Право на выбор (СИ)

5-7

— В вашем случае нет ничего удивительного… что вы так смотрите?

Я сижу в мягком белом кресле, напротив меня — приветливый доктор. Не тот, другой — специалист по репродуктивным вопросам, так написано на его карточке. В кабинете светло, пахнет смолой, в окно пробивается окрашенный алым закатный свет.

— Я…

Что я хочу сказать? Что не ожидала, не планировала беременность, когда вступала в интимные отношения с половозрелым туром? Формально у меня даже два мужа, а в браке обычно рождаются дети… Вот только мы разных видов. А еще я бесплодна — была, во всяком случае, когда-то. И даже мысли, что могу понести, у меня не возникало.

— Я понимаю, вас смущает… инопланетная принадлежность. Но туры совместимы практически со всеми известными на сегодняшний день разумными видами, ваш — не исключение. Семя туров очень неприхотливо к биохимическим и температурным показателям среды, а такая как ваша еще и относится к числу наиболее благоприятных. Случаев беременности женщин именно вашей расы в нашей практике еще не было, однако с учетом имеющихся у нас медицинских данных проблем возникнуть не должно…

Подвешенная в воздухе пыль чуть мерцает и медленно, едва заметно движется. Я бездумно смотрю в окно, пытаясь уложить в голове то, что во мне теперь новая жизнь. Что я больше не одна в своем теле. От этих мыслей голова пухнет и кажется, сейчас отделится от тела, и слова доктора долетают словно сквозь толщу воды.

— В нашей лаборатории есть все необходимые реагенты… вы в порядке? Что-то беспокоит?

До черта всего меня беспокоит.

— Я… понимаете… не ожидала… это так… внезапно…

— Понимаю. Не торопите себя и события. Решайте задачи постепенно, и оглянуться не успеете, как уже начнете радостно обустраивать детскую в доме.

Пока что я слабо могу представить само наличие ребенка в доме (да и в своем теле тоже), не говоря уже о том, чтобы обустраивать ему комнату…

— Буду ждать вас через две недели. Пока постарайтесь поменьше волноваться, побольше спать и заниматься любовью.

Охватившее меня оцепенение дает трещину. Заниматься любовью? При беременности?

— Эм… простите… а это точно не навредит?.. просто обычно женщины моего вида…

Врач оказывается на удивление терпеливым и мягко поясняет:

— Возможно, в случае беременности от мужчин вашего вида, это так и есть. Но не в случае беременности от тура. Эмбрион в силу своих особенностей очень плотно встраивается в маточный эпителий, поэтому мышечные сокращения не повлекут прерывание беременности, наоборот — улучшение кровообращения в органах малого таза очень благоприятно сказывается на его развитии. Поэтому интимная близость во время беременности не запрещается, а даже крайне желательна на всем сроке до самых родов.

Не покидающий меня звон усиливается, колени против воли сжимаются. На всем сроке… крайне желательна… как я буду… как мы будем… Врач еще что-то говорит, попутно набирая рекомендации в планшете, улыбается мне, успокаивающе пожимая руку… а мне хочется потрясти головой как собаке, угодившей в воду. За дверью меня ждут Мар и Раш, и я уже представляю, как выйду к ним… как скажу… о боже…

— Что сказал доктор? Подтвердил? Ты правда?..

— Не наседай на нее.

— Отвали. Ну, так что?..

Меня хватает на кивок, а потом я внезапно начинаю плакать — и тут же оказываюсь в коконе из обжигающих рук, укрываемая мягким, чуть сбивчивым шепотом… Звон в ушах понемногу стихает, голова проясняется… с обреченной ясностью я смотрю в свое будущее, которое вновь перестраивается у меня на глазах. Пока не очень понятно, во что именно — но хотя бы встречаю эти перемены я не одна.

… Туры очень ответственно подошли к выполнению врачебных рекомендаций — и первый месяц я только спала, ела и без конца занималась сексом. Мой мир сузился до границ дома, но это не вызывало тревоги или тоски: гормональный фон, аккуратно скорректированный препаратами, требовал оставаться в своем гнезде. Первая припухлость появилась уже спустя две недели и быстро росла; почти сразу начала ныть поясница, и к гормональным добавились специальные мази. Мар или Раш наносили их мне по вечерам, плавно переходя от массажа к предварительным ласкам, и очень быстро от одного запаха этой мази у меня между ног становилось влажно.

— Ты такая красивая. Смотреть больно, — шептал мне в шею Мар, мягко поглаживая выпуклость на животе. Раш до нее не дотрагивался — мы все знали, чей ребенок растет внутри меня. Он избегал касаться живота, но все остальное трогал с прежним рвением и пылкостью. В один из вечеров, когда мы были вдвоем, я спросила прямо — а он взял и ответил.

— Конечно мне больно. Но что я могу сделать? Мар нашел тебя и привел сюда. Он был первым.

— Я могу как-то…

— Роди и мне тоже.

Я замираю, глядя на него во все глаза. Он сейчас… серьезно?..

— Роди потом… и от меня тоже. Если… если захочешь потом еще ребенка… роди его от меня.

— Раш… я не знаю… я этого еще не родила… как я могу… сейчас что-то обещать?..

Он прячет глаза на секунду, но боль в них я успеваю заметить.

— Я понимаю. Я подожду. А пока позволь мне улучшить твое кровообращение, твои бедра какие-то холодные…

— А тебе лишь бы… кровообращение улучшать.

— Это мой священный долг. Забота о ребенке — задача всей семьи, не только его родителей.

… Вот только семья у нас стала… еще страннее чем раньше.

Вереш приходил каждый день. От улыбчивого мальчика и следа не осталось — с оплетающей его чернотой он разом стал выглядеть старше. Мы почти не говорили, я просто не представляла, о чем с ним теперь говорить. Одно только радовало — это не было Зовом крови в классическом виде, скорее одна из его разновидностей (название я разумеется не запомнила), глубинный смысл которой заключался в защите слабых — и среагировал он скорее всего даже не на меня, а на ребенка в моем животе. Это стало очевидно еще до результатов его анализов — вены хоть и опухли, но не жгли тело кровью, не сводили с ума безумная ревность и желание убить любого, кто прикасается ко мне.

— Можно… можно мне потрогать твой живот?.. — спрашивает он робко одним вечером. Я беспомощно оглядываюсь на Мара, тот темнеет лицом, долго-долго смотрит на Вереша… и только потом медленно кивает.

— Если ты сама не против. Но ничего, кроме живота.

Облегчение растекается по лицу Вереша, рябью идет по телу, он опускается на колени перед моим креслом и кладет горячие ладони на тугую выпуклость живота. Она уже хорошо заметна, хотя прошел от силы месяц… я хоть доношу сама?.. Вереш поглаживает живот так, словно в нем — его ребенок. Мар сжимает руки на моих плечах, следит неотрывно за его движениями.

— Спасибо… мне… мне намного легче так… когда могу прикоснуться…

— Нагладился? — раздраженно произносит появившийся на пороге Раш. — Тогда убирай руки.

Вереш тенью скользит в сторону, допуская ко мне Раш’ара. Он ворчит что-то, тянет меня к себе на руки и усаживает на колени. В отличие от Вереша, этот с ума сходит от ревности — хотя умом все понимает.

— Насмотрелся? Тогда иди. А то глаза вытекут.

Вереш не двигается с места, и Раш скалится.

— Будешь смотреть, как мы тут… кровообращение улучшаем?

Потемнев лицом от смущения, мальчишка тут же скрывается за дверью.

— Зачем ты его так?

— Предлагаешь мне с ним нянчиться? Он мне не брат и не сын.

— Раш, она не об этом…

— Да знаю я. Не могу. Когда он тебя трогает… хочу сломать ему руки.

— Он спас меня этими руками, идиот. И ничего плохого не сделал.

— И только поэтому ходит с целыми.

— Нельзя быть таким злым.

— Кто-то же должен быть.

Я вздыхаю, позволяя голодном Рашу уткнуться носом мне в шею. Он чувствует не только запах Мара, но еще и Вереша… его колотит, и вибрация разносится по телу жгучими волнами.

— Ты что, без белья?..

— …

— Марррр…

— Что?

— Мы договаривались. Сегодня моя очередь.

Тот опускает голову ниже, и жаром меня обволакивает с двух сторон.

— Ты задержался.

— Шерхов сын…

— Не ссорьтесь… — у меня между ног уже покалывает, хотя с прошлого раза и часа не прошло. — Можно ведь всегда… компенсировать…

…Компенсировать приходится по полной программе.