Троица в полном ошеломлении смотрела на Арпада Аркана, не веря ушам своим. Хозяин блаженно улыбался, довольный произведенным эффектом.
— Наши археологи нашли могилу Иисуса? — спросил, потряхивая головой, чтобы сбросить наваждение, Арни Гроссман. — Мы и вправду говорим об Иисусе Христе?
Не переставая улыбаться, Аркан поинтересовался:
— А вам известен другой Иисус, сын Иосифа?
Израильский полицейский попросил взглядом помощи у итальянской коллеги.
— Извините, я все-таки хотела бы уточнить, — произнесла все еще взволнованная Валентина. — Если бы оссуарий имел отношение к Иисусу, к нашему Иисусу, там должна бы быть надпись «Иисус Христос». Я правильно считаю?
Не утруждая себя ответом, президент фонда повернулся к Томашу, словно передоверяя ему обязанность заниматься просвещением масс.
— В древние времена, как известно, фамилий не было. У человека было имя, а чтобы отличать его от «тезок», добавляли либо «сын такого-то», либо «родом оттуда», либо профессию. Говорили: Иоанн, Петров сын, или Иоанн Портной. В случае с Иисусом у нас есть варианты: Иисус из Назарета, по названию городка, откуда он был родом, и Иисус, сын Иосифа. А вот Христос не имеет отношения к имени. Ни отец не был Иосифом Христосом, ни мать не называлась Мария Христос. Христос — производное от Мессия, оно же mashia по-древнееврейски и по-арамейски, а по-древнегречески christus. Поскольку благодаря трудам Павла секта назареев становилась все популярнее среди язычников, в своем большинстве греков, то все чаще произносилось сочетание Иисус-Мессия, он же по-гречески Иисус-Христос. Павел лишь чуток его поправил на просто Иисус Христос. Сам же Иисус никогда, полагаю, не слышал при жизни подобного обращения к себе.
— Получается, на иудейском захоронении странной была бы как раз надпись «Иисус Христос»?
— Вот именно.
— А вы верите, что в данном оссуарии могли быть на самом деле останки нашего Иисуса Христа?
Томаш призадумался, как отвечать. Инспектор Следственного комитета Италии фактически попросила его дать экспертную оценку, а тут надо быть осторожнее.
— Это дело очень серьезное. Для начала надо бы провести углубленное исследование, а уже потом можно было дать окончательный ответ.
Замечание историка спровоцировало мгновенную реакцию президента фонда.
— Ничего себе! — прозвучал его возмущенный голос. — А как вы можете сомневаться в том, что я вам только что рассказал? Вы допускаете, что я лгу? Дурачу людей?
Несколькими днями раньше в иерусалимском офисе фонда Томаш уже убедился, причем буквально за пару минут, куда может завести хозяина буйный темперамент. После стычки президента с Валентиной португальцу меньше всего хотелось стать зачинщиком еще одной подобной перепалки.
— Я и мысли такой не допускаю, — поторопился успокоить Аркана ученый. — Просто от ошибок никто не застрахован.
Однако к этому моменту кровь уже вовсю бурлила в жилах Арпада Аркана, разнося негодование со скоростью экспресса по всему грузному телу. Лицо его раскраснелось, и даже невинного предположения об ошибке хватило, чтобы ярость вскипела до девятого вала.
— Да как вы смеете? — президент фонда даже стекло визора слюной забрызгал. — Вы считаете, что я тут дурью маюсь? Что я — дилетант, не способный на серьезные исследования? Это я-то — любитель?
Умиротворение, похоже, не срабатывало, но доводить до полной конфронтации тоже было ни к чему, как показал недавний опыт «диспута» между Арканом и Валентиной в Иерусалиме. Скорее, эффективным будет срединный путь — принуждение к конкретной дискуссии, чтобы отвлечь экзальтированного собеседника от ненужных «разборок».
— Я считаю, что мне не хватает доказательств, — сказал историк нейтральным тоном, как будто они участвуют в степенном обсуждении светил науки. — Ваша версия столь грандиозна, что требует тщательнейшей проверки, вы согласны?
— Вам нужны доказательства?
— Да, если таковые у вас найдутся.
Президент задумался и как-то сразу успокоился — так же стремительно, как до этого завелся.
— А что вы конкретно хотели бы знать?
Дискуссия входила в нормальное русло удивительно быстро. Нет, нет, Томаш не жаловался. Наоборот, для него это был абсолютно естественный тон разговора серьезных людей. Тем паче вопросов и вправду было немало.
— Все. И для начала мне представляется важным узнать, откуда у вас такая уверенность в том, что находка в Тальпиоте действительно имеет отношение к Иисусу Назаретянину?
Аркан посмотрел оценивающе на историка, будто раздумывал, стоит ли выкладывать больше, чем его просили.
— Давайте поступим следующим образом. Я задам вам ряд ключевых вопросов, а затем уже вы сами, используя свои познания в этой области, придете к правильным выводам. Согласны?
Предложение было, в общем-то, неожиданным, но ученый не видел оснований, почему бы его не принять.
— Ладно. Какой там первый?
Хозяин, определившийся со стратегией, пока Томаш принимал решение, выбирал самый первый вопрос. Наконец, он поднял палец вверх.
— Ну, так вот он. Оссуарии были подписаны, но не датированы. Как же тогда мы можем узнать, что они относятся к эпохе Иисуса?
— Вопрос легкий, — парировал профессор, вспомнив годы учебы. — По иудейскому закону положено хоронить мертвых до захода солнца. Примерно к 430 году до Рождества Христова в Иерусалиме сложилась практика считать погребение в склеп, пещеру или нишу, выбитую в камне, равным захоронению в могилу. А вот использовать оссуарии начали незадолго до рождения Иисуса, прекратив в 70 году, когда римляне разрушили город и Второй храм. Таким образом, любой иерусалимский оссуарий по определению мог быть создан чуть раньше рождения Иисуса, во время его жизни или спустя короткое время после смерти. В этот относительно короткий период и начали заворачивать тела усопших в льняные или шерстяные саваны, укладывая их затем в склеп. Это было первичное захоронение. Позже, уже после полного разложения тела, собирали кости и складывали их в заранее подготовленные фамильные оссуарии для вторичного захоронения.
Арпад Аркан важно кивнул, выказывая свое глубокое удовлетворение.
— Но все ли иудеи пользовались оссуариями для захоронения? — спросил он, прекрасно зная ответ.
— Конечно, нет. Только меньшинство. Большая же их часть по-прежнему хоронила своих усопших в землю, согласно требованиям закона. — Только сейчас, вынужденный по прихоти президента фонда затрагивать эти частности, Томаш увидел, как они складываются в нечто целое. — Видите ли, к оссуариям обращались прежде всего иудеи — сторонники Апокалипсиса, полагавшие, что вот-вот настанет конец света. Они верили, что совсем скоро Господь вернется на землю для установления здесь своего Царствия, а после этого все мертвые воскреснут, чтобы предстать перед Страшным судом. Следовательно, помещая кости усопших близких в оссуарии, они считали, что помогают их скорейшему воскрешению. Интересно еще и то, что эти оссуарии устанавливались рядом с горой Мориа, на которой был храм. Как мы знаем, именно оттуда, по их представлениям, Господь должен был управлять своим Царствием. Поэтому для них было вполне логично размешать «временно усопших» поближе к месту событий.
— Возможно ли утверждать, что Иисус и его последователи были иудеями с апокалиптическими воззрениями?
Вопрос был не в бровь, а в глаз.
— Конечно же, — согласился Томаш, уже соображая, куда его хочет завести хозяин. — Вполне вероятно, что они практиковали данный вариант захоронения. Впрочем, — тут он на мгновение задумался, — существуют достаточные основания полагать, что именно так они и поступили с останками Иисуса. — Португалец вдруг стал смотреть по сторонам. — У вас здесь Библии нет случайно?
Президент подошел к одному из ящиков в шкафу и вытащил объемистую книгу, положив ее на стол.
— «Случайно»! И как язык поворачивается… Как-никак мы находимся в Святая святых, и Библия здесь — настольная книга, — шутку оценили все.
Историк открыл Книгу книг в начале.
— Вот, смотрите, что написал Марк в стихе 15:43 о захоронении Иисуса: «Пришел Иосиф из Аримафеи, знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия, осмелился войти к Пилату, и просил тела Иисусова», — он оторвал глаза от текста. — Как видите, указывая, что Иосиф «ожидал Царствия Божия», Марк тем самым подчеркивает его принадлежность к сторонникам Апокалипсиса. Естественно, этот Иосиф из Аримафеи решил похоронить Иисуса по принятому у них обряду. Смотрим у Марка в 15:46: «Он, купив плащаницу и сняв Его, обвил плащаницею, и положил Его во гробе, который был высечен в скале и привалил камень к двери гроба». Марк, по сути, описывает здесь, — он постучал пальцем по тексту, — первичное захоронение. Иисус ведь не был похоронен так, как мы привыкли представлять себе это действие. Его положили в нишу, выбитую в скале, что явно указывало на намерение извлечь позже, уже после разложения, кости, чтобы перенести их в его оссуарий, где они должны были дожидаться воскрешения в день Страшного суда.
— А у Иисуса было вторичное захоронение? Перенесли ли его кости в оссуарий?
— Если верить Евангелиям, то… нет. Он ведь воскрес прежде, чем это можно было осуществить.
Арпад Аркан посмотрел пристально на португальского профессора.
— Вы уверены? А прочитайте-ка, что написал Матфей в 28:13.
Историк стал искать нужный пассаж в Книге книг.
— «И сказали: скажите, что ученики Его, придя ночью, украли Его, когда мы спали», — прочитал Томаш и прокомментировал: — Матфей утверждает, что речь идет о слухе, пущенном иудеями, чтобы объяснить исчезновение трупа.
— А не кажется ли вам любопытным сам факт появления такого слуха? — заострил внимание собравшихся Аркан. — Тем более что Матфей почувствовал необходимость уточнить, что римляне установили круглосуточную охрану могилы. Марк, однако, опустил эту деталь, стараясь, очевидно, опровергнуть данный слух.
Томаш перечитал про себя строки от Матфея, относившиеся к событиям после распятия Иисуса.
— Мне остается только согласиться с вами. Воскрешение Иисуса — это вопрос веры, а не исторической достоверности. Он относится к сфере иррационального. Если не принимать во внимание фантазии людей, склонных к мистицизму, то остается предположить (на мой взгляд, совершенно разумно), что тело Иисуса было просто перенесено в другое место. Раз так, перед нами типичный случай вторичного захоронения.
— И куда же могло быть перенесено его тело?
— Поскольку речь идет об иудеях — сторонниках Апокалипсиса, кажется мне вполне очевидным, что единственным местом мог быть оссуарий у горы Мориа. Ведь тогда тело было бы рядом с храмом в день Страшного суда.
Не сводя взгляда с историка, президент фонда выстукивал что-то пальцами по столу, спокойно ожидая, пока Томаш сделает соответствующие выводы из только что сказанного.
— Оссуарии использовались в I веке иудеями для вторичного захоронения, — напомнил господин Аркан. — Иисус и его последователи были сторонниками Апокалипсиса, и приводимое Евангелиями описание случившегося после распятия совпадает с первым этапом вторичного захоронения. То есть вполне вероятно, что останки Иисуса были уложены в оссуарий рядом с горой Мориа. А это неизбежно приводит нас к находке в Тальпиоте, не так ли? — его могучие брови изогнулись, как могли.
— Не исключено, — протер свой визор Томаш. — Очень похоже на правду, — он думал над продолжением. — Есть, однако, некоторые детали, требующие уточнения. Без этого невозможно будет согласиться с тем, что найдена могила Иисуса Назаретянина. Первое сомнение заключается в том, что оссуарии были у состоятельных семей, а Иисус был, извините, голоштанником. Насколько нам известно, его семья была бедна.
Визор не смог скрыть недоумения на лице Аркана.
— Бедна? Простите, а кто был по профессии Иосиф, отец Иисуса?
— Плотник, — ответил почти автоматически историк. — Уж это знают все.
— И где об этом написано?
Томаш опять углубился в Библию.
— В Евангелии от Матфея в 13:55 сказано: «Не плотников ли Он сын?»
— Это традиционный перевод, — парировал президент, будто априори отказывал ему в доверии. — А какое древнегреческое слово использовал автор оригинального текста?
— Tekton.
— А что в точности означает Tekton?
Историк открыл и тут же закрыл рот — до него дошло, к чему клонит его собеседник.
— Строго говоря, это — строитель. Слово «плотник» действительно не совсем точный перевод. Tekton — это квалифицированный работник, владелец бизнеса в сфере строительства.
— То есть речь идет о предпринимателе в строительном деле, — слегка упростил определение президент фонда. — Сегодня его бы, глядишь, назвали девелопером. Неужели это профессия бедняков?
Томаш постучал рукой по шлему: отчего же он раньше никогда не задумывался об этом?
— Ну, не совсем так, — возразил он, тем не менее. — Tekton — это тот, кто работает руками. Допускаю, что Иосиф мог быть предпринимателем в строительном деле, но в таком местечке, как Назарет, вряд ли процветал. Скорее едва сводил концы с концами.
— Напоминаю, что его сын Иисус был образован, знал Священное писание от корки до корки. Даже то, что умел читать, — уже достижение для тех времен. Все эти обстоятельства отнюдь не говорят нам об этой семье как о неимущей, бедствующей, согласны?
— Ладно, — не стал спорить португалец. — Допустим, что у них были деньги, хотя никакой определенности в этом быть не может. Даже если это семья среднего достатка, было ли у них достаточно денег для содержания оссуария? Не забудьте, что Иосиф умер рано и не мог больше приумножать семейное достояние…
— Якобы преждевременная смерть Иосифа — чистая спекуляция, — не преминул подчеркнуть Аркан. — В Евангелиях нет никаких четких сведений на эту тему. Реально мы знаем, что речь идет об образованной семье, трудившейся в строительной сфере. Вполне естественно предположить, что люди, верившие в воскрешение мертвых в день Страшного суда, нашли средства для приобретения оссуария в Тальпиоте. И даже если они сами не нашли, деньги могли собрать некоторые из последователей Иисуса. Тот же Иосиф из Аримафеи, например. Не тот же ли самый Марк указывает, что он принадлежал к сонму мудрецов — синедриону, руководившему храмом? А раз так, то уж точно был зажиточным человеком. Впрочем, Евангелия говорят однозначно, что именно Иосиф из Арифамеи занимался захоронением Иисуса. А теперь, — он положил правую ладонь на грудь, — представим себя на месте назареев. Если бы я верил в неизбежное пришествие Царствия Божиего и в мессианство Иисуса, предсказанное в Писании, то логичнее было с моей стороны взяться за столь благое дело, как создание оссуария для Иисуса, не так ли? Тогда воскресший в день Страшного суда Иисус замолвил бы за меня словечко перед своим Отцом, Господом нашим. Это же очень правильный расчет, чтобы получить прямой доступ в Царствие Божие.
Томаш поддержал своего собеседника.
— Да, вы правы. Даже если бы у Иисуса не было денег, его последователи, несомненно, нашли бы их и создали бы оссуарий для своего вождя. Все стремились выделиться, проявить себя перед Мессией, особенно в канун Страшного суда.
— Ну тогда скажите, вероятно или нет, что раз тело Иисуса не обнаружили в месте его положения, то его останки могли быть перенесены в оссуарий у горы Мориа, в привилегированное место у храма?
— Да, это вполне могло случиться, — согласился историк. — Проблема в другом: надо бы удостовериться, что находка в Тальпиоте соответствует искомому оссуарию.
— А с чего бы ей не соответствовать? Хотите, докажу?
— Жду с нетерпением…
Вместо ответа Арпад Аркан открыл ящик стола и вытащил оттуда досье с какими-то документами. Раскрыл на первой же странице и показал ссылку вверху и фотографию белой поверхности одного оссуария с высеченными на камне буквами.
— Вот надпись на оссуарии 80/503, — начал комментировать снимок глава фонда. — Сделана она курсивом и трудночитаема. Тем не менее, большинство почерковедов солидарно в том, что там написано: Yehoshua bar Yehosef, или же Иешуа, сын Иосифа. Как мы уже говорили раньше, Иешуа — это Иисус в ныне принятом варианте.
Троица «экскурсантов» склонилась над страницей и через визоры изучала фотодокумент.
— Так-то оно так, но сколько Иешуа было в те времена?
— Вы имеете в виду тех Иешуа, которые принадлежали бы к сторонникам Апокалипсиса, имели бы средства, не важно уж — собственные или подаренные, для получения оссуария с видом на храм? Было несколько, — проворчал Аркан.
Историк провел рукой по визору, как если бы собирался вытирать пот, но это была всего лишь дань привычкам, а на самом деле он взвешивал дальнейшие шаги, в частности стоит ли затрагивать статистику. Идея показалась ему разумной.
— Мне кажется, что в ту эпоху имя Иешуа было достаточно обыденным. А вы не выясняли частоту его появления в иудейских оссуариях I века?
Президент откашлялся.
— Среди более чем двухсот оссуариев, зарегистрированных Министерством древностей Израиля, имя Yehoshua упоминается в девяти процентах случаев, a Yehosef — в четырнадцати. Экстраполируя эти данные на восемьдесят тысяч, — а именно столько людей жили в Иерусалиме в тот период, когда использовались оссуарии, — мы можем сказать, что тысяч семь были Yehoshua, а одиннадцать тысяч — Yehosef.
— Согласитесь, что перед нами достаточно популярные имена, — констатировал Томаш. — Слишком популярные для того, чтобы быть уверенным в том, что Yehoshua bar Yehosef выбитое на оссуарии из Тальпиота, соответствует именно Иисусу из Назарета.
— Возможно, но прежде давайте прикинем, у скольких Yehoshua из Иерусалима были отцы по имени Yehosef, — предложил спокойным тоном Аркан. — Итак, умножим проценты — 0,09 Yehoshua на 0,14 Yehosef и на восемьдесят тысяч мужского населения Иерусалима. Получается… получается… тысяча. За весь этот интересующий нас период времени примерно одна тысяча Yehoshua — дети иудеев, называвшихся Yehosef.
— Все же это гораздо меньшая величина, — заметил историк. — Однако представьте себе тысячу Иисусов, рожденных Иосифами? Многовато будет, чтобы утверждать хоть что-нибудь определенное про находку в Тальпиоте.
Аркан недолго раздумывал над ответом.
— Существуют и другие важные статистические выкладки, которые тоже ожидают взвешенного подхода. Но не забудем, есть еще и проблема ДНК.
— ДНК? Какая еще ДНК? — Томаш выглядел искренне удивленным.
Президент фонда улыбнулся, предвкушая удовольствие от того, какой фурор произведет сейчас его главный козырь.
— А вы не в курсе? — спросил он совершенно невинно. — В оссуарии 80/503 был обнаружен генетический материал.
— Да вы что?
На лицах что португальского ученого, что его спутников из полицейского ведомства, внимательно следивших за обменом мнениями, было неподдельное изумление, а Арпад Аркан ликовал, как человек, только что выигравший в лотерею рекордный джекпот.
— Нам удалось получить ДНК Иисуса.