказал это на кресте, я точно помню: «Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня?». Именно так он и говорил! Я же читала об этом! Это точное предсказание!

Томаш посмотрел на нее, как учитель, только что услышавший ошибочный ответ на экзамене.

— Я уже понял, что вы совершенно не усваиваете то, что я вам пытаюсь объяснить, — заметил он строго и стал листать Библию. — Эта фраза появляется у Марка, когда Иисус уже распят на кресте, в 15:34: «В девятом часу возопил Иисус громким голосом: Элои! Элои! ламма савахфани? — что значит: Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?». Похожая фраза есть у Матфея, — историк подчеркнул пальцем стих. — Вот, дорогая моя, еще одно доказательство того, как Евангелисты подгоняют Иисуса под пророчества. Они приписали ему эти слова, чтобы можно было сказать: сбылись пророчества Священного Писания, убедив тем самым остальных иудеев. Понимаете?

— А почему вы так уверены, что Иисус на самом деле не говорил этих слов?

— Слово «уверены» к Истории вряд ли применимо, — напомнил он. — И, тем не менее, дорогая моя, похожесть этой фразы на стих из Псалтири вызывает, безусловно, большие подозрения. Не забывайте, что никто из последователей Иисуса не был с ним рядом в последний час — это признают сами Евангелисты. Как пишет Марк в 14:50, «все бежали», а женщины «смотрели издали» на происходящее, указывает он же в 15:40. Никто из них не находился достаточно близко к кресту, чтобы услышать последние слова.

— Но апостолы могли попозже спросить одного из легионеров, которые были рядом с крестом…

— Апостолы были переполнены страхом, опасаясь за свою собственную жизнь. И подходить близко к легионерам — это последнее, что могло прийти в голову им, ведавшим, что римляне имели обыкновение расправляться с лидерами, которые создавали проблемы, а равно и с их последователями. Тому примеров много. Но допустим, что апостолы отважились бы поговорить с легионером. Вы думаете, римлянин понял бы арамейский Иисуса? И что он точно передал бы слова умиравшего? У нас ведь нет непосредственных свидетелей, а все больше — «кто-то кому-то что-то сказал», — сопроводил он слова жестом неопределенности. — В общем-то, рассказ о страстях, похоже, строится вокруг сюжета, уже описанного в Псалме 22, а не на основании свидетельств очевидцев.

— Значит, это имеет отношение к Ветхому Завету…

— Да еще какое! — подтвердил Томаш. — Все Евангелия, можно сказать, усеяны словами, фразами, оборотами из древнего Писания. Псалмы говорят о Мессии? Евангелия утверждают, что Мессия — Иисус. Даниил и Ездра описывают Сына человеческого? Евангелия называют Иисуса Сыном человеческим. В Псалмах царь Давид именуется Сыном Божиим? Евангелия определяют Иисуса как Сына Божиего. Псалмы приводят слова, сказанные Господом Давиду: «Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя»? Марк вкладывает в уста Господа слова, якобы адресованные Иисусу после крещения: «Ты Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение». В Псалмах описан некто страждущий и взывающий к Всевышнему: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты оставил меня?» Ну, что ж, у Марка уже Иисус распятый практически повторяет эти слова: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» Все родом из Ветхого Завета! Даже эпизоды из жития Иисуса, — историк цокнул языком.

Валентина ответила ему удивленной гримасой.

— А что вы хотите этим сказать?

— А вы не заметили? В Исходе говорится о приказе фараона, когда Моисей был младенцем, уничтожить всех иудейских детей, было такое? И что сделал потом Матфей? «Добыл» для младенца Иисуса похожий приказ Ирода. Исход повествует о саге иудеев, бегущих из Египта? Матфей рассказывает о приключениях семьи Иисуса во время бегства в Египет. Моисей поднялся в гору за скрижалями? И Матфей посылает Иисуса в горы, чтобы поведать о некоторых аспектах тех же поучений. Моисей разделил воды Красного моря? Так и Иисус затем прогулялся над гладью моря Галилейского. Бродили иудеи сорок лет по пустыне? Три Евангелиста отправляют Иисуса в пустыню на сорок дней. Достал Моисей манну, чтобы накормить евреев? Иисус явил ученикам хлеб насущный. Даже чудеса и изгнания бесов, широко представленные в Евангелиях, имеют своих предшественников у Ильи и Исаии! — он показал на Библию. — Авторы Нового Завета не описывали Историю, они просто пытались убедить своих современников в том, что Иисус полностью отвечал пророчествам и, скажем, требованиям Священного Писания. И не более того.

Наступила тишина. Казалось, оба задумались, а что же делать со всем этим знанием.

— Помогите мне, Томаш, — сказала, наконец, Валентина, стараясь найти хоть зернышко здравого смысла в этом ворохе информации. — Обезглавлены два историка, занимавшиеся исследованиями древних рукописей Нового Завета. В обоих случаях убийца оставил нам загадочные послания. Что он хотел нам сказать?

— Разве еще неясно? Подонок указывает на серьезные проблемы, связанные с Новым Заветом. Первая головоломка намекала на происхождения мифа о Деве Марии, а вторая, — он взял фотографию, оставленную суперинтендантом, — намекает на усилия, предпринятые некогда евангелистами, чтобы стала очевидной связь Иисуса с пророчествами Священного Писания о том, что Мессия ведет свою родословную от Давида, — он внимательно посмотрел на итальянку. — Этот субчик говорит нам, что Новый Завет есть не что иное, как жульнический коллаж Ветхого Завета.

— Но зачем он нам все это говорит? Что общего между этими тонкими материями и жуткими смертями?

Историк пожал плечами: кто здесь следователь?

В этот момент стремительно вошла в «Silk Road Café» группа агентов с Шоном О’Лири во главе — щеки у него горели, и важность решаемых им задач легко читалась на его раскрасневшемся лице.

— Суперинтендант! — приветствовала его удивленная Валентина. — Где вы блуждали все это время?

Ирландец махнул как-то неопределенно в сторону улицы.

— Допрашивал свидетеля в больнице.

— И что же? Что интересного он вам рассказал?

О’Лири полез в карман за блокнотом и не без труда извлек его.

— Вам нужны подробности? — спросил он меланхолично, просматривая записи. — Зовут его Патрик Мак-Грас, для друзей — просто Пэдди. Он безработный бомж и в момент преступления находился в парке, пытаясь уснуть.

— Он сможет узнать преступника?

Ирландский инспектор, поджав губы, углубился в чтение записей.

— Он видел убийцу в ночной тьме и на расстоянии. К сожалению, у него не было возможности увидеть лицо злодея вблизи и заметить что-либо характерное в его облике.

— Ах, как жаль!..

О’Лири лишь шмыгнул носом, не отрывая глаз от своих пометок.

— Но есть одна странность. Я его даже переспросил, правда ли, что этим утром он говорил врачам скорой, будто смерть профессора Шварца была несчастным случаем. И он подтвердил, что да, говорил и даже настаивает на этом.

Валентина отмахнулась от этих слов, как от несусветной глупости.

— Что за чушь! Случайно отрезать голову человеку? А с чего он взял?

— Он настаивает на том, что, напав на профессора Шварца, убийца стал вопить. Говорит, что это был вскрик агонии, вроде как от отчаяния.

Итальянка и Томаш заинтригованно переглянулись.

— Агония? Отчаяние? Что он имеет в виду?

Ирландский коллега несколько растерялся.

— Ну, в общем… я не знаю. Я пытался добиться от него более внятного ответа, но он просто твердил, что убийца явно раскаивался в содеянном и поэтому-то жалобно крикнул.

Валентина лишь головой покачала.

— Сколько же, должно быть, выпил этот свидетель, — заметила она и перешла на рабочий тон. — Послушайте, в Риме мои подчиненные занимаются реконструкцией того, чем занималась весь последний год профессор Эскалона. Надо бы и вам сделать то же самое относительно профессора Шварца: мы должны знать, где он побывал, когда, что там делал… В этом разрезе…

— Это уже делается. Завтра я вам дам предварительный отчет.

— Будет любопытно сравнить две биографии и посмотреть, не пересекаются ли пути-дорожки обеих жертв. Это бы нам позволило…

В это мгновение зазвонил сотовый суперинтенданта, и он, попросив разрешения, ответил немедля.

— Слушаю, — произнес он буднично и тут же напрягся. Почти по стойке смирно. — Да, это я, sir. — И тут его лицо стало вытягиваться, а глаза — округляться. — Что-о-о? Где? Этим утром? Но как же это… Как такое возможно? — Снова пауза. — Немедленно? Но они же только что приехали, sir! — Хорошо. До скорого, sir! Благодарю, sir, — закончил он, почти что козырнув.

Ирландец отключил мобильник и повернулся к собеседникам, которые вместо румянца на щеках увидели странную бледность, как будто господину инспектору минуту тому явился призрак. Он посмотрел на гостей, не скрывая волнения.

— Он снова дал знать о себе.

— Кто?

— Serial killer[30], — сказал он чуть раздраженно. — Выступил в том же стиле!

Валентина и Томаш подпрыгнули на своих стульях.

— Еще кто-то погиб?

О’Лири кивнул головой.

— В Болгарии.

Его собеседники разинули рты, пораженные известием.

— Где-е?

Суперинтендант показал на телефон, где, по его разумению, пребывало высочайшее начальство.

— Вас там хотят видеть как можно скорее.