Право на выбор (СИ)

2-1

Когда в камере в очередной раз появились зеленые, я могла только беспомощно смотреть, как тащат по полу маленькую извивающуюся фигурку. Рихта страшно вопила, изрыгая проклятья и ругательства, угрожая каким-то флотом и расправой. Обратно её не вернули.

От ужаса и пустоты я сделалась как будто бы ватной. От холода и долгой неподвижности тело совсем онемело, стало гулким и звонким, чтобы постепенно нагреться изнутри болезненным жаром. Жар этот расползался ознобом и болью, которой было так много, которая была повсюду… в ней терялось ощущение времени и пространства, я все лежала и лежала в этой синеве, кажется, целую вечность… наверное, даже собственную смерть могла бы не заметить…

Поэтому когда тело приподнимается, я на секунду думаю: все, кончилось. Но боль тянется следом, а то немногое, во что я верю о посмертии, предполагает отсутствие боли. Тело тянется по коридорам, перед глазами плывут синевой окрашенные потолки… кое-где свет становится ослепительно ярким, и я жмурюсь. Я не вижу зеленых, я скорее чувствую, что где-то рядом есть что-то… живое.

Меня заносят в очень светлое помещение, куда-то укладывают, и я наконец снова их вижу… боже… какие жуткие… что-то в том, как они движутся… в черных этих глазах и непомерно длинных конечностях, которыми они деловито перебирают что-то на столах… один из этих столов, заваленный указками, совсем рядом… я вспоминаю запах паленой кожи, и меня начинает тошнить. Если меня сейчас начнут… этой штукой… я ведь все еще не могу шевелиться… но уже могу чувствовать…

Зеленые — над моей головой, водят чем-то вдоль тела, пищит их прибор. Пищат они сами, и сквозь этот писк я цепляю отдельные слова:

— Женская особь…

— Повреждения…

— Изъятие…

Нет-нет-нет, что они там изымать собрались?.. Органы? Все-таки органы будут изымать? Суки, твою мать, твою мать!.. не хочу, пожалуйста, не надо!..

Зеленый тянется указкой к животу, перед глазами вспыхивает, и происходит две вещи. Я действительно чувствую боль, чудовищную, ни с чем не сравнимую — и дергаю руками. Несильно — но этого хватает, чтобы зацепить зеленого с одной стороны и снести указки с другой. Горит живот, судя по запаху горит в прямом смысле, перед глазами мельтешат шерхи… мельтешат, носятся, визжат что-то и ломятся на выход… до меня доносятся обрывки фраз, что-то вроде “стерилизация” и “обработка площади”… Мать свою стерилизуй, ублюдок зеленый!..

Когда затихают голоса, я со стоном приподнимаюсь на локтях… твою мать… твою мать… они прожгли мне чем-то живот… под пупком — алая полоса, точно такие же, только чуть потемнее, пересекают бедра… Я пытаюсь встать, безо всякой цели, падаю плашмя на пол, расшибаю локоть… почему они разбежались?.. от того, что я тронула одного из них? Испугались, что заразна?.. Черти вас раздери… как же больно… засунуть бы эту указку им в…

Я не успеваю придумать, когда пол под ногами вздрагивает. Опять?.. Да сколько ж можно… ползком, ползком, под стол, в угол… ноги волочатся за мной по полу, как мертвые, я вообще смогу ходить потом? Ааа, черти, будет ли вообще у меня это потом?.. Пол трясет и трясет, все сильнее, издалека слышен визг — ну какая разница, черт с этими ногами, мне бы хоть на этот раз уже… окончательно…

Дверь в комнату вылетает с мясом, когда я уже подползаю к углу и подтягиваю конечности к груди. В проеме — черные костюмы, в руках у них… наверное, какое-то оружие. Меня они игнорируют, быстро осматриваются и также стремительно выбегают. Только один на выходе оборачивается, но из-за шлема не понять, куда он смотрит. Из-под черноты слышно глухое:

— Мар, сектор 3, отсек 15-С, — и костюм исчезает в проходе.

Дрожит и дрожит пол, но взрываться корабль шерхов не планирует. Слышны какие-то хлопки — выстрелы? Не хочу знать, слышны вопли и визг — надеюсь, шерхов. Я сжимаюсь вся, стараясь занять как можно меньше места — черт его знает, этих черных, повезло мне все-таки или пора хвататься за указку, даром что я понятия не имею, как ей пользоваться…

— Вот она! Эй, тупица!

Я не веря своим ушам поднимаю голову — Рихта! Живая, по-прежнему злая, скачет на одной ноге, поддерживаемая одним из черных костюмов. Второй ноги нет по колено, нет одного глаза, на голом животе — точно такие же полосы, как и у меня. Но это не мешает ей обматерить меня незнакомыми словами — что меня именно обматерили, я даже не сомневаюсь.

— Чего расселась? Беги, шевели ластами! Заберем тебя!

Я хочу ответить, что не могу встать, но черный меня опережает.

— Ри, за ней идут. Поторопимся, он рядом.

Идут?.. За мной?..

Я не успеваю спросить, когда слышу… шаги. Тяжелые и стремительные, будто идущий шагом своим хочет разнести пол и расшатать стены. Они все ближе… Черный костюм подхватывает Рихту, она шипит и морщится… а потом замолкает, поднимает голову…

И в проеме появляется тур.

В животе что-то стягивается в комок, колючий и дрожащий. Дрожь эта, родившись из глубины тела, поднимается наружу — и вот уже всю меня колотит. Он смотрит на меня всего одно мгновение, черные глаза его не выражают ничего, кроме оголтелой свирепости… а потом содрогается, как если бы моя дрожь прошла по полу и нашла его. Он шагает ко мне — я тяну руки, единственное, что осталось подвижным. Рывок — и пол от меня так далеко, что даже страшно становится. Горячие, даже под черной броней, твердые руки и грудная клетка, в которой страшно и странно заходится боем сердце…

— Мать моя первородная Серменара… — Рихта таращится на меня откуда-то снизу, пока мы стремительно идем по коридору. Сзади все еще раздаются хлопки, но уже реже, пол все еще дрожит — но уже не так сильно. Или мне просто кажется, потому что меня несут на руках?.. Я позволяю себе закрыть глаза, вжаться в броню несущего меня тура… как же странно бьется его сердце… так, словно бы там не одно, а… два…

— Мар, это… — слышится мужской голос внизу. Мар? Это его имя?.. Не знаю, но… потом… я спрошу… обязательно…

— …

— Шерхи меня раздери…

Голоса звучат все глуше… все тише… руки снова немеют… немеет шея… все хорошо… все хорошо, даже если я сейчас умру… все хорошо…