LXXIII

Странное сочетание ярости и отчаяния охватило Томаша в то же мгновение, когда он понял, что Арни Гроссман поставил Валентину на грань смерти. Вон она там, в глубине, эта грань — маленькая фигурка в луче света, а в тени — непостижимая угроза.

— Что за дела, черт возьми?! — прокричал огорошенный историк, пытаясь, что называется, нащупать почву под ногами в этом театре абсурда. — Уберите пистолет сейчас же!

Господин главный инспектор израильской полиции покачал головой.

— Сначала отдайте мне пробирку!

Португалец даже не успел еще порадоваться тому, что так удачно выкрутился из жутчайшей передряги с отморозком в черном, а тут новая напасть! Возможно, еще хуже всех прежних: одно дело — стычка и устранение незнакомца и совсем другое, когда тебе противостоит человек, которому ты доверял. По сути, предатель.

И что делать теперь? Он мог ожидать чего угодно, но такого… Происходящее показало со всей определенностью, что он, профессор Норонья, не разбирается в людях. Гроссман оказался вовсе не союзником, а коварнейшим предателем, и теперь следовало оценить его способности как антагониста. Надо было вывести его на какой-то предметный разговор, чтобы получить информацию, на основании которой уже можно было бы представить себе пути выхода из сложившегося положения.

— А какие гарантии тому, что, даже если я отдам пробирку, вы ее не убьете?

Гроссман постучал дулом пистолета по виску итальянки, от чего сердце Томаша ушло в пятки.

— Не советовал бы играть со мной в свои дурацкие игры, — строго предупредил полицейский начальник. — Моему пальцу уже не терпится нажать на курок! Еле удерживаю!

Томаш обернулся назад и еще раз взглянул на распластавшееся на полу тело в черном. Учитывая отягчающие обстоятельства последних минут, мыслительный процесс у португальца несколько замедлился, но даже тугодуму было бы понятно, что между двумя израильтянами есть некая связь.

— Получается, вы тоже из сикариев?

Гроссман рассмеялся.

— Вы необыкновенно проницательны. Вот только сейчас, увы, вам это не поможет никак! — и тотчас сменил тон на гневно-угрожающий. — Пробирку сюда! Быстро!

Резь в заплывшем глазу становилась все нестерпимее, и Томаш аккуратно погладил поврежденное место в тщетной надежде унять боль.

— Но зачем? Зачем вам нужно было все это: убийства Патрисии Эскалоны и двух профессоров, нападения на меня и на Валентину? К чему все эти действия? Чего вы хотели?

— Хотели и хотим восстановить свою историю! — ответил неожиданно резко и сердито Арни Гроссман. — Хотим, чтобы уважали нашу культуру! Наше достоинство! Хотим вернуть себе священную землю, отнятую у нас!

Томаш изобразил непонимание на лице, во всяком случае, в той части, которая еще поддавалась контролю.

— Разве кто-то ставит это под сомнение?

— Да каждый день! Вы, христиане, завладели нашим Священным Писанием, присвоили себе наше прошлое, а сейчас желаете прибрать к рукам и наше будущее! Не позволим! Никогда этого не будет! Сикарии объединились в I веке, чтобы дать отпор римской угрозе, а ныне новая напасть угрожает Израилю. Но мы не сдадимся без борьбы!

— О чем вы говорите, подумайте сами?! Какую угрозу могли представлять для вас убитые вами люди? А я чем и как вам угрожаю? Что за глупости?!

— Весь этот проект — угроза! — израильтянин махнул рукой в сторону оборудования. — Его успешное завершение станет оскорблением для всей еврейской нации и угрозой для существования Израиля. Наше правительство отказывается верить этому, но мы, сикарии, как и наши предки две тысячи лет тому, не позволим лишить наш народ земли, данной нам Господом!

Красивые фразы, но что проку в них — абсурд, — тряхнул головой португалец:

— Извините, но я так и не понял, каким образом клонирование Иисуса может угрожать Израилю?

— Вы, христиане, должны понять одну важную вещь, — сказал Гроссман. — Господь избрал евреев и заключил с нами священный союз. Две тысячи лет тому появился иудейский раввин по имени Иешуа, он же Иисус, который выступал за скрупулезное следование предначертаниям Писания и уважение воли Божией. И что же сделали его последователи с этими постулатами? Извратили их полностью! Приписали ему действия, которых он никогда не совершал и другим бы не позволил. Дошли до того, что стали поклоняться ему как языческому божку, грубо и бесстыдно нарушая Шему, то есть наш основной постулат о единобожии, который глубоко чтил сам Иисус, а вы превратили его в какую-то троицу. Но и этого вам было мало! Христиане присвоили себе Священное Писание и узурпировали наши традиции. А что они намереваются сделать, затеяв этот безумный проект? Хотят повторить все с начала! Собираются возродить Иисуса, чтобы воспитать его так, чтобы он говорил и действовал с вашей подсказки, делал лишь то, что вы, христиане, считаете правильным. Но верно вовсе не то, что вы там себе думаете, а строго то, что предписано Господом, что было им включено в Священное Писание, — то самое, которое Иисус почитал и следовал ему от «а» до «я»! Вы задумали с помощью этого дурацкого проекта вытравить из памяти, что Иисус был евреем, иудеем, а никаким не христианином. Ваша цель — сделать из него говорящую куклу, которая мычала бы строго по программе, заложенной в нее группой лиц, менее всего озабоченных судьбой Израиля. Он будет просто-напросто сметен вызванным вами ураганом! Ведь по вашей задумке этот новый Иисус должен будет провозгласить мир во всем мире! Оказывается, для воцарения мира на планете достаточно простого декрета, и все сложнейшие проблемы будут решены по мановению волшебной палочки. И, воплощая волю Иисуса, клона-пацифиста, христианский Запад перестанет поддерживать Израиль, который останется один на один с исламским экстремизмом. Как и следовало ожидать, добрые намерения приведут к катастрофе.

— Если вам это так понятно, почему же вы не разоблачили этот проект? Не провели соответствующую пропагандистскую кампанию, не обратились в суд, в конце концов? Всяко лучше, чем убивать людей?

Гроссман лишь сухо рассмеялся в ответ.

— Пиар-кампания? Суд? Вы издеваетесь, что ли? За дурака меня держите? Кто бы стал меня слушать? Вам прекрасно известно, что у людей по большей части превратное представление об Иисусе — христиане не знают, что Христос не был христианином! Вы полагаете, что были бы протесты, если бы я появился на публике с рассказом о том, что кое-кто намеревается клонировать Иисуса во имя мира на земле? Скорее на Западе это сообщение вызвало бы шквал аплодисментов! Никто не стал бы противиться этой идее. У публики ведь нет ни малейшего представления, каким на самом деле был Иисус. Еще меньше она склонна понимать, сколь опасен такой проект! Нет, — он решительно тряхнул головой, — нельзя было идти этим путем! Следовало вырывать сорняки с корнем. Надо было поступать так, как это делали сикарии две тысячи лет тому назад!

— Но разве это выход из данной ситуации?! Вы же стали убийцами! Неужели это лучше? — возмущенно возразил Томаш.

— Не разбив яиц, омлет не приготовишь, — бесстрастно парировал полицейский шеф. Получив информацию о начале работы над проектом, я поставил в известность об этом свое начальство и попытался убедить его в необходимости заблокировать эту безумную затею. Знаете, что они сделали? Стали смеяться надо мной! Смеялись в лицо, идиоты! А что сказал премьер-министр Израиля? Что это «положительная инициатива»! Они обезумели! — Гроссман покрутил пальцем у виска. — Никто не имеет малейшего понятия о том, что реально представляет собой идея клонировать Иисуса! Если бы она воплотилась в жизнь, ее последствия были бы катастрофическими! Нет, господа! — лицо его выражало отчаянную решимость. — Этого я допустить не мог! И не допустил! Подобно сикариям I века нашей эры, мы так же встали на защиту Израиля, раз больше никто не захотел взяться за эту работу! И мы выполнили свой долг!

— И кто же эти мы?

— Мы — это сикарии, восставшие из пепла.

Португалец показал на лежавшее на полу тело.

— И он тоже?

— Лев? — переспросил Гроссман. — Эх, бедолага! Пасынок судьбы… — он с грустью посмотрел на труп. — Мы познакомились в горах Ливана во время операции против отряда Хезболлы. Парень был асом рукопашного боя среди коммандос ЦАХАЛ[58]. Однажды он проник в пещеру и, орудуя всего лишь охотничьим ножом, ликвидировал целый взвод моджахедов. Война не пощадила беднягу. Я взял его под свою опеку, дал ему соответствующее религиозное воспитание и сделал из него настоящего сикария, — он поднял глаза на Томаша. — Не представляю, как вам удалось его убить, но это, в общем-то, и не важно! Такова воля Божия! Что ж, — израильтянин оглядел сложнейшее оборудование зала, — придется мне одному положить конец этому злополучному прожекту…

— И что же вы собираетесь делать?

— А это уже вас не касается. Хотя нет, касается: давайте-ка мне ее сюда! Я о пробирке говорю!

— А кто мне гарантирует, что, получив сосуд с ДНК Иисуса, вы все равно не убьете Валентину, а потом и меня не прикончите?

Полицейский посмотрел на итальянку, а потом опять повернулся к Томашу.

— Сделаем так. Я позволю нашей красотке удалиться, но вы останетесь на месте. Когда она станет недосягаемой для меня, вы передадите мне пробирку? Устроит вас такой вариант?

— И все-таки я хотел бы получить гарантии того, что вы не убьете меня, а потом не станете преследовать Валентину?

— Не беспокойтесь обо мне, Томаш, — сказала его спутница абсолютно спокойным голосом, прервав долгий период немоты, спровоцированный пистолетом у виска. — Не забывайте, что я служу в полиции, и с боевой подготовкой у меня все в порядке. Если мне будет позволено уйти, этому человеку больше не удастся застичь меня врасплох и угрожать мне снова. Второго шанса, обещаю вам, у него не будет.

Историк не мог не прийти в восхищение от смелости и выдержки этой на первый взгляд такой хрупкой женщины. Он был буквально потрясен тем, что Валентина сумела сохранить такую степень самообладания под дулом пистолета — на ее лице не было и намека на страх! Может быть, это и притворство. Возможно, там, внутри, она дрожит, как заячий хвостик, но снаружи — это высочайший образец хладнокровия! Потрясающе!

— Вы уверены?

— Абсолютно! — подтвердила, не мешкая, итальянка. — В этом помещении полно легковоспламеняющихся веществ, видите? И я уже отметила, где находится субстанция, с помощью которой я смогу приготовить смертоносное оружие всего за тридцать секунд. Дайте мне полминуты, и вы убедитесь, что этому безумцу больше не удастся взять меня на мушку.

Слушая Валентину, Томаш лихорадочно прикидывал, что можно было предпринять в этой ситуации. Важно было понять, в чем состоит главный интерес Гроссмана и действительно ли он мог бы их отпустить?

— Пусть будет так, — сказал со вздохом португалец, обращаясь к шефу израильской полиции. — Я отдам вам пробирку с ДНК Иисуса, но сначала позвольте уйти Валентине. Договорились?

Учитывая только что сказанное Валентиной, Томаш был внутренне готов к длительному препирательству и уговорам, но, к его вящему удивлению, Гроссман принял предложение, что называется, с листа.

— Согласен. Можете идти, — израильтянин чуть приподнял вверх дуло, чтобы оно больше не было направлено в голову итальянской коллеге.

Сделав несколько осторожных шагов назад, Валентина пропала с поля зрения.

— Вы в порядке? — громко спросил Томаш, обращаясь, разумеется, к итальянке. — Вы в безопасности?

— Да, — послышался неведомо откуда ее голос. — И через пару секунд уже будет готов «коктейль». Встречаемся у выхода.

Историк взглянул на «доброго знакомого», который все это время не спускал с него глаз, твердо сжимая пистолет. Пришел момент истины. Израильтянин выполнил свою часть соглашения. Дело было за Томашем, которому оставалось вручить пробирку, но так, чтобы не получить пулю в лоб вместо благодарственных слов.

— Где пробирка? — сказал раздраженно господин инспектор — терпение явно не являлось одной из его добродетелей. — Сколько можно ждать?!

Томаш пробежался глазами по полке, где была металлическая конструкция с подвешенными на нее пробирками. Впрочем, две из них «пали» жертвами боя с Сикариусом, но сосуд с замороженным генетическим материалом Иисуса, отличавшийся желтовато-белесым цветом, остался нетронутым водоворотом неожиданных событий и находился на прежнем месте. Португалец протянул руку в перчатке и вытащил драгоценную емкость, показав ее Гроссману.

— Вот она. Я оставляю ее здесь.

Положил бережно пробирку на полку и отступил на несколько шагов. Инспектор с пистолетом наготове проворно преодолел дистанцию, разделявшую его с вожделенным сосудом. Взяв его в руки, он внимательно рассматривал содержимое, которое по всем внешним признакам — цвету и замороженному состоянию — совпадало с тем, что он видел прежде в руках Арпада Аркана. Пробирка, похоже, была настоящей.

Шеф израильской полиции стремительно навел свое оружие на Томаша и выстрелил.

— Прощай, дружище!

Загрузка...