Право на выбор (СИ)

4-12

— Есть минута?

Вечер спустился с гор тихо и быстро — все еще окутанное облаками небо не пускало свет и жар снаружи, но и душной влажности не давало развеяться. Прислонившись к стене, он устало прикидывал расстояние до ближайшей пустыни, когда на пороге показался хозяин дома.

—..?

— Хотел поблагодарить. Еще раз. Знаю, ты не ради меня это сделал… но все равно. Спасибо, Раш’ар. Если бы тебя тут не было…

— Вам было бы проще.

Маршаллех не отвечает, не спорит и не соглашается. Как ему удается… всегда оставаться таким спокойным… может, поэтому она, неспокойная и нестабильная внутри, так тянется к нему?

— …этого мы не узнаем.

— Узнаешь, и уже очень скоро.

— О чем ты?

— О том, как без меня.

Он поднимается… разматывает бинты на руках… Что, неужели все-таки реагирует?..

— Раш…

— Ага… две-три недели, максимум — месяц.

— Но ты ведь с ней рядом… все это время…

— А еще с ней рядом ты.

— …

— Все, хватит. Я уйду до того, как начну терять конечности и разлагаться. Просто скажи ей… да что угодно скажи. Она не будет грустить.

— Подожди.

— Чего?..

Мар прикрывает глаза ладонью. Что прячешь? Жалость? Правильно, прячь её… не дай Праотец тебе ее показать…

— Я… что-нибудь придумаю. Должен быть способ… не терять конечности.

— А что тут можно придумать? — усталая злость поднимает змеиную голову, наполовину срубленную. — Тут или ты, или я, третьего не дано, сам видишь.

— Я что-нибудь придумаю.

Упрямый как… зачем? Ради чего стараешься?.. Как будто тебе не легче… не проще было бы…

— Как знаешь. Если нечем занять башку — удачи.

Все равно они оба прекрасно знают, что от Шер-минар нет лекарства. Дарганы, имеющие нечто похожее, придумали инъекции, которые позволяют сдерживать безумие влечения, но больше на психическом уровне — иначе бы не прекращались войны. А больше ни одна известная раса не обладала таким дерьмовым способом выбора партнерши. Не можешь быть с ней? Тогда сдохни.

В ушах пульсирует, и он прислоняется в стене дома, который так и не стал домом.

Но сжигать его больше не хочется.

— Как прошло? Ну, слушание?

К своему собственному стыду, я вспоминаю о причинах отъезда Мара только спустя пару дней после его возвращения, но оправдываю себя тем, что просто было не до этого. Мы активно приводили в порядок дом (я старалась хотя бы не путаться под ногами), помогали с тем же соседям. Постепенно жизнь в Рум'ре устаканивалась: сворачивали свои базы медики и спасатели, уменьшались и исчезали каменные завалы. В местном храме провели ритуал на упокоение погибших — двадцать чертыре тура, из них пятеро детей. Я старалась не думать об этом слишком много — потому что прекрасно знала, как глубоко могут утянуть подобные мысли и как сложно потом выбираться.

— Оно еще в процессе.

— А как тебя отпустили?..

— Меня не отпускали.

Я даже вилку роняю.

— А как тогда…

— Показания я дал, неоднократно. Поэтому когда увидел новости, то первым же рейсом улетел.

— А тебе ничего не будет?..

Мар улыбается — у меня под ложечкой стынет. Имею ли я право… на эту его улыбку?

— Не переживай. Уже все уладили. Семейные обстоятельства экстренного характера — это достаточно уважительная причина.

Я вымученно улыбаюсь в ответ и тут же одергиваю себя. Хватит. Ты ничего не сделала. Мысли… это просто мысли. Пока они не превратились в поступки, они вредят только тебе самой… нужно как раньше… вести себя как раньше, чтобы никто не страдал от этих мыслей…

— Раш, а… твоя работа… все нормально?

Тупица. Тупица, тупица, поумнее ничего не могла придумать?

Тур не поднимает глаз — последние несколько дней он вообще почему-то перестал на меня смотреть — и коротко отвечает:

— Все в порядке. Семейные обстоятельства — уважительная причина.

Повисшая за столом тишина вымораживает внутренности. Оно… всегда так было? Нет, хорошо у нас и не было, но… вот так? Что-то поменялось, между ними, между мной и Рашем, между мной и Маром, этот клубок с каждым вдохом все туже, все плотнее… Не задохнуться бы в нем — и не задушить самой.

Раш остается на ночь с нами — в его доме временно живет семья, оставшаяся без крыши над головой. Мне неловко — больше, много больше чем раньше, как будто возвращаясь к привычной рутине я предаю нечто, что возникло между нами… оно не имело право возникать, оно не было желанным… но от этого мне не легче…

— Очень было страшно? — спрашивает Мар, когда я клубочусь у него на груди, силой объятий стараясь вытеснить всё лишнее из себя. Слегка похолодало, но в его руках по-прежнему жарко — то, что нужно, когда внутри гуляет озноб.

— Угу…

— Уши твои как?

— Лучше. Поставили новые ретрансляторы. А я и без них уже что-то понимала, представляешь?

— Ты умница. Скоро и эти уже не понадобятся.

— Да где там скоро…

— Я в тебе не сомневаюсь.

Зато сомневаюсь в себе я.

Я сжимаю руки еще крепче. Если бы можно было вот так раствориться в нем… просочиться под кожу и кости, стать еще ближе, стать его частью и никогда, никогда не разделяться… если бы…

— Все в порядке?

Нет.

— Угу.

— Ладно… тогда засыпай…

Во сне я откатываюсь на бок — и сквозь дрему чувствую, как меня прижимают к себе, спиной к животу, горячему, твердому… жар этот путает сознание и мешает мысли… они липкие и ломкие, эти мысли, как будто не мои, чужие… ладонь на животе… мятая простынь под бедром… жарко… капли пота между грудей, в паху, в прогибе позвоночника… жарко…

Темнота все же уволакивает меня в свои недра, чтобы вытолкнуть под утро — всю взмокшую, слегка одуревшую, едва соображающую… за спиной по-прежнему — жар и твердость тела, мне неловко от собственной скользкой кожи… сквозь остатки полусна я подумываю подняться в душ — когда ощущаю прерывистое дыхание затылком, когда ладонь на животе начинает его поглаживать… осторожно… кончиками пальцев… улыбка сама собой растягивает губы…

Я тоже… очень скучала…

Он гладит осторожно… словно боится разбудить… хочет приласкать спящей? живот сводит, долго ли я смогу притворяться? скоро он поймет, что я не сплю… если еще не понял… но пока… пока можно сделать вид, что я и правда сплю… расслабить бедра… чуть теснее прижаться к его животу и… ооох… одно это чувство… когда он, каменный настолько, что это должно быть больно, вжимается в мою спину… чуть потирается… так легко, словно дрожит… Понял или нет? Запах его возбуждения — резкий, вышибающий мозги — его запах уже достиг меня, а мой… мой запах?.. Чувствует ли?..

Ладонь тура вздрагивает, когда я накрываю её своей и тяну ниже — туда, где она уже необходима. Натянутое белье — и обжигающие пальцы погружаются в горячую влажность, мне стыдно от звуков и хорошо от этого стыда. Хриплый стон над головой, прямо в волосы, он дергает пальцами нервно и неровно… хорошо… господи… может… может стоит вот так… попробовать… у нас давно не было… поэтому… ооох…

Сводит ноги, сводит стопы… слишком резко… слишком… тише… не так… быстро…

Я касаюсь его запястья, цепляя шероховатость бинтов, давлю на пальцы, стараясь их замедлить — да, вот так, медленнее, а еще лучше, если внутри… да… дааа…

Стоп.

Бин. ты?

Полуприкрытые, глаза мгновенно распахиваются. На моем животе, у меня между ног рука, обмотанная полосами бинтов.

Мар больше не носит бинты.