Право на выбор (СИ)

4-13

Я дергаюсь так сильно и резко, что он отпускает — наверное от неожиданности. Разворачиваюсь — и душу возглас, ударившись спиной о стену. Застывая от обрушенного осознания, я только и могу, что смотреть.

Раш медленно садится на постели, глядя на меня все еще потемневшими от возбуждения глазами. Обнаженный до пояса, он подносит руку к лицу — ту самую руку! — и не сводя с меня глаз, медленно прижимает её ко рту.

— Что ты делаешь? — вырывается у меня задушенное, а взгляд сам собой мечется к двери. — Рехнулся? Совсем уже? Если Мар узнает…

— Он знает.

Что?..

— Мар знает, что я здесь.

— Что… что ты…

Раш смотрит почти не моргая — за возбуждением в его глазах расцветает насмешливое отчаяние.

— А я говорил, что это плохая идея… Упрямый придурок…

— Раш, что происходит? Что, твою мать, происходит?!

— Он разрешил. Пока ты спишь.

Разре…что? Что?..

— Но ты проснулась и естественно уловила разницу. Так что это была реально отстойная идея…

Подождите… стоп-стоп-стоп, это неправда… это не может… как он мог сам…

— Мар… разрешил тебе…

— Немного побыть с тобой. Пока его нет. Чтобы я не сдох.

Внутри стучит — все громче и громче, заглушая все связные мысли.

— Он разрешил. Тебе. Трогать меня. Делать… все это?

— … а я говорил…

— А ты согласился. И трогал меня. Потому что он разрешил. Так?

— …Так. Можешь ударить меня, если хочешь.

Я очень хочу, но руки онемели.

— Придурки… Два конченых придурка. Разрешил. Разрешил, мать твою! Совсем конченые! Как можно было… разрешать меня трогать… моего не спросив разрешения?!

Внутри клокочет и лопается что-то огромное, чудовищное и страшное. Ослепленная этой вспышкой, я вскакиваю с кровати — выйти, выбежать из комнаты, из дома, из тела выбежать, вырваться, броситься, так нельзя, нельзя, нельзя, как он мог, как он мог, как он мог!.. ступени, ступени, пол-порог-камни, деревья, снова камни… боль отрезвляет меня уже далеко от дома, на краю оврага — босые ступни все исколоты, на лодыжке чуть сочится кровью тонкий порез. Я смотрю на свои ладони — они плоские, как лист бумаги, и темные лунки на них кажутся нарисованными.

Гудит ветер над головой, путаясь в древесных кронах. Вокруг ни души — к этому оврагу редко заходят. Поднятая яростью сила утекает в каменистую землю — и тянет меня за собой, тянет на камни… руки находят и обнимают плечи, мне жалко себя практически до слез.

Так нельзя… так ведь нельзя… что бы я там не думала о Раше… что бы я не чувствовала… но так нельзя…

Серо-голубое небо надо мной гудит, расплавленное тяжестью уходящей ночи, встречая еще большую тяжесть утра. Скоро тут станет жарко… так жарко, что камни эти превратятся в мягкую глину… как долго я смогу тут быть, прежде чем придется вернуться… куда? Как туда возвращаться… как говорить и как смотреть… зная, что один позволил другому, а другой позволил себе… а главное…

А главное зная, что сама испытала при этом.

Стон хоронят ладони — едва слышный. Сбившееся дыхание наматывает легкие на позвоночник, и шаги за спиной я слышу, когда они останавливаются. Оборачиваюсь…

Ну конечно. Кто же еще.

Впервые со дня нашей встречи я вижу его таким — и отворачиваюсь. Не хочу смотреть. Не могу смотреть. Не могу сейчас быть рядом с ним.

Легкое, почти невесомое касание к плечу пускает по всему телу судорогу — стылую, скользкую. Не хочу… не трогай… не сейчас…

— Твои ноги…

— Все нормально.

— …

— Все. Нормально.

— …прости меня.

От голоса и лица его, мельком увиденного, что-то рассыпается внутри — и я подрываюсь.

— Прости?! Ты чем думал!.. Ты… как ты мог так… разрешить ему… со мной… Как ты мог, Мар?!..

Он смотрит молча — весь почерневший, весь огрубевший, как будто больной, он не отводит взгляд, не опускает голову, он молчит и смотрит на меня — так, как будто сейчас умрет. Ну что ты так смотришь?! Ведь ты сам позволил этому случиться! А теперь все поворачивается так, словно это мне нужно тебя утешать!..

— Зачем, Мар? Я что, так мало значу для тебя?..

Лицо его искажается — словно дотронулся до оголенного провода. Шагает ко мне вплотную, обхватывает ладонями лицо, я чуть вскрикиваю — горячо! — и шепчет севшим голосом:

— Потому… что ты бесценна для меня… за спасение твоей жизни я обязан ему… спасением его собственной…

— Ты о чем?..

— Он умирает.

— Что?..

“…Чтобы я не сдох”.

Серьезно? Нет, стоп, подождите… Серьезно?!

— Зов крови. Последняя стадия.

— И ты не сказал мне.

— Боялся. Прости.

— Это же касается меня… напрямую!

— Не хотел… тревожить…

— Мар! Твою ж..! — я начинаю нервно мерить шагами камни вокруг. — Меня надо тревожить такими вещами! Как бы иначе я догадалась, по звездам? Или уже постфактум узнала, что он… из-за меня!..

— Прости. Я не прав. Решать такое… без тебя… неправильно.

— Неправильно?! Это очень мягко сказано!

— Прости меня. Это ужасно. Этого не повторится.

— Дошло наконец-то, — вырывается ворчливое. — Пообещай, что больше никогда не примешь такое решение без меня. Это просто… ааа… не могу поверить, что ты это сделал…

— Прости меня. Обещаю.

— Ладно… — я резко тру лицо, поднимаю на него голову и вздрагиваю невольно — смотреть больно, как будто и правда сейчас умрет… или не как будто, черт его знает. — Это правда? Он правда умирает?

— Правда.

— Он же почти все время был рядом, почему тогда… Мар?

— Ему нужно… спать с тобой. Как и мне.

Твою ж мать.

— А если я буду с ним… то тебе… — я ведь и так догадываюсь уже, зачем спрашивать…

— … мне тоже будет больно.

Я опускаюсь на камни — держать тело вертикально больше нет никаких сил, вообще больше ни на что нет сил… Вот мы и подошли вплотную к тому, от чего бежали с самого начала. Какой выбор не сделаешь, кто-нибудь да будет страдать… или один, или второй… и я сама, при любом раскладе…

Мар опускается рядом, не касаясь — молодец, правильно понял.

— Мне жаль, что так получилось.

— Ты не виноват… в том, что так получилось.

— …

— Я бы хотела, чтобы всем было хорошо… но просто не представляю, как это устроить…

— Я пытался… но только все испортил…

— Потому что ты придурок, — раздается хмурое со стороны деревьев.

Раш идет медленно, осторожно, взгляд его цепляется за царапину на моей лодыжке. В руках у него — моя обувь.

— Балда, — плюхается он по другую сторону от меня. — Куда выскочила… босиком…

— …спасибо, — я не хочу, но краснею, опуская лицо. Видеть его… больно. Особенно когда он… такой.

— Что разнылись? Я же говорил — дерьмо твоя идея. Ничего не вышло. Так что я свалю в туман.

— Раш…

— Что Раш? У тебя есть предложения получше, чем втихую тискать твою спящую жену?

— Эй, ты…

— Я и твоя…

Они замолкают, а я не могу поднять голову — стыдно, больно, страшно, но кто-то же должен… сделать хоть что-нибудь!

— Я и твоя… жена тоже.

— Хах… надо же… вспомнила…

— Если ты не прекратишь…

— Оба прекратите. Сейчас же.

Мы сидим в тишине — одинаково беспомощные, обескураженные… как может не быть нормального выхода, когда мы так стараемся его найти? Не бывает же такого… чтобы не было выхода…

Он есть — и ты прекрасно это знаешь.

— Шерша говорила…

— Это кто еще?

— Ты можешь заткнуться и послушать ее?

— Вы можете оба заткнуться? Это рахшаса, которая была со мной на станции. Шерша говорила… советовала… чтобы я относилась к вам одинаково… Это очень трудно… Раш… я не уверена, что когда-нибудь… буду любить тебя так же, как и Мара…

Дрожь по обе стороны от меня — такая разная… Я знала… что будет трудно…

— Но ты… ты больше не чужой… я не хочу, чтобы ты умер… чтобы ушел… ты важен для меня… и для Мара, думаю, тоже, хотя он и не признается… Поэтому… ох… давайте постараемся вместе… как-то наладить отношения… настроить их так, чтобы нам всем было… ну хотя бы терпимо находиться друг рядом с другом… быть вместе, быть… втроём…

Молчание… долгое, тяжелое… жгучее…

— И что ты предлагаешь? Ты ведь не будешь со мной… без желания…

— Я…

— А я не могу… пока ты и Мар…

— Значит, мы не будем этого делать.

Я вскидываю голову. Он шутит? Он что, серьезно готов отказаться?..

— Если мы с ней не будем… тебе станет легче?

— …шерх его знает… но хуже стало именно после ваших кувырканий.

— А если, — в голове у меня щелкает, — я буду… ну… одинаково с вами… в тактильном плане? Обнимаю одного — значит обнимаю и второго. Беру за руку… и так далее? Ну, до определенных границ разумеется…

Переглядки над моей головой — мой собственный взгляд как теннисный мячик. Наконец Раш медленно произносит:

— Должно сработать… Во всяком случае, можем проверить.

— Мар? Ты не против?

Он качает головой.

— Пока ты в порядке… всё хорошо.

Лжец.

Ничего ему не хорошо… я же вижу, как вены опухли, за одно только утро… придется держать баланс, прямо-таки идеальный баланс, чтобы эти двое не ощущали себя обделенными… чтобы не страдали…

Легкое касание к макушке, давление на плечо — тур прижимает меня к своему боку и едва заметно улыбается, мягко, безрадостно.

— Не волнуйся. Тебе не нужно слишком сильно стараться… Просто не отталкивай… ни его, ни меня… каждый придет и попросит то, что ему будет нужно… сам попросит. Просто не отталкивай… и не убегай. Хорошо?

— Предлагаю начать прямо сейчас, — на талию ложится рука Раша, Мар вздрагивает, напрягается, но свою не убирает. Мне странно… очень странно, когда с двух сторон вот так обнимают… словно я изнутри раскалываюсь на части… Я знала, что будет нелегко…

— …ладно…

Но в этом нелегко я хотя бы больше не буду одна.