Время до вечера тянется чудовищно медленно, словно густая смола деревьев между пальцами, но стоит Шерхентас скрыться за поросшими скалами, как практически мгновенно дом со всех сторон зажимает мрак и холод. Я сижу на полу у кровати, накинув на плечи одеяло и бездумно перетираю пальцами камушек, подаренный Шершей — его тепло успокаивает и согревает. Я сижу и не могу сдвинуться с места и чем сильнее стараюсь себя поднять, тем тяжелее кажется тело, словно с каждой секундой неподвижности силы текут из него и впитываются в пол.
Вставай. Ну же. Встань и спустись вниз. Он сам ни за что в жизни не предложит… прошлой ночью ведь не предложил… Он ждет, и я это знаю. Ждет, когда я приду первой, потому что… почему? Почему сам не придет?.. Не хочет?.. Злится?.. Почему…
Так, хватит. Если я просижу еще минуту, то уже не встану вообще.
Лестница ни звука не издает под моими ногами — но сердцебиение наверняка опережает меня, потому что стоит мне заглянуть в гостиную, как я встречаю взгляд Мара. Он лежит, закинув руки за голову, но расслабленным не выглядит. Все слова, что я сочиняла на ходу, словно льдины повисли на языке.
— М… может… хочешь подняться?..
— …Хочу, — звучит хрипло и низко спустя мгновенную заминку.
О Господи…
Он поднимается бесшумно, бесшумно приближается — или я просто не могу услышать его шагов?.. Гора надвигается на меня в темноте, в глубине ее — море скрытого огня, мне кажется, я вижу отблески его в полумраке. Я же… не сгорю в нем заживо?..
Хотя может… я хочу в нем сгореть?..
…Вдвоем на постели, какой бы большой она ни была — тесно. Тесно от воздуха, ставшего резиновым и душным. Расцветает темнота миллионом огней, они словно глазницы покалывают, все тело покалывают, отовсюду текут и капают на кожу невидимые разряды электрического тока. Под моей щекой — тяжелые, плотные звуки, бьются огромные сердца, сильно и яростно перекачивая темную кровь. Мне страшно шелохнуть ладонью, лежащей тут же: кажется, одно единственное движение способно выбить сотни искр… и тогда не миновать пожара.
Но я все равно делаю это движение.
Я медленно веду ладонью по шершавой плотной коже… ритм подо мной сбивается, а потом практически мгновенно удваивает скорость… вдох мне послышался? я едва слышу за собственным. Я веду выше и ниже, медленно-медленно, вбирая в мякоть ладони эту шершавость, эту крепость… впитываю вибрацию сердечного ритма, пока сама не начинаю гудеть, как электрический провод.
Если я… опущу еще ниже… на каменный живот… мне ведь можно это сделать?.. Руки леденеют или это кожа его разогрелась?.. контраст температур вышибает мозги, превращая все тело в комок путаных-перекрученных нервов… что будет… если я коснусь еще ниже?… легко, кончиками пальцев?..
Рука на моей спине твердеет, пальцы на плече сжимаются… Сиплый вдох мне не мерещится, вся твердокаменная тяжесть подо мной словно собирается в одно пульсирующее, голодное, жадное…
Я опускаюсь ладонью до паха — и рефлекторно одергиваю пальцы, ощутив под тканью штанов огромную, чудовищно горячую твердость.
Твою мать.
Паника ледяными пальцами перебирает внутренности. Это в жизни у меня не поместится… это невозможно, это нереально чисто физиологически, это… боже…
Я хочу… это потрогать…
— М..можно?..
Хриплый нервный смешок.
— Не спрашивай… о таком… тебе все… можно… — отвечает он прерывисто и сам рывком стягивает штаны.
В темноте мне видны лишь очертания — и хорошо, наверное, что я не вижу полностью… Осторожно веду пальцами вниз… господи-боже-твою-ж-мать… это что за выпуклости на нем?.. как будто наросты… пульсирует под пальцами, словно просится в ладонь, да моей ладони не хватит на него… К головке он чуть сужается, сильно и резко расширяясь у основания… но эта твердость и тяжесть… сколько длины в нем да и вообще… господи, с ума сойти можно… он не войдет, да ни за что в жизни… а пахнет как, я сглатываю запах все чаще и чаще, рот полнится слюной, а грудь — все нарастающим покалыванием…
Я словно очумелая вожу вверх-вниз… вверх-вниз, и пульсация под моими пальцами усиливается, выпуклости становятся влажными… скользко и влажно под пальцами, скользко у меня между ног, и я безотчетно прижимаюсь пахом ближе… теснее… ну еще капельку теснее… вот так… и незаметно…
Все заметно.
Рокочет в груди у тура — лопается натянутая пружина. Я не успеваю ни охнуть, ни вдохнуть даже — а под лопатками уже постель, а надо мной — живая и жадная тяжесть.
— Я осторожно… только потрогаю… не бойся, — шепчет он хрипло в самое ухо, рассыпая мурашки по шее, я трясусь под ним и стону бессвязно, что я хочу сказать, неважно, неважно, черт возьми…
Его ладони сухие и шершавые, они слегка покалывают и словно царапают кожу. Они обводят бока, собирая не оставляющую меня дрожь, они сжимают бёдра — и в груди задыхаются птицы, чтобы вырваться из нее испуганными стонами… Мар ловит эти стоны у самой шеи, горячим языком размашисто ведёт от ключицы и выше, но этого недостаточно, мало ему и мало мне — и за языком следуют зубы. Словно одержимый, он почти вгрызается в шею, и я сама становлюсь одержимой, трясусь не переставая, вьюсь под ним, а между ног горячо, горячо, горячее…
— Пожалуйста… пожалуйста…
Он стонет в мою шею — давно затвердевшие соски становятся каменными — и опускается к груди. Если он… сейчас тоже самое… я же умру, я точно умру!..
Но я не умираю — хотя от напряжения сердце должно было остановиться. Невыносимо горячие ладони сжимают грудь, перебирая-перетирая пальцами соски, шершавый язык с тающей осторожностью пробует один, второй… меня бьет и крутит… слишком… слишком… не могу, не надо… не надо…
От прижавшейся к моей ноге тяжести исходит волна жара и влажности… на коже уже мокрый и липкий след… он чуть трется о нее, а я хочу… чтобы между… хотя бы прикоснулся… хотя бы чуть-чуть…
— Мар… пожалуйста… мне… мне нужно… там…
Он медленно разжимает руки… с оттяжкой ведет ими по животу, он дрожит и сжимается под тяжестью горячих ладоней… накрывает одной лобок и скользит ниже… окунаясь в горячую скользкую влажность… да… вот здесь, прямо здесь…
Еще… еще… мне… мало…
Он издает странный звук, я не могу разобрать за шумом в ушах, все мое тело шумит, трещит и лопается… он замирает на мгновение, а потом… а потом начинает поглаживать… сначала легко… словно неуверенно… меня ломает, я цепляюсь за его руку, дергаюсь…
— Еще… пожалуйста…
— Тебе… нравится?..
— Очень… очень хорошо, — я говорю или думаю только?.. Он понимает или…
Он понимает — и горячие пальцы начинают двигаться быстрее… жестче и увереннее… словно инстинктивно находят правильный ритм… я задыхаюсь… все плывет, в паху искрит и плавится, тянет, тянет-тянет-тянет и…
И наконец лопается, рассыпается, раскатывается по телу волнами.
Я не сразу чувствую, что он убрал руку. Я только вяло соображаю, что меня подняли и перевернули, прижали спиной к груди… колени расползаются, по ним все течет и течет остывающее…
А потом я чувствую между бедер… то самое…
— Я не буду… внутрь… только так… — хрипит он, и я вся покрываюсь мурашками, когда он делает первый толчок между бедер… и еще один… и еще… и быстрее, быстрее…
Огромное и горячее между моих ног непрерывно сочится вязкой и липкой влагой, смешивая ее с моей, натирая своей выпуклостью растревоженное и размягченное тепло моего тела… Руки сжимают меня под и над грудью, сдавливают ребра, дышать тяжело и не нужно, я откидываюсь головой назад и чуть сжимаю бедра… Он стонет и мгновенно ускоряет темп вдвое, пульсация становится все сильнее и сильнее…
А потом она взрывается… по бедрам и коленям стекает и обжигает, сотрясается беззвучно тело за моей спиной — а мое обвалится, если эти руки сейчас разожмутся… все мое тело будто утратило связующую его силу, словно его разобрали и лишь установили детали друг на друга, не скрепляя как нужно, и я рассыплюсь, если эти руки сейчас разожмутся…
Но они не разжимаются. Они чуть ослабляют хватку… Чудовищная вибрация за спиной превращается в сердцебиение… хрипы становятся тяжелым дыханием, и оно оседает шепотом на моей шее.
— Все… хорошо? Ты… в порядке?
Я остатками сил сжимаю его запястья. Хочу сказать, что мне очень хорошо, так хорошо, что уже даже плохо, сказать, чтобы он не отпускал меня… он и не отпускает и, не дождавшись внятного ответа, берет на руки и несет в ванну.
— Свет…
— Включить?
— Не надо…
— Хорошо.
Он обмывает меня в полумраке, только звездный свет сочится из маленького окошка. В голове — пустота и гул, все мышцы и органы превратились в желе, и стоит ему отпустить меня, как я сползаю на пол.
— Тебе плохо? — тревога в голосе Мара заставляет меня улыбнуться. Я тянусь к нему ладонью, его лицо рядом с моим… я касаюсь скулы — как и думала, не охватить…
— Мне хорошо. Очень-очень хорошо.
— Ты на ногах не стоишь…
— Это от того, что хорошо.
— …это странно.
— Для моего вида это естественно.
Он потирается о мою руку, как бродячий кот, не привыкший к ласке, и поднимается на ноги.
— Расскажешь потом… что еще естественно для твоего вида.
— Обязательно… А ты… расскажешь… о себе?
Я скорее слышу улыбку, чем вижу ее.
— Все, что захочешь узнать.