Право на выбор (СИ)

5-0

… Праздник Отчего огня решили все-таки провести — и посвятить всю его религиозную часть памяти погибших. Долгое горевание не характерно для туров в принципе, “все из камня и все в камень” — так тут говорят. Дома отстроились с какой-то сверхъестественной быстротой, инфраструктура восстановилась еще быстрее — и вот о катастрофе уже напоминают только башенки из черной породы, сложенные на пороге жилища тех, кто потерял в ней близких. Проходя мимо таких, я невольно отвожу глаза — как будто случайным взглядом можно зацепить, содрать корочку с чьей-то едва затянувшейся раны.

— Не бери в голову, — Раш тянется ее взлохматить, я подавляю порыв увернуться. — Треснет еще.

— …ага.

— Это не твоя беда.

— Знаю.

— …все равно больно?

— …

— Да чтоб меня…

… Раш все время ерошит волосы — а Мар все время их приглаживает. Раш все время скалится, став на себя прежнего похожим чуть больше, без конца шутит, но я не смотрю и не слушаю — я вижу только день за днем медленно светлеющие полосы на его шее и руках. Мар напротив, больше отмалчивается, больше вглядывается в меня, ловит каждый взгляд и каждый жест — и мне неловко, неуютно от такого внимания. Но я ничего ему не говорю словами, потому что каким-то чутьем понимаю — ничего не изменится, пока он сам для себя не поймет, что по-прежнему важен для меня.

— Как… твое плетение?

— Ну, как сказать…

Я накрываю ладонью клубок нитей, задвигаю за спину корзинку. Первый раз вижу Мара с такой неловкостью на лице.

— … не покажешь?

— Это… потом, когда закончу.

— … ладно.

… Раш деликатностью не отличается — сует нос мне под руку без всяких расспросов и расшаркиваний, за что по нему и получает — больно мне, до всхлипа — что дает только лишний повод надо мной поиздеваться. Но издевки эти беззлобные, ими он по привычке прячет тревогу, нервозность — он как на минном поле в этих странных отношениях.

Все мы — словно на минном поле.

Вечерами, когда выключается свет и чуть слышно рокочет холодильная машина, мягко снижая температуру в комнате до свежести осеннего утра (и отчего только раньше не поставили?.. такая благодать…), мы лежим в постели, неловкие, застывшие, словно любое движение может расколоть на части эту постель, пол под ней, дом, землю… Я уже расколота — и не знаю, что с этим делать, как с этим жить, и каждое мгновение проношу сквозь себя бушующим потоком воды… В воздухе между нами — не напряжение, но тяжесть неловкого касания, неловкой близости. Я медленно поглаживаю ладонь Мара кончиком пальца, беззвучно, почти бестелесно, но Раш это чувствует — не хочу знать, каким образом — и сплетает мои пальцы со своими, они тонут в жарком жерле его ладони. Раскол внутри ширится, плавится — как еще трещина не пошла между ребер?

Как еще на кровати не лежит две половинки меня?..

К такому наверное… невозможно привыкнуть… когда прикосновение с одного бока всегда означает жадное объятие с другого… в такие минуты я слышу легкое клокотание с обеих сторон — костяные наросты туров непроизвольно приподнимаются, делая их еще крупнее, а мне хочется склубочиться, утечь куда-нибудь, но с этой подводной лодки некуда деться.

Я вздыхаю еле ощутимо — Мар приподнимается на локтях рядом, Раш что-то ворчит и сжимает руку крепче, скоро отнимется уже, идиот…

Руку я не забираю, как могу успокаивающе поглаживаю Мара по запястью — спи, все хорошо.

Все… ведь правда хорошо?